«Поговорим»! Ради этого она и пришла сюда. Она робко вошла в гостиную и протянула ему коробку.
— Мама решила подсластить вам новоселье…
Он приподнял крышку. Пирожные венчали конусы белого крема, щедро усыпанные фисташками и шоколадными чипсами. По-детски макнув палец в крем, он облизал его.
— Восхитительно! Как они называются?
— Канноли.
Он улыбнулся. Затем внимательно посмотрел на Фрэнси:
— Но вы ведь пришли не только из-за этого?
«Догадливый, дьявол, — подумала Фрэнси. — Вот Брент никогда не мог читать ее как открытую книгу. А этот Ной…» Это ее раздражало, и она разнервничалась еще больше. Еще бы, они с Ноем одни в небольшой комнате, а у него голый торс… Она отводила взгляд, чтобы не пялиться на него. На глаза попались гири.
— Вы их таскаете за собой, куда бы ни поехали?
— Даже тренажер лыжники складывают, и он помещается в любой багажник, а уж для гирь и подавно не требуется много места.
— Вам удобно здесь? У вас есть все необходимое?
Его глаза вспыхнули. Идиотский вопрос. Но и его реакция очень странная. Между ней и этим Ноем так и проскакивают какие-то дьявольские искры. Интересно, о чем он думает?
Но ответил он совершенно буднично и, как всегда, очень вежливо:
— Великолепная квартира. Гораздо уютнее, чем номер в мотеле. Здесь чувствуешь себя почти… как дома.
И снова в его голосе прозвучала грусть, так что хотелось протянуть руку и погладить его. Она попыталась увидеть комнату его глазами. Мама сама сшила портьеры, покрывало и съемный чехол на кресло: персиковые цветы на синем фоне. Софа и кресло занимали большую часть комнаты. На паркетном полу лежал сплетенный из синих и коричневых косичек ковер, очень домашний. Фрэнси приложила руку к вышивкам, висевшим на стене вместо картин, — пейзажики по мотивам времен года. Она отдыхала за вышивкой — прекрасный способ расслабиться. Сидишь себе и ни о чем не думаешь, а руки сами делают свое дело. Встанешь потом с кресла — а стресса как не бывало.
На кухне стол из светлого дерева, как и шкафчики; с ними прекрасно гармонировали занавески цвета кофе с молоком с синими разводами. От приоткрытой форточки занавески слегка колыхались, делая всю обстановку еще радостнее и уютнее, создавая хороший настрой.
— Я рада, что вам здесь понравилось. Иногда зимой, правда, бывает холодновато.
— Ваша мама принесла еще одно одеяло.
Фрэнси подозревала, что он не жаловал пижам, предпочитая спать нагишом. Это невыносимо — все время пялиться на его голую грудь. Еще и пальцы дернулись сами по себе — неужто к этим шелковистым завиткам? Господи! И что это с ней?
Она кивнула на коробку с пирожными, засунув непослушные руки в карманы джинсов.
— Если не собираетесь есть мамино угощение сейчас, то лучше сразу сунуть в холодильник.
Он так и сделал. Холодильник поражал пустотой.
— Завтра же закуплю продукты. Где у вас ближайший магазин? — извиняющимся тоном спросил Ной.
Фрэнси объяснила.
— Неужели вы сами готовите? — удивилась она.
Он улыбнулся.
— Мне уже тридцать шесть. Как иначе мне удалось бы выжить?
— Наверное, благодаря хот-догам?
Он рассмеялся.
— Ваши братья прекрасно справляются с разными блюдами. Чем я хуже их?
— Вы не похожи на человека, который стоит у плиты.
Лицо его стало суровым.
— Ребенком я был часто предоставлен самому себе. Вопрос стоял остро: либо научиться готовить, либо голодать.
— И не было ни брата, ни сестры?.. Никаких родственников?
— Ни единого.
У нее от сочувствия екнуло сердце. Для нее семья — это поддержка, понимание, любовь, она не представляла себя без своих близких.
— Извините. Я не хотела бередить…
Зазвонил телефон. Фрэнси вздрогнула. Ной облегченно перевел дух.
— Я оставил этот номер у себя в офисе.
— Но ведь уже поздно, да и воскресенье сегодня…
Он пожал плечами и снял трубку.
— Мне звонят только по делу и тогда, когда я действительно нужен.
Слушая своего менеджера, он не сводил глаз с Фрэнси, а та углубилась в изучение лыжного тренажера. Что-то тревожит ее. А это не давало покоя и ему. Колдовские шоколадные глаза так невинно округлились, когда она увидела его без рубашки, что это польстило бы кому угодно. Ясно, обычное мужское тщеславие, а вот надо же — приятно. Но уже вскоре им овладели совсем другие мысли и чувства. Страстная натура Фрэнси излучала мощные флюиды. Они лишь слегка коснулись его, когда речь зашла о катке. Но когда ее глаза остановились на его расстегнутом ремне, он прочел в ее взгляде такое…
Мужчина и женщина. Их властно влекло друг к другу. Это так просто. И так сложно. Он вздохнул и вновь сказал себе: «Оставь Фрэнси в покое. Она заслуживает большего, чем ты можешь дать ей». Ее вопросы и его ответы о семье лишний раз показали, насколько они разные. Два абсолютно несхожих мира.
Когда он повесил трубку, Фрэнси сказала:
— А вот я никогда не звонила вам после работы.
— Кажется, вы вообще предпочитали не звонить, иначе знали бы, что Крэг вышел из компании.
Она приподняла пятифунтовую гирю и несколько раз отжала ее.
— Я стараюсь решать проблемы своими силами.
— Крэг говорил мне об этом.
— С ним правда все в порядке?
— Да. Он снова вернулся в аудиторскую фирму.
— Аудиторскую?
— Когда-то мы оба там начинали, а уж потом занялись катками.
— А почему он решил продать свою долю?
— У него возникли личные проблемы. И это все, что я могу вам сказать.
Крэг был единственным человеком, с которым Ноя связывала дружба. И он не станет обсуждать его проблемы с кем бы то ни было. Даже с Фрэнси. Кто знает, что творится в этой красивой головке? Но одно он уже понял: им опасно находиться вдвоем в этой тесной комнатке.
Она оставила в покое гири и остановилась возле кухонного стола.
— Ной, у меня к вам деловое предложение.
Он едва не расхохотался. Но вовремя сдержался. Она выглядела очень серьезной.
— Я весь внимание.
Она прижала руки к груди:
— Я хочу выкупить у вас пай геттисбергского катка.
Глава 4
