Ее андалузский друг

— Ты должен нанести ответный удар — хотя бы для того, чтобы отомстить за своих убитых товарищей.

Михаил понимал, что Роланд пытается сыграть на его чувствах, но таковых у него не имелось. Ему совершенно наплевать, что его дружки умерли, — они были совершенно опустившиеся, смерть стала для них избавлением.

— Посмотрим, что я могу сделать. Ты пришлешь мне кого-нибудь?

— Ты прекрасно справишься сам.

Михаил посмотрел на себя в зеркало, наклонил голову к правому плечу — с легким щелчком что-то встало на место.

— Хорошо, но уточни задачу.

Михаил услышал, как Гентц щелкает мышью — видимо, одновременно что-то ищет в Интернете.

— Ральф просто вне себя от ярости. Сделай что-нибудь — все что угодно, он не сможет глаз сомкнуть, пока мы не покажем им, что они проиграли. Ты сам знаешь, каков он.

Ничего не ответив, Михаил положил трубку.

Приняв душ, он позвонил в фирму, оказывающую эскортные услуги. Заказал себе женщину — не слишком юную, не слишком стройную, хорошо говорящую по-русски. Вскоре женщина появилась. Оказалось, что она из Албании. Мини-юбка, высокие белые сапоги, розовая майка, широкие бедра — как раз в его вкусе. Она представилась как Мона Лиза, но ему это имя не понравилось. Он спросил, можно ли называть ее как-нибудь по-другому — скажем, Люся?

Михаил и Люся лежали в постели, распивали на двоих бутылку женевера[12] и смотрели какое-то голландское ток-шоу. Ему очень понравилось, когда они вместе посмеялись над тем, что никто из них ни слова не понимает.

— Ты можешь остаться на ночь?

Она потянулась за мобильником, лежавшим в золотистой сумочке, набрала номер и продиктовала кому-то номер карты Михаила.

Ночью он спал, положив голову ей на грудь, обнимая ее, как ребенок прижимается к матери. В четыре утра прозвонил будильник в его наручных часах. Михаил сел в кровати, протер глаза. Боль не ушла — от нее так легко не отделаешься. Он повернулся — Люся спала, тихонько похрапывая.

Михаил включил навигатор, поднялся и пошел в ванную, где умылся холодной водой над малюсенькой раковиной. Когда он снова вернулся в спальню, то увидел, что датчик активирован. Посмотрев на карту, Михаил понял, что ящики находятся на западе Ютландии.

Он оделся и оставил на ночном столике щедрые чаевые для Люси. Затем вышел, осторожно закрыв за собой дверь, сел за руль машины, вырулил на трассу и скрылся в утреннем тумане.

Маленький бревенчатый домик с соломенной крышей, окруженный деревьями, располагался чуть на отшибе, в нескольких сотнях метров от старой проселочной дороги. Йенс направил машину на гравийную дорожку, ведущую сквозь аллею. По обе стороны от нее лежали пшеничные поля. Светило солнце, и аллея была освещена как раз таким светом, какой Йенс помнил с детства, когда проводил каждое лето у бабушки, — золотистым, оранжевым и зеленоватым одновременно.

Корабль он покинул накануне ночью, когда рыбацкая лодка Терри увезла его на юг Ютландии. Войдя в пустынный залив, они под покровом ночи выгрузили свой товар. Их поджидали три машины — одна из них была предназначена для Йенса, и он поспешно удалился.

Припарковав автомобиль перед домом, он некоторое время сидел неподвижно. Утро выдалось прекрасное, пели птицы, роса испарялась с травы под лучами солнца. Открылась дверь, окруженная розовыми кустами, и пожилая женщина с седыми волосами и в переднике широко улыбнулась Йенсу. Он улыбнулся этой идиллической картине, открыл дверь и вылез из машины.

Они обнялись, и она долго не отпускала его.

— Надо же, ты приехал! Какой замечательный сюрприз!

Бабушка Вибеке приготовила чай и, как всегда, поставила на стол старинный бело-голубой сервиз с чуть отбитыми краями. Йенс рассматривал ее. Она была старенькая — ужасно старенькая, однако возраст еще не перешел в ту стадию, когда пожилые люди становятся уставшими и замкнутыми. В глубине души он желал ей покинуть этот мир в том же настроении, в котором она всегда пребывала, и умереть в этом доме.

Оглядев кухню, Йенс взял с полки фотографию в рамке. Дедушка Эспен с огромными висячими усами, в шляпе с большими полями и ружьем на кожаном ремне через плечо.

— Помню, я не мог оторвать глаз от этой фотографии. Мне казалось, он стоит прямо посреди дикой саванны, собираясь охотиться на слонов или отстреливать браконьеров. А на самом деле этот снимок сделан здесь, за домом, на фоне свежескошенного поля, когда он шел отстреливать кроликов.

Вибеке кивнула:

— Он был великий человек.

Йенс разглядывал фотографию.

— Однако мы были не в восторге друг от друга, дедушка и я, не так ли? — Он уселся, поставив фотографию на стол перед собой.

— Даже не знаю. Он считал, что ты не знаешь никаких границ. А ты отвечал, что он сумасшедший и лезет не в свое дело. Вы всегда начинали ссориться, если не из-за одного, так из-за другого.

Йенс улыбнулся, однако в его отношениях с дедушкой все было серьезно. Он так и не понял, почему они не ладили.

Бабушка принесла чайник, разлила чай в чашки.

— Каждое лето, когда ты приезжал, вы поначалу хорошо общались. Ты ходил с Эспеном на охоту, рыбачил на реке — вы как будто проверяли свои отношения. Через несколько дней вы переставали что-то делать вместе — ты находил себе другие развлечения, Эспен тоже занимался своими делами.

Она села напротив него.

— Однажды летом — кажется, тебе стукнуло четырнадцать — ты пошел в деревню за покупками. Там была компания парней на мопедах, на несколько лет старше тебя. Они начали задевать тебя. Помню, ты пришел домой с синяком под глазом, и Эспен обвинил во всем тебя. Он решил, что вся проблема в тебе. Я пыталась его переубедить, но он меня не слушал.

Йенс помнил эти события. Вибеке допила чай из чашки.

— За пару дней до отъезда ты один отправился в деревню, отловил тех парней поодиночке и каждому сломал нос. Помню, ты вернулся домой сияющий от гордости, но ни слова не сказал. Я узнала обо всем задним числом, когда ты уже уехал, — мать одного из парней пришла сюда, чтобы разобраться с тобой.

Вибеке улыбнулась:

— Эспен всегда волновался за тебя, говорил, что ты никогда не сдаешься, даже когда знаешь, что игра проиграна.

— Да, я никогда не сдавался.

— А сейчас?

Йенс быстро обдумал ответ:

— И теперь не сдаюсь.

Они поужинали в саду за деревянным столиком в беседке. Йенс и Вибеке долго сидели и разговаривали — он не спешил идти ложиться, ему хотелось продлить этот тихий вечер.

— Спасибо, что ты приехал, мой мальчик!

Йенс взглянул на нее, допил вино и поставил бокал на стол.

— Я очень рвался сюда каждое лето, меня совсем не тянуло потом уезжать домой… и так повторялось каждый год. Бабушка, ты единственный человек, который понимает меня.

Ее глаза наполнились слезами — это были старческие слезы, свободные от грусти и печали.

Ночью Йенс долго лежал без сна, глядя в потолок. Кровать была глубокая, как ванна. Он пытался вспомнить, как в детстве спал на этой же кровати. Воспоминания пробудили в нем чувства — это были светлые чувства. Впервые за много месяцев он заснул, лежа на спине.