Ее андалузский друг

Арон стянул с упавшего защитный жилет, приподнял голову Леффе и засунул жилет ему под спину. Рюдбек ничего не понял.

Приставив пистолет к сердцу Леффе, Арон сделал два выстрела. Пули прошли сквозь тело и застряли в жилете. Пол выдержал, Леффе умер мгновенно. Зивкович вскрикнул, как ребенок, и заплакал.

— Кто ты такой? — спросил Гектор.

Хокан не сводил заплаканных глаз со своего мертвого приятеля.

— Меня зовут Хокан Зивкович.

Гектор убрал колено, перевернул Зивковича.

— И ты изрядно струсил, да, Хокан?

Тот не смог выдавить из себя ни слова.

— Только что ты был совсем другим, вел себя нагло, угрожал мне… Подумать только, какие перемены случаются с людьми. — Гектор крепко держал его за горло. — Рассказывай.

— Он не назвал себя, — прохрипел Зивкович.

— Как он выглядел?

Зивкович описал внешний вид Сванте Карльгрена.

— Какова была цель этой встречи?

Гектор сильнее сдавил его горло.

— Напугать вас. Чтобы вы оставили его в покое.

Гектор посмотрел на Зивковича, который начал бледнеть на глазах.

— А если бы мы не согласились?

— Тогда мы должны были застрелить вас.

— Этот прием не сработал… Не так ли?

Хокан помотал головой.

— Пойди к нему и расскажи в деталях и в красках, что здесь произошло. Объясни ему, что мы никогда не оставим его в покое — и тебя тоже… Запомни это, Хокан Зивкович.

Гектор отпустил Зивковича. Тот тяжело поднялся и поспешно покинул квартиру, даже не взглянув на своего мертвого товарища.

Хокан вышел из подъезда и почти бегом кинулся вниз по улице. Лицо у него было бледное, вид потерянный, из носа текла кровь… Он был один.

Андерс позвонил Гунилле, рассказал, что он только что наблюдал. В трубке наступила пауза.

— Один? — переспросила она, словно этот вопрос давал ей дополнительное время на размышления.

— Да.

— Стало быть, твой план, похоже, сработал?

Андерс промолчал.

— А второй остался там, наверху?

— В каком состоянии — не хочу даже думать.

— Ну что ж. Тогда настало время. Или как, Андерс?

— Пожалуй, действительно настало.

22

Немец уже полчаса как проснулся, поскольку в отделении началась утренняя жизнь.

Лечащего врача звали Патрик Бергквист. Ему было тридцать восемь, у него были курчавые волосы, и он всегда надевал шлем, отправляясь на работу на велосипеде. Доктор Бергквист сидел на краю кровати и светил Клаусу в глаза маленьким карманным фонариком, который достал из нагрудного кармана своего белого халата. Клаус смотрел на него, чуть в стороне ждала указаний медсестра. Патрик говорил по- немецки так, как его научили в школе:

— Вы помните свое имя?

Клаус бросил на него раздраженный взгляд:

— Да.

— И как же вас зовут?

— Не твое дело.

Патрик старался сохранить лицо.

— Почему?

— Это тоже не твое дело.

Патрик не был готов к такому ответу. Он привык к тому, что пациенты относятся к нему с уважением, к тому же он не любил попадать впросак в присутствии медсестер. Он погасил свой фонарик.

— Мы извлекли пулю. Вам повезло — она не вызвала устойчивых нарушений в работе внутренних органов. Некоторое время болевой синдром еще будет сохраняться.

— Спасибо, — негромко ответил Клаус.

Патрик кивнул.

— С вами хочет побеседовать полиция. Вы в состоянии?

— Нет.

— Однако я все же вынужден позвонить им. Я склонен считать, что вы в состоянии с ними побеседовать.

Доктор Бергквист покинул палату, зашел в крошечный кабинет и отыскал номер, который дали ему полицейские. Он набрал его — ему ответила некая Гунилла Страндберг, которая оказалась исключительно приятной и воспитанной женщиной.

— Насколько сильно он пострадал? — спросила она.

Патрик Бергквист начал объяснять ей на врачебном языке. Она прервала его, сочтя, что он слишком важничает.

Клаус сидел на кровати и листал шведский иллюстрированный журнал. Он рассматривал фотографии короля Карла Густава, королевы Сильвии, Карла-Филиппа и Мадлен, стоявших на зеленом газоне перед каким-то дворцом и махавших в объектив камеры. Виктории и ее мужа на снимке не было. Наверное, они отправились в какую-нибудь поездку. Клаус прекрасно знал их всех — его сожитель Рюдигер был специалистом по европейским королевским домам.

Открылась дверь. Андерс кивнул одним подбородком, когда они вошли в палату. Клаус скользнул по нему взглядом, потом с отвращением покосился на толстого Берглунда, следовавшего по пятам за первым вошедшим.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

По-немецки Аск говорил неплохо. Он пододвинул себе стул и сел.

— Кто вы такие? — спросил Кёлер.

Хассе достал свое полицейское удостоверение.

— Тебя подстрелили? — спросил Андерс.

Клаус продолжал листать журнал. Кикки Даниэльсон сидела у себя дома за кухонным столом из сосны.

— Как тебя зовут?

Клаус на мгновение поднял глаза, однако отвечать на вопросы не планировал.

— Мы можем помочь тебе. Именно поэтому мы и пришли.

Андерс демонстрировал чудеса терпения, Кёлер переворачивал страницы в журнале. Какой-то человек по имени Кристер с большим лицом держал в объятиях свою миниатюрную жену. Судя по всему, этот самый Кристер любил Элвиса Пресли — и гасил общешведскую тоску по уединенному лесному домику, установив себе в ванной золотые краны. Андерс наклонился вперед, осторожно взял журнал из рук Клауса: