за толк делать все эти бесконечные дела, если и так понятно, что чем закончится? А главное, что все эти мероприятия как-то в стороне от жизни, от сердца. Делаешь что-то, делаешь, крутишься, а в результате? Неужели только ради того, чтобы не сдохнуть от тоски, чтобы не чувствовать себя одиноким? Неужели все наши мнимые дела есть лишь порождение нашей собственной лени? Да не может быть! К чёрту! Никуда не поеду сегодня. Где телефон? Надо выключить звук и засунуть аппарат куда-нибудь подальше. Вечером посмотрю, кому я там понадобился.
9.47
Погода располагает — тепло и моросит дождь. Может, ещё поспать? Бездарно…
9.49
Пойду почитаю немного для начала. Та-ак, что у нас здесь?… Рыться в книгах — удовольствие, всегда можно найти что-нибудь.
10.08
Ну, отлично! Что может быть более кстати сегодня? Вообще, конечно, всё последовательно — толпа, вседозволенность, бред массового сознания и смерть. Он написал это уже в Крыму, сбежав из Одессы, охваченной красным террором. Сбежал, я думаю, потому, что не очень получалось, хотя и хотелось, оставаться в чистом искусстве среди погромов, хамства, грабежа и расстрелов. Когда читаешь в газете о гибели ста человек — тебя это мало беспокоит. Когда босяк харкает непосредственно в твоё лицо, грозя револьвером, — думать о высоком слоге тяжеловато. Надо делать ноги. Мы все в душе или красноармейцы, или бегущие от них. Бирюльки для взрослых мальчиков и девочек. В красные, зелёные и голубые играй, а в чёрные, жёлтые и коричневые не играй. Какая разница? Бр-р-р-р… А разница в том, что когда одни насилуют дочерей своих братьев, другие распевают «Народу Русскому: Я скорбный Ангел Мщенья…»[5]
10.11
Надо поесть. Пожалуй, это будет омлет. Большой, из пяти яиц, со слегка обжаренным луком, помидорами, в корочке запёкшегося сыра и в конце посыпанный мелко нарезанным укропом. Пара бутербродов со сливочным маслом. Да, ещё пара сосисок, порезанных и обжаренных, с холодным нежным горошком на гарнир. Чашка кофе с молоком — это с бутербродами. С омлетом и сосисками — пиво? Нет. Вино. Где-то стояла бутылка со столовым красным… Есть. Отлично.
10.27
Ну-с, начнём.
10.35
Готовить приятнее, чем есть. Честное слово. Готовить — это стильно. Просто многие из нас уже забыли, что такое чувство настоящего голода. Пожирать глазами — вот удел нашего времени. В прямом и переносном смысле. Голод утоляется быстро, а на алтаре стиля медленно прогорают время, здоровье и личная сила каждого, предназначенная для чего-то большего.
11.14
Поев, выхожу на улицу, прихватив с собой кофе. Поднялся сильный ветер. Холод отрезвляет и собирает в кучу. Можно было бы побежать, прямо через поле, туда — откуда он дует. Найти место, где он рождается, и полететь, полететь вместе с ним. Над домом, над городом, над дорогами, над толпами и над суетой. Лететь громко, посылая всё к чёрту…
Грозовые облака почти до сумерек сгущают дневной свет, и от них начинают отрываться и падать с шумом на землю крупные капли воды. Не может быть, чтобы вся эта красота танцевала только для нас…
11.37
Сижу на террасе и курю в метре от сплошной стены ливня. Сигареты и дождь как-то связаны друг с другом. Не знаю как, но я выкуриваю штуки три подряд, прежде чем отключаюсь от картинки. Всё-таки слишком холодно…
11.52
В доме как-то пусто, неуютно. Может, посмотреть, кто звонил? Нет — это всё равно что влезть в рой комаров. Открываю бутылку молока, ставлю диск и ложусь на диван. Накрываю ноги пледом. «Облако- рай»[6]. То, что нужно! Никакой патетики. Не считая самой песни — одна сплошная вера в человека…
13.12
Фильм закончился. Вместе с ним закончилось полуторачасовое замещение. Если бы кто-то позвонил или пришёл, цикл замещений продолжился бы. Но телефон выключен. Ад — это когда нельзя улизнуть, когда непрерывно приходится быть самим собой, не соглашаясь с этим. Родиться людьми и мучиться, изо всех сил пытаясь оставаться ими. Да мы просто не знаем, с какой стороны подходить к благодати. Туристы,
