наблюдала в зеркало, как медленно ступая по ковру, с трудом опираясь на калеченную ногу к ней идет тот, кого она нагадала себе несколько лет назад. Страх отступил задолго до того, как она толком разглядела мужчину в отражении, с замиранием сердца отмечая каждую деталь его облика. Анна узнала отчего-то ныне сразу же, как тот сделал первые шаги в ее сторону от двери.
Когда Андрей подошел ближе, Анна поднялась медленно с кресла, шагнула к нему навстречу, чувствуя, как уходят прочь все сомнения и тревоги, что мучили ее последние дни и вспыхнули мимолетно в душе сейчас.
— Это ты! Это ты! — повторяла и повторяла она, глядя на него с таким восторгом в глазах, что он не мог не улыбнуться.
— Смею надеяться, что это не возглас удивления моему приходу.
Анна даже не улыбнулась в ответ на его шутливую реплику. Он здесь. Он пришел. Сердце ее стучало так, словно внутри была кузня с силачом-кузнецом, который все ухал и ухал молотом по наковальне, входя в быстрый ритм работы. А потом вспомнила, зачем позвала его сюда, и потянулась рукой к широкой бретели сорочки, желая стянуть ту вниз. Тогда он потеряет голову, определенно потеряет голову, и будет снова в ее руках. А там и девушка тети подойдет, и все решено будет…
Но Андрей вдруг задержал ее руку на плече, не дал опустить бретель, и она взглянула на него удивленно и даже возмущенно. А потом забыла о своем мимолетном негодовании этим жестом, когда его большой палец скользнул по горячей коже плеча, погладил ее ключицу. От этой легкой ласки тело вдруг стало таким мягким, словно таяло, как снег под первым весенним солнцем. Так и было, подумала она, поднимая взгляд и встречая его взор, а потом подставляя свои губы под поцелуй, который встретила с пылом, удивившим даже ее саму.
Он был ее солнцем. И ей было так хорошо под его лучами… и она зачахнет без него… Просто не сможет жить без его тепла, без его нежности, без этих рук и губ…
— Attendez, — прошептал Андрей прямо в ее губы, когда Анна схватилась за ворот его фрака. — Attendez, Annie… [661]
Но она покачала головой упрямо, не желая выпускать ткань из своих пальцев. И ему пришлось обхватить эти пальчики в плен своих ладоней, вынудить отпустить ворот, коснувшись тех губами в качестве компенсации. Они были такие маленькие и хрупкие, эти пальчики в его ладонях, что даже сердце замерло на миг. И в этот самый миг стало совсем не важны те причины, которые заставили ее сделать то, что сделано ныне. Она шагнула к нему, и именно этот шаг стал важен для него. Пусть и сделан тот шаг не от сердца, как бы ему хотелось…
— Attendez, — снова прошептал Андрей, но Анна только головой покачала упрямо, облизывая пересохшие отчего-то губы. Она не понимала, сколько времени проспала, положив голову на руки, скрещенные на столике перед зеркалом. И очень боялась, что промедление сыграет против нее сейчас. Довольно было, конечно, что он уже здесь, в ее спальне, но ей так хотелось… Впервые она понимала, что такое, когда тебе просто необходимо касаться человека. Чтобы снова и снова ощутить те непередаваемые словами ощущения, которые переполняли ее в этот миг.
— Не торопись, — тогда прошептал он ей, не в силах удержаться и не коснуться ее, наслаждаясь ее близостью. Провел ладонью по распущенным волосам, по этим шелковистым волнам, мягкость которых так отчетливо запомнили его пальцы еще тогда, когда ласкал их той самой ночью, когда поддался порыву навсегда соединить свою судьбу с ее судьбой. Даже наперекор желанию самой Анны. И снова поступил бы точно так же — самостоятельно решая их будущее, невзирая на ее возражения, если бы завтра Анна отказала ему.
— Все должно быть не так. Attendez, — прошептал Андрей, переплетая свои пальцы с ее тонкими пальчиками. Анна так смотрела на него, что у него в груди все переворачивалось от неуемного желания никогда не выпускать ее из своих рук. Он не должен был тогда слушать ее. Надо было довести все до самого конца, до спешного венчания, не поддаваясь на соблазн учесть ее желания. И пусть был бы скандал, пусть их венчание еще долго обсуждалось в гостиных уезда! Он бы сумел защитить от всех этих толков и взглядов… он бы укрыл ее от всего света, если понадобилось бы.
— Когда-то я открыл вам свою душу здесь, в стенах этого самого дома, Анна. И вручил в ваши руки свое сердце и себя самого, отдавая на вашу милость. И вы тогда отвергли меня, Анна. Я не виню вас за то вовсе. Смею ли? Ведь я понимаю, отчего тогда был тот отказ. Ваше счастье с того самого дня, как появился этот мальчик, неразрывно связано с ним. Ваши узы никогда и никому из людских существ неподвластно разорвать. И я отступил тогда, понимая, что не смогу составить ваше счастие. Потому что тогда все, что я видел в этом дитя… Но нынче… Нынче все переменилось. Вы переменили меня, Анна. Должно быть, я чувствовал это еще тогда, когда увидел вас. Что мне никогда уже не быть прежним, таким, каким я был до встречи с вами. Вы — мое проклятие, Анна, и вы — мое благословение. Вы вывернули мою душу наизнанку, как бы грубо это ни звучало. Она истрепана, изорвана в лохмотья. Но через это пришло очищение… Я стал иным. И вот иным я перед вами нынче…
Анна стояла ни жива ни мертва, застыла на месте, наслаждаясь каждым произнесенным словом. И даже дыхание затаила в ожидании того, что вот-вот будет сказано. Только стояла и смотрела в его глаза, чувствуя, как распирает грудь от того вихря чувств, что были в этот миг в ней.
— Не вы вручаете мне свою судьбу ныне, а я отдаю свою в ваши руки, — произнес Андрей. — И я бы хотел, чтобы было именно так. Анна Михайловна… Анни… я вас прошу оказать мне честь и подарить мне счастье стать моей женой. Я вас люблю безмерно. Я сделаю все, чтобы вы были счастливы. И чтобы никогда не пожалели о принятом вами решении, коли вы дадите свое согласие. Вы позволите мне это?
Отчего-то так и не нашлось слов, да и сумела бы она их проговорить, когда горло сжалось от переполнявших ее эмоций в этот миг? Только кивнула, стараясь хотя бы глазами выразить ту радость, что такое родное для нее уже и такое желанное кольцо с гранатами снова занимает место на ее пальчике. И застыла, глядя, как скользит холодный ободок по тонкой коже. Глядя на пальцы мужские, на одном и из которых в неясном свете ночи Анна разглядела незнакомый ей прежде перстень. Тускло блестели темные, почти черные ныне аметисты, будто подчеркивая ровную и холодную гладкость нефритов. Четыре камня, закрепленные в драгоценном металле. Одно-единственное имя, напоминание о котором всегда носил при себе обладатель этого перстня. На руке, которая всегда была протянута ей в помощь, даже когда Анна сама этого не понимала. Ее надежда, ее опора, ее поддержка в минуты, когда она была совсем слабой.
И Анна поймала эту руку в плен после того, как гранаты заняли положенное место на ее пальце, быстро поднесла ее к губам, этим поцелуем выражая все чувства, что переполняли ее душу ныне. Она все же успела коснуться его кожи прежде, чем он остановил ее, аккуратно выпростал ладонь из пальцев и снова взял в плен своих рук ее лицо.
— Что ты делаешь? — прошептал Андрей, склоняясь к губам, которые она сама подставляла ему, вставая на цыпочки и тяня его за ворот к своему лицу. — Что ты со мной делаешь?
Я люблю тебя, сказала Анна мысленно, когда их губы соприкоснулись. Я просто безумно тебя люблю. Каждой частичкой своего тела. Каждой частичкой своего сердца…
Поцелуи становились все жарче и глубже, а странное томление, которое теплилось в Анне с той самой ночи, когда ей привиделся тот сон, с каждым мигом менялось, становясь нестерпимым, таким страстным, что казалось — не получишь желаемое, закрутит острой болью. Она даже протестующе застонала, когда Андрей отстранился от нее вдруг, снова размыкая кольцо ее рук вокруг своей шеи.
— Мне надо идти, моя милая, — прошептал он между поцелуями, сам не в состоянии разомкнуть их тесных объятий. — Я не должен быть здесь… а как должно — с завтрева, при свете дня… Но твоя записка… и сызнова все верх пятками! Ma petite flamme! [662]
— Но ты пришел! — едва ли не торжествующим шепотом провозгласила Анна, улыбаясь. Одновременно она уже проникла ладонями под ткань фрака, приложила пальцы к его груди, ощущая бешеное биение его сердца даже через жилет и полотно рубашки.
— А разве я мог иначе, ma petite flamme? — улыбнулся ей в ответ Андрей, стараясь не обращать внимания на жар ее тела, который он чувствовал сейчас под своими руками. — Окна моих покоев далече от шпалер.
— Знать, вы спасли меня в который раз, — Анна ничуть не смутилась, когда он напомнил о той самой угрозе, которую она приберегла напоследок для него, и даже возможности попасть в совершенно иную спальню, чем хотелось бы. Если бы конечно, была намерена исполнить свое обещание. — От души надеюсь
