Запрелов спокойно ответил:
– Ошибаетесь, подполковник! И скоро в этом убедитесь. Вам не удастся замять преступление, как ранее удавалось не выносить сор из избы. На этот раз вы вынесете его, полным корытом! Прошу пройти в канцелярию! Я вам кое-что покажу!
По расчету ротного, старшина Стоценко уже должен был написать объяснительную записку.
Комбат встал, обойдя Запрелова, пошел в канцелярию. К этому времени весь личный состав роты проснулся и из-под одеял следил за движениями офицеров. По пути на другой конец казармы к ним присоединился и замполит батальона майор Манерин. Чупанов ввел того в курс дела, отчего Виктор Петрович только потер затылок, произнеся:
– Дела, кренделя!
Подойдя к канцелярии, комбат рванул дверь на себя.
Она оказалась, как и следовало быть, запертой.
Подполковник повернулся к капитану, приказав:
– Открывай!
– Минуту!
Он крикнул:
– Стоценко!
В ответ:
– Я, товарищ капитан!
– Ты закончил работу?
– Так точно!
– Тогда открой дверь!
– Есть!
Дверь распахнулась, капитан жестом указал комбату на помещение канцелярии:
– Прошу!
Палагушин вошел, подозрительно посмотрев на старшину, коротко спросил:
– Что дальше?
Капитан взял со стола три мелко исписанных с обеих сторон листа стандартной бумаги, пробежался по строкам. Стоценко правильно понял обстановку и написал то, что нужно. Капитан протянул один лист комбату:
– Ознакомьтесь с данным документом, товарищ подполковник!
Комбат взял лист, присел на краешек стола, начал читать показания старшины роты, про себя проклиная этого слишком грамотного капитана и чересчур бестолкового старшину. Он понял, чем грозит лично ему эта объяснительная записка, попади она в военную прокуратуру. Первым, кого возьмут юристы за задницу, станет парторг, а тот, прикрывая эту свою задницу, вполне может сдать комбата – как он подбирал сержантов, освобождая их от службы в Афганистане. Следаки раскрутят дело и докопаются, по каким критериям отбирал сержантский состав подполковник. И тогда хана! Чертов Запрелов! И чего его духи в горах не дострелили? Патронов не хватило? Знать бы, Палагушин и склада боеприпасов для такого дела не пожалел бы. Но все это ерунда. Надо быстро придумать, как исправить ситуацию. И один вариант немного стабилизировать обстановку есть. От самого Запрелова доносится запах спиртного. Этим и следует воспользоваться. Для начала! А потом думать, думать и думать. Но чтобы к утру перехватить инициативу прочно, лишив ротного всех его козырей и сделав преступника из него! Иначе…
Подполковник свернул объяснительную записку, положил ее в карман, проговорив:
– Хорошо! Разберемся!
И, повернувшись к своему заместителю Манерину, неожиданно приказал:
– Капитана Запрелова и старшину Стоценко в санчасть для обследования на предмет употребления спиртных напитков.
Офицеры удивленно переглянулись, комбат же продолжил:
– Старшему лейтенанту Чупанову находиться в роте до утра! Заодно разобраться с лейтенантом Городиным. Только не сразу, пусть выспится, а то тоже напорет всякой херни в объяснительной. Ну а Русановым я займусь лично!
Он повернулся к дежурному по батальону:
– Яковлев! Вынесенное Запреловым наказание сержантам Доброхлебову, Мамихину и курсанту Гуревичу я отменяю! Никаких трех суток ареста! На гауптвахте продержать названных военнослужащих также до утра! В 8.00 после медицинского освидетельствования на предмет нанесения им физических травм всех в строй! Кому что не ясно?
Офицеры промолчали. Никто, включая Илью, не ожидал подобной реакции комбата.
– А раз ясно, выполнять приказ. Контроль лично на мне. Я до утра – в штабе! Все! Вперед!
Подполковник покинул подразделение, направившись в штаб части.
Манерин сказал Запрелову:
– Ну, что, Илюша, бери с собой старшину и пошли в санчасть?
– Но ясно же, что там подтвердят употребление нами спиртных напитков!
– А что делать? Ты думал нахрапом взять Палагушина? И допустил промах. Таких нахрапом не возьмешь, хотя я не представляю, каким образом ему можно замять это дело! А то, что он попытается это сделать, – однозначно!
Офицеры и военнослужащие, определенные с ними, разошлись исполнять приказ командира батальона.
А Палагушин, зайдя к себе в кабинет, выругался:
– Вот блядь Запрелов! И дернул его черт сунуться ночью в казарму! Как бы поутру можно было зацепить его? А теперь впору самому выворачиваться! Но ничего, ничего, прорвемся!
Он сел за рабочий стол, пододвинул к себе аппарат секретной связи, снял трубку.
Ему ответил помощник дежурного по батальону.
Сам Яковлев решал вопросы на гауптвахте.
Комбат приказал:
– Соедини меня быстренько с «Колючим»!
– Есть!
Через какое-то время:
– «Колючий» слушает!
Это ответил оперативный дежурный штаба дивизии в Ашхабаде.
Палагушин представился:
– Я – командир «Поиска»!
И попросил:
– Прошу срочно соединить меня с квартирой начальника гарнизонного госпиталя!
Оперативный дивизии поинтересовался:
– У вас что-то произошло?
– Нет! Иначе я обо всем оповестил бы вас!
– Ясно! Соединяю!
Раздались длинные гудки вызова обычного городского телефона. Наконец:
– Да? Полковник Троянов слушает!
– Гена? Это Палагушин!
– Леша? У тебя что, с головой непорядок? Ты на время, перед тем как звонить мне, смотрел?
– Смотрел, Гена, смотрел. Слушай меня внимательно…
И комбат сообщил Троянову подробности случившегося за ночью в батальоне чрезвычайного происшествия.
– Теперь ты понял, какая возникла угроза? И не только мне! Если копнут, всплывут и твои фиктивные заключения по тем, кого отмазали от Афгана! А это…
Начальник госпиталя прервал командира разведбата:
– Не продолжай! Я все понял! Но ты уверен, что тебе хватит двух дней изменить обстановку?
– Уверен! Подключу кого надо, изменю!
