помещениях администрации, розовые каменные колонны и лепнина на потолках. А также совершенно необходимые сотрудникам бассейн, сауна, турецкая баня, бильярдная, санузлы с евроремонтом, медпункт, стоматологический кабинет, тренажерный зал, кафетерий и рабочая столовая, по интерьеру больше напоминающая добротный ресторан.
Если это невыполненная инвестиционная программа, то 2 миллиона на реконструкцию — явное расточительство. На следующем этапе надо было ставить золотые унитазы.
«До инвестиционного конкурса на балансе института находилось два здания, и на сегодняшний день они живы, здоровы и полностью отремонтированы [169], — сказал на суде директор института Петр Классен. — инвестиционная программа была перевыполнена многократно. Реальное инвестирование происходило в последующие девять лет».
Почему-то эти показания не попали в приговор…
А поднять «Апатит» во многом помогли именно научные разработки НИУИФ, и это есть на сайте «Фосагро».
Суд не принял это во внимание.
И счел мошенничеством неисполнение инвестиционной программы в срок.
По-моему, не совсем одно и то же…
Почему же обвинили именно по этим эпизодам? Чем они принципиально отличались от других приватизационных сделок?
Я задала этот вопрос Леониду Невзлину.
— Вопрос вы поставили очень правильно. В скупке, которую проводил Ходорковский, а вернее, для него делал свидетель обвинения Голубович… Действительно, сделки были похожи на сделки по «Апатиту» и НИУИФу. Принципиального отличия я не вижу, хотя я не специалист. Обвинили по этим эпизодам, потому что именно по ним был заказчик наезда, состоящий и тогда, и сейчас в тесных отношениях с Сечиным и Путиным.
— Вячеслав Кантор?
— Ну конечно. Вячеслав в России, Моше — в Израиле. У него были коммерческие противоречия с теми ребятами, которые управляли «Апатитом». Противоречия завода и производителя. [170]
— А можно о нем упоминать?
— Да, конечно. Как о человеке, нарушившем основные еврейские заповеди. [171]
В 2000–2002 годах Кантор неоднократно сопровождал Владимира Путина в его зарубежных визитах: дважды в ФРГ, в Швецию и Норвегию.
Но сейчас Вячеслав-Моше живет в Швейцарии, постепенно сворачивает бизнес в России, где бывает редко, опасаясь разделить судьбу Ходорковского, и управляет «Акроном» через трейдера.
Так стоило ли рыть другому яму?
В конце 1995-го, когда началась борьба за «ЮКОС», «Альфа-банк», «Инкомбанк» и банк «Российский кредит» объединились против «МЕНАТЕПа», и на него посыпались обвинения в неисполнении инвестиционных обязательств по приватизационным сделкам.
Михаил Ходорковский отвечал на них в интервью газете «Коммерсант» [172]. «Что же касается обязательств банка «МЕНАТЕП», то приходится признать, что уважаемые господа банкиры не отличают конформных писем от гарантийных, — заметил Михаил Борисович. — Конформное письмо — это когда вы говорите, что, мол, я думаю, что этот клиент свои обязательства выполнит. А гарантийное письмо — это когда вы говорите, что если клиент не заплатит 10 рублей, то эти 10 рублей за него заплачу я. И если бы приватизационное ведомство в начале приватизации запрашивало именно гарантийные письма, приватизации просто не было бы — гарантии российские банки в силах выдавать только сейчас».
Так гарантийное было письмо по НИУИФ или конформное?
Цитирую приговор: «В гарантии же банка за подписью Лебедева П. Л., в которой он гарантирует РФФИ, что финансовые обязательства АОЗТ «УОЛЛТОН»… будут выполнены, не уточняется, кем — АОЗТ «УОЛЛТОН» за счет собственных активов, или за счет ресурсов банка».
То есть письмо конформное!
Но я еще сомневаюсь.
— Я читала в одном интервью Ходорковского, что банк «МЕНАТЕП» при покупке приватизированных предприятий давал некие конформные письма, а не гарантийные, и есть тонкое различие между ними, — спрашиваю я Невзлина.
— Да, есть. В одном случае, как я понимаю, я не профессионал в этом, выражалось намерение, а в другом, на банк бралась гарантия, обязательство. Так вот Ходорковский говорит о том, что выражалось намерение. Это конформное письмо.
— То есть менее жесткое…
— За невыполнение этого обязательства засудить нельзя.
— А как же тогда засудили? Ведь именно за это засудили…
— Слушайте, а можно я задам риторический вопрос?
— Да.
— А как можно было засудить за налоги, на которые на каждый год есть индульгенция, связанная со встречной проверкой министерства налогов и сборов, с гарантиями того, что все сделано правильно? И в соответствии с Конституцией и налоговым законодательством уже проверять нельзя? О какой стране мы говорим?
«Конформность» письма суд сочтет еще одним признаком мошенничества, упрекнув Лебедева в нечеткости формулировок.
Здесь надо заметить, что первое дело Ходорковского по сравнению со вторым является образцом законности, логичности, доказательности и интеллектуальности.
Местами даже не сразу видна фабрикация. Надо сравнивать даты и анализировать тексты.
Искренне восхищаюсь.
Мифы о налогах
Бытует мнение, что Ходорковский сидит за неуплату налогов. Первое дело даже в СМИ частенько называют налоговым.
Это миф.
Налоговые статьи дают очень небольшой вклад в наказание. Максимальные сроки (по 7 лет) связаны с «мошенничествами». Это приватизационные сделки, о которых мы уже говорили, и дело о возврате переплаты налогов, о котором еще поговорим.
Налоговых статей в первом приговоре две. Наибольший срок по ст. 199 (уклонение от уплаты налогов с организации) — 5 лет.
С нее и начнем.
В Свердловской области есть небольшой закрытый город (ЗАТО) Лесной, бывший «Свердловск-45». Градообразующее предприятие — «Электрохимприбор». На нем собирают ядерные боеприпасы, утилизируют отходы, производят изотопы.
В Лесном есть и филиал моего родного МИФИ. Называется «Технологический институт» — ядерный колледж в городе ядерщиков.
После Перестройки Лесной оказался не в лучшем положении. В середине 90-х был найден вполне стандартный выход из сложной экономической ситуации: в город решили привлекать иногородние фирмы, которым предоставляли налоговые льготы.
