И вот здесь мы затронули глобальную проблему — девочка может быть очень хороша!
Только она вовсе не обязана тебе давать.
А что тогда делать?! Ведь хочется, как волку?!
Алгоритм мне подсказала сама жизнь…
Я ведь работаю в злачном месте и отдаю себе в этом отчет.
Я изначально допускаю тот факт, что девочки у меня не самые порядочные и уже далеко не девочки.
Женщина, которая может на людях раздеваться, в народе называется как? Правильно.
Поэтому, нанимая ее на работу, я ввел одно правило. Обычно я говорю: «Возможно, ты девушка порядочная (чего не может быть в принципе), и живешь с парнем (хотя я никак не могу понять, что это за парень такой, которого твоя работа устраивает). Но, в общем, если ты хранишь ему верность, я, конечно, не имею никакого морального права заставить тебя спать со мной.
Но! В том случае, если я увижу, что ты ездишь за деньги трахаться с клиентами, считаю себя вправе встать в эту очередь первым и бесплатным VIPom».
«Нет! Нет! Нет! Как вы можете так думать? Я не такая!» — возмущенно краснеют девочки.
И мы начинаем работать.
Жизнь обычно показывает, что прав именно я.
Девочки идут в стриптиз потому, что им нравится легкий заработок и б…ядская жизнь. Они легко получают деньги, быстро находят кобелей и живут, совмещая приятное с полезным. Больше они ни черта делать не хотят, а если кто-то пытается их назвать по имени, они всегда говорят: «Да мы артистки, как вы могли вообще про нас такое подумать?!»
Да уж действительно, как?
Не скажу, конечно, что все такие, но абсолютное большинство.
Вначале я спал с каждой втихаря. Но постепенно мы сдружились. Все у нас стало происходить, как «здрасти». Тем более что дни рождения они обычно справляли в бане. Там всегда удавалось то с одной, то с другой потихоньку уединиться. Тем более что самцов-конкурентов в клубе у меня не было. Моего сменщика, другого ведущего, бабы не любили, а хозяин клуба предпочитал держать дистанцию.
Однажды, когда я понял, что уже всех трахнул (причем неоднократно), официально об этом заявил. «Чего вы кокетничаете и хихикаете, как целки? Я с вами со всеми уже спал!»
— Да ладно, Рома! Ты гонишь! — Они все хихикали.
— Ну-ка, построились в ряд! Так, с тобой спал?…Да. А с тобою?…Тоже да.
Когда расставлены все точки и секретов ни от кого нет, жить всегда проще. Тут как раз жена с ребенком отваливала отдыхать в Египет, а я оставался один. Один в пустой квартире.
Не, ну это неправильно, когда столько баб вокруг!
Явившись в клуб, я объявил той, что пришла первой: «Назначаю тебя старшей. Тебе надо составить график сексуальных дежурств! Возьми бумажку, расчерти на десять дней, чтоб каждый день кто-нибудь приходил. Можно по одной, можно по две. Трахтенберга напоить, накормить, отсосать. Боевой пост сдать и принять».
Она послушно начертила график и вывесила на видном месте. И посетители, и работники клуба видели его, но, разумеется, принимали за шутку. Но я такой человек — не шучу никогда, правда, все наивно полагают, что это просто игра. Может, оно и к лучшему, иногда.
В общем, все девочки аккуратно по графику приходили, все отмечались. Правда, одна — лысая и худая — не пришла.
— Ой, мне некогда было, — оправдывалась она. — Через три дня приду. В следующую смену.
И снова обманула. После чего я сразу дал ей громкоговорящее сценическое имя Залупа, а вскоре вовсе уволил.
Скажете, мое поведение — «сексуальное домогательство с использованием служебного положения»? Отвечу: «Нет».
И это не только моя точка зрения!
Каждый среднестатистический самец думает так же. Когда он видит, что в подчиненном ему коллективе помимо X, Y и Z работает еще и Б., он не в силах смотреть на нее равнодушно. «Тому дала, этому дала…»
«А МНЕ?!» — очень жестко спросит он.
И будет прав!
…Кстати, нужно, наверное, сделать еще одно отступление по профессиональным вопросам. Читатели, которые никогда не были в клубах, где я работал, могут не понять, почему моих танцовщиц зовут такими странными именами. Связано это со спецификой клуба, со стилем программы и текстами моих монологов.
Поговорим о стиле. «Мода уходит — стиль остается» (цитата не помню из кого).
Когда я только пришел работать в первый свой клуб, официантки там ходили в париках (красный, желтый, зеленый…), в фашистских касках и кожаных жилетках. Вдобавок у них были вымышленные, абстрактные имена. Меняй официанток, никто не заметит. Как их зовут на самом деле, и вовсе никого не волнует. Почему я должен помнить, как зовут мою официантку, если я не помню, как зовут мою бабу. Только сегодня с ней познакомился. Так что сама атмосфера нашептывала: живи сегодняшним днем.
И чтобы влиться в этот коллектив, стать с ним единым целым, хотя бы внешне, я выкрасил волосы. (Можно было, конечно, надеть парик. Но я подумал, на фиг это надо? Хотя сейчас понимаю, что мысль эта более прогрессивная. Снял его, и ты НИКТО. Надел — и снова ТРАХТЕНБЕРГ.)
Так вот, возвращаясь к стилю (и к стилю заведения, и к тому, что нам говорят о стиле классики). Если мы почитаем Синявского, то увидим, как он раскладывает образы на составляющие. «Что такое Чаплин? Это — усики, котелок и тросточка». «А что такое Пушкин? Это — цилиндр, трость и бакенбарды».
Исходя из его теории, чтобы чей-то образ запомнился, он должен быть прост и разложен на три пункта. И я для себя решил, что Трахтенберг — это рыжие волосы, живот и борода.
Стриптизерок я стал называть по аналогии с официантками: Гангрена, Дятел, Сыктым, Макака, Беломор. Первое, что приходило в голову при виде девочки и лепилось на нее. Как показал опыт, это самый правильный подход. Если даже кажется вначале, что имя ей не очень подходит, оно все равно очень даже подходит. И общаясь между собой, девочки уже не говорили Лена, Катя, а — Хабарик, Трихомонада, Термудатор.
Правда, они часто пытались лицемерить, как и все полупрофессионалки. Когда приходили устраиваться, то говорили, что их зовут Эммануэль, Элеонора, Кармен. Ну хорошо, Эммануэль… А теперь представьте себе реальную историю. Камера установлена в женской гримерке и передает на большой экран, расположенный в зале, все, что в гримерке происходит. Камера наезжает крупным планом на одну из Эммануэлек, а она что-то жлухтит из огромного флакона с надписью «шампунь Хербена». Публика, сдерживая рвотные рефлексы, выпадает в осадок. Конечно, самым умным понятно, что бабам запрещено приносить на работу бухло и что они поэтому переливают алкоголь то в бутыль с «Кока-колой», то в баночку из-под «Клерасила» или «Фейри». Но подумайте, разве может Эммануэль херячить «Хербену». Конечно, нет! А какая-нибудь Сиракуза — может. К тому же им не всегда хочется, чтобы публика знала их реальные имена. Многие не афишируют свою профессию и еще и поэтому придумывают себе невероятные прозвища, «чтоб красиво было». Я знаю двоих транссексуалов. Одного зовут Хельга, другого Джульетта. В жизни, до операции, они были Сережей и Алексеем. Но им всем хочется романтики, чуда. Только я-то тут при чем, если для правильно ориентированной публики они, как ни крути, просто «педерасты»?!
— Ну-ка, заканчивайте с этим! — приказываю я всем, кто приходит ко мне работать.
— Почему? — недоумевают они.
— А помните «Утиную охоту»? Где баба, знакомясь с мужиком, говорит ему: «Я буду называть вас Алик. Я всех мужчин называю Аликами».
Так же и у меня в клубе. Есть шоу-программа, у нее есть стиль: ты подчеркиваешь, что бабы, которые у тебя танцуют на сцене, не являются личностями. Они только иллюстрация для монологов, которые я, как ведущий и как единственный здравомыслящий на сцене, произношу. А танцовщицы — просто объект для комментариев. Для честных, прошу заметить, комментариев. Ибо девушка, танцующая голой под взглядами
