массой всего 6,4 тонны, вооруженных 20-мм автоматической авиационной пушкой ШВАК и пулеметом. По вооружению эта машина становится идентичной Pz-II, по характеристикам — много лучше (почти вдвое меньший вес при почти одинаковом бронировании, почти вдвое больший запас хода). До 1 декабря 1941 года почти полторы тысячи этих весьма удачных (не зря за этот танк конструктор Астров получил Государственную премию!) машин включаются в борьбу на подступах к Москве.
6
Немцы своевременно не отметили нарастания советского сопротивления, чем допустили роковую ошибку, которая в конечном счете кардинальным образом сказалась на исходе великого военного противостояния на Восточно-Европейской равнине.
Военные победы лета сорок первого не позволили германскому руководству объективно оценить ситуацию. В условиях, когда германские танковые клинья ежедневно врезались на советскую территорию на глубину в сорок-пятьдесят километров, когда брошенные танки и бронемашины РККА загромоздили все кюветы дорог на Москву, когда бесчисленные колонны советских военнопленных поднимали пыль, закрывающую солнце, — в этих условиях и было, очевидно, принято роковое решение.
А именно — довести войну с СССР до полного конца, с уничтожением политической, административной, социальной системы Советского Союза, с военной оккупацией европейской части страны. Иными словами, вермахт попытался (по воле его генералов) хапнуть больше, чем была Германия в состоянии переварить.
То есть цели войны с СССР для Германии из экономических и локальных (создать ресурсную и промышленную базу для победоносного окончания войны с мировой вненациональной финансовой олигархией) стали политическими и всеобъемлющими (военным путем покорить русский народ, принудить его исполнять роль рабов, отказав ему в праве иметь собственное государство, национальные институты и этническое самосознание). По сути, германское руководство, под впечатлением своих военных побед, осенью сорок первого развязало тотальную истребительную войну против русского народа. Для которой у нее объективно не было ресурсов (ни людских, ни материальных). В которой она не могла победить. И в которой не победила.
Германский вермахт, одержав летом и в начале осени сорок первого года колоссальные победы, оказал сам себе медвежью услугу. Немецкое политическое руководство утвердилось во мнении, что военным путем можно решить ЛЮБЫЕ политические вопросы. И вместо того, чтобы пойти на переговоры о мире с руководством СССР, вместо этого Германия начала тотальную войну на Востоке — именно потому, что после выхода вермахта на линию Днепра из Москвы так и раздались столь желанные для Берлина просьбы о перемирии…
А тотальная война не может быть
Поражение вермахта у стен Москвы — это, безусловно, был крах плана «Барбаросса». Но теперь ни у Германии, ни у СССР уже не было иного,
7
СССР мог себе позволить продолжать вести войну в экстенсивном стиле — не жалея солдат и пушек. Ведь в 1942 году его промышленность произвела 24 446 танков (более двух тысяч танков в месяц!), 33 111 орудий калибром 76 мм и выше, 125 570 минометов калибром 82 и 120 мм.
Но только рост производства военной техники еще не мог служить гарантией победы в войне — это стало очевидно уже в мае — июле 1942 года.
Весной и летом 1942 года РККА снова понесла гигантские потери в проигранных ею сражениях на Волхове, под Харьковом и в Крыму — из-за поспешности и непродуманности решений высшего командования.
Советское политическое руководство после победы под Москвой посчитало, что стратегическая инициатива в ведении войны перешла на сторону Красной Армии, и запланировало провести несколько частных наступательных операций на флангах советско-германского фронта.
Подобная недооценка сил Германии очень дорого обошлась советскому народу — к июлю 1942 года СССР вновь оказался на грани военной катастрофы.
Мы проиграли ВЕЗДЕ, где начали наступать, оставив на полях сражений более миллиона солдат и офицеров и потеряв пленными почти восемьсот тысяч человек.
Какой-то писака в своих рассуждениях о войне посмел заявить, что сорок второй год — год «учебный», в нем мы учились воевать. НЕ СЛИШКОМ ЛИ ДОРОГО ВЗЯЛИ С НАС НЕМЦЫ ЗА УЧЕБУ? И кто виноват в таких катастрофических потерях?
Советский Союз все еще вел войну в неповоротливом бюрократическом стиле, все еще частично на идейной базе обанкротившегося летом сорок первого интернационал-большевизма (хотя новая, национальная, идеология все активнее вторгалась в сознание солдат на фронте и рабочих в тылу). И, кроме того, военному и политическому руководству Советского Союза все еще остро не хватало опыта ведения войны.
Трагедия 2-й ударной армии произошла не потому, что генерал Власов оказался сволочью. Трагедия 2-й ударной армии произошла потому, что Верховное командование элементарно не смогло обеспечить войска необходимым снаряжением, вооружением и боеприпасами, потому что проявило безграмотность и оперативную слепоту. А все остальное — переход на сторону Германии генерала Власова, гибель в волховских болотах всей 2-й ударной армии — все остальное только производные от этой базовой ошибки.
Маршал Тимошенко вел войска на Харьков, когда уже все разведгруппы докладывали о гигантском скоплении немецких танков под Краматорском. У него на левом фланге прямая и явная угроза — а он продолжает гнать войска в Барвенковский «котел»! Бездарь и ничтожество с маршальскими звездами, этот «полководец» оставил фон Клейсту 240 тысяч пленных и горы (в буквальном смысле слова!) вооружения и техники.
В Крыму всеми делами Крымфронта, при номинальном командующем генерале Козлове, заправлял еще один интернационал-большевик.
Мало кто помнит этого «политического деятеля» — Льва Захаровича Мехлиса, наркома (а потом и министра) Государственного контроля, перед войной и в первый ее год — главу Главного политического управления РККА, обер-комиссара советских Вооруженных сил.
Мрачноватая фигура. Во время «Великой чистки» — один из наиболее яростных обличителей всех и всяческих «врагов народа» (на чем, кстати, и выдвинулся). Кому положено — заметили принципиального борца за чистоту рядов, начали выдвигать. Довыдвигались до «зияющих высот» — безродный детеныш черты оседлости стал главарем комиссаров всей Красной Армии аккурат перед началом Второй мировой войны.
В горькие дни наших отступлений и «котлов» — комиссар фронтов, член комиссий Государственного Комитета Обороны, ярый сторонник расстрелов проштрафившихся военачальников, судья, каратель и палач в одном лице. С каким яростным гневом обрушивался он на генералов, отступивших под натиском врага — любо-дорого было посмотреть. С большевистской принципиальностью, с ленинским огнем в глазах!
Опять был замечен на самом верху. В дни, когда все держалось на ниточке, не позволил себе ни разу усомниться в собственной правоте, приказы о расстрелах подписывал недрогнувшей рукой. Кремень!
