Директор совхоза Демидов».
4. «Служебная записка директору совхоза тов. Демидову.
План у них выполнен на 30 процентов. У меня потребовали баян и баяниста. Я принесу брандспойт и смою их с поля… вместе с этой Филипенко М. А.
Старший бригадир Шкатулкин».
5. «Служебная записка старшему бригадиру тов. Шкатулкину.
Отставить брандспойт. По условиям договора с Институтом в работу улучшателей вмешиваться нельзя. Что они делают сегодня? Как у них с планом на второй день работы?
Директор совхоза Демидов».
6. «Служебная записка директору!
Поют. Баяниста посадили на ящик, заставляют играть. Имею вопрос: у нас совхоз или праздник песни? И репертуар какой-то сомнительный, не сельский — «Чунгу-чугунгу» разучивают. Сил моих больше нет. План у них выполнен на 50 процентов.
Старший бригадир Шкатулкин».
7. «Черновик письма в Институт Улучшения руководителю, профессору Баринову.
Товарищ Баринов, заберите, пожалуйста, ваш хор имени Пятницкого. Горим с планом! Пришлите лучше обычных студентов для сбора кабачков им. Мичурина. Да побольше!
Директор Демидов».
Не отправлено.
8. «Служебная записка директору Демидову.
Тов. директор! Какая-то чертовщина. Весь день плясали, а план выполнили на 60 процентов. Это похуже, чем наши деревенские, но получше, чем студенты. С чунга-чанговским приветом. Все-таки я бы очень хотел, чтобы весь этот ансамбль песни и пляски заменили на обычных студентов. От них хоть знаешь, что ждать.
В поле была осень, желтая и теплая. Какая-то вся праздничная, родная. Хотелось взять книгу предложений и написать:
«Дорогая природа! Спасибо за хорошую погоду и за солнце. Просим наградить всех работников чем-нибудь».
Машина бригада сидела в перерыв в поле на ящиках для кабачков, и Маша с ней беседовала. Все женщины с полеводческой бригады внимательно Машу слушали.
— Мы почему отстаем? — говорила Маша. — Потому что у нас коллектива нет. Каждый для себя работает и себе зарабатывает. Мы будем коллектив создавать. Согласны?
Женщины не спорили особенно, но и не соглашались.
— Лучше всего коллектив создавать в игре. Мы будем завтра в ручной мяч играть. Вы, Евдокия Павловна, будете стоять на воротах. Хорошо? — предложила она самой старшей работнице. — А вы, Антонина Семеновна, будете играть в нападении.
Старшая, Евдокия Частова, робкая такая женщина в платке, отрезала:
— Не могу я стоять на воротах, когда у меня корова не доена. Да и стара я на воротах стоять. Я с них упаду. Я лучше дочку свою пришлю, Галку. Пусть мать на трудной работе заменит.
Антонина Семеновна Павловская, крупная такая работница, ее поддержала:
— Я в телогрейке и сапогах в нападении играть не могу. Тяжело это. Я лучше Ваську, сына своего, командирую. Он и играть мячом любит, и в поле давно не работал. Завтра воскресенье, в школу ему идти не надо.
Старший бригадир Шкатулкин радостно вспомнил:
— У меня тоже сын есть, Шуряйка. Он на баяне играть может не хуже баяниста нашего, в пионерском лагере выучился. Он вам эту «Чунгу»! А мы с баянистом сходим пива попьем на станции. Мы три года в отпуске не были.
Потом он добавил:
— Только одно плохо. Мой Шуряйка на месте сидеть не умеет. Все время бегает. Хоть к табуретке его приколачивай.
— Вот и хорошо, — сказала Маша. — Пусть табуретку с собой принесет, молоток и гвозди.
И все остальные работницы из бригады просили себя детьми заменить. То есть к утру весь состав бригады у Маши обновился.
Пришли аккуратные девочки Галя Частова и Лида Расторгуева — дочки участниц бригады. А старушка Татьяна Семеновна ни дочек, ни внучек не имела. Она прислала соседку — тимуровку Туманову Свету.
Шкатулкин Шуряйка в самом деле принес табурет, молоток и гвозди — все, как было велено городским начальством. Видно, авторитет Маши, как руководительницы производства, все еще был достаточно высок.
Маша не стала с ними играть в веселые игры, как со взрослыми. Каждому отвела грядку и сказала:
— Работайте, товарищи ребята! Собирайте мичуринки. А ты, Шуряйка, садись на табурет и играй «Чунга-чангу».
— Он хромает, — показал Шуряйка на табурет. Видно, дома ему выделили не самую лучшую мебель. — Можно, я в клуб слетаю, стул принесу?
— Не надо летать, — строгим бригадирским басом сказала Маша. — Вон ящик стоит для кабачков. Садись и играй.
Шуряйка сел и заиграл. Тут его укусил слепень. Шуряйка схватил доску от ящика и помчался за слепнем.
Маша догнала его и усадила. Все стали работать. Укладывать кабачки в ящики. Так они и ползали вдоль грядок каждый со своим ящиком. А Светка Туманова, как самая маленькая, тащилась с ведром.
— Мне мама говорила, что здесь мяч гоняют! — ворчала Галка Частова.
— Лучше бы я осталась дома дрова пилить! — горестно говорила Лида Расторгуева.
А Светка Туманова вздыхала, как пароход на мели.
— Эх вы! — стыдила их Маша. — А еще сельская местность! Я этот спорт для взрослых заводила. Они у вас какие-то дохлые. А мы можем и без игр работать. Мы — молодежь!
Тут бригадиров Шуряйка бросил баян и куда-то помчался.
— Ты куда?
Шуряйка замер:
— Эвон Павловский телок действует.
— Как он действует?
— Объявление ест около клуба.
— Ну и что?
— Его пора проучить. Ишь моду взял!
— Без тебя проучат. Садись и играй.
Шуряйка сел и зачунгачангил. Но как-то так уныло. Будто эта самая Чунга тяжело заболела. И бригада стала вся какая-то квелая, никудышная. Хуже, чем вчерашняя, родительская.
Каждый нехотя накладывал кабачки в свой ящик. Тащил ящик через все поле к дороге. Брал новый ящик, пустой, и снова возвращался к бригаде.
— Нет, мы так много не насобираем! — сказала Маша. — Слушайте, я буду рассказывать одну историю про любовь.
Девочки так и потянулись к Маше и стали даже свои кабачки к ней в ящик укладывать.
— У нас в школе одна девочка влюбилась в одного мальчика. Он был из другой школы, для трудных ребят. Там те учатся, которые воришки, скандалисты, которые курят.
Маша не успела и начала истории рассказать, как ее ящик стоял уже полон. Никто его не понес на край поля, чтобы не расставаться, а так на грядке его и оставили.
