копчика и мимо пройдет не повернувшись, надо его успокаивать, хоть и умеет владеть собой, сидит как каменная статуя, а жилка на виске так и бьётся, о веко дернулось. Да уважаемый вид у вас хоть и страшный, а все-таки вы человек»
— Юсуф, слушайте меня внимательно, смотрите мне прямо в глаза, — Я начал говорить медленно и монотонно, — Вдохните, задержите дыхание. Досчитайте мысленно до трех и выдохните. Вдох, медленно течет вода, выдох. Вдох, вы смотрите на спокойное течение, выдох. Вода течет мимо вас, вдох…. Выдох…. Вдох…. Выдох…
Его лицо расслабилось, напряженные мышцы опали, и фигура обмякла, скованность и тревога стали уходить, отпуская измученное тело и душу.
Я продолжил разговор дальше, — С Латифой всё будет хорошо, но для того, что бы она выздоровела надо, что бы вы дали свое согласие. Согласны Вы или нет? От вашего решения зависит её жизнь.
Юсуф молча сидел и смотрел на меня, не отводя взгляд в сторону, потом его голова чуть дернулась, начиная кивать в знак согласия, остановилась, вместе с продолжением прозвучало хриплое, — Да, пусть Аллах смилостивиться и ниспошлёт Вам, почтенный Мухамад свою благодать. Да, Я, Юсуф — ад — дин — Салим — абу- л — Маджид, разрешаю тебе Мухаммад — ад — Дин — абу-л — Фатах ибн Ибрахим, лечить мою дочь.
Врач должен обладать взглядом сокола, руками девушки, мудростью змеи и сердцем льва.
Операция прошла на редкость удачно, я даже сам удивился этому, мои новоявленные помощники вели себя, так как надо, быстро исполняя все, что я говорил. Юсуф, по началу долго отказывался, потом дал согласие на свое участие, мне нужен был человек, что бы удерживать больную на месте, иначе вырываясь, могла повредить себе. Вместе с удалением селезенки Я сделал прокол в легком. Выпустив из него всю жидкость скопившуюся там.
Сегодня шел третий день, И хвала Аллаху, Латифа шла на поправку.
Я вошел в комнату, Девушка лежала на кровати с закрытыми глазами, кажется спала.
Джабира, сидевшая рядом и скатывающая ватные шарики, взглянув на меня кивнула головой в подтверждение моей догадки. Подошел, сел на скамейку, с которой встала Джабира, и взял Латифу за руку, что б проверить биение её сердца. Оно билось медленно и ровно как положено у спящего человека. Повернулся к служанке, — Как дела со швом? Нет сегодня, сукровицы? Опухоль спадает? — засыпал её вопросами.
«Ну как же проще лечить мужчин, ни тебе разрешения, можно поругать и поругаться, а здесь. Это нельзя, так не делай, туда не смотри, сюда то же, за спиной стоят родственники и заглядывают через плечо, требуя рассказывать, что делаешь, изведут вопросами хуже, чем больной, который молчит и которому стыдно, что-то говорить пока родня рядом. Вот как вести лечение в таких случаях? Учитель просто всех выгонял на улицу и отсылал любопытных к шайтану, а я? Может сам, виноват? Надо как учитель мой гнать их. Не могу, вижу глаза, полные сострадания и не могу отказать, вот и лезут под руку.
Вот и сейчас Джабира посмотрит на меня своими черными глазищами, а потом…»
«Знай, что ответ дуракам — молчание. (Унсур Аль Маали 1021/1098 гг)»
— Господин Мухамад, вокруг шва краснота и опухло всё, но шов сухой.
«Не нравится мне это, надо самому проверять, а то нагноение начинается с того, что мокнуть перестает и рана слипается, под ней всё плохо»
Пытаясь остаться спокойным, — Джабира приготовь госпожу, я хочу осмотреть её рану, — подумав, спросил, — Давно она спит?
Джабира шагнула к окну, выглянула на улицу, посмотрев на солнце, ответила, — Как позавтракала, так и уснула.
— Ну давай готовь, всё равно пора просыпаться, Господин Юсуф, где не знаешь?
Джабира, дернула плечом в знак отрицания, посмотрела на меня своими черными глазами.
— Ладно, отвернусь, — проворчал я, — как будто не видел того, что видел. — Повернулся в сторону окна и стал смотреть на улицу. Ничего интересного там не было, всё оставалось как всегда.
Светило жаркое солнце, на дворе курицы, ковырялись в пыли, со стороны базара донесся крик ишака, раб сидящий у ворот. Только на горизонте рисовалась тоненькая полоска облаков, обещая, что к вечеру может пойти дождь, который принесет прохладу в это измученное жарой и проклятое Аллахом, место.
— Господин лекарь, все готово, — раздался за спиной голос служанки.
Повернувшись, подошел к больной, присел на края кровати, откинув одеяло, принялся осматривать рану оставшуюся после операции.
«Отлично даже лучше чем я думал, после объяснений этой курицы» — Я взглянул на Джабиру, которая уселась на мое место, и доставала вату что — б продолжить прерванную работу.
«Опухло, опухло, язык твой опух, шов сухой без нагноения, всё остальное то же хорошо выглядит» Я приложил руки, ко лбу девушки определяя, нет ли у неё жара.
Латифа открыла глаза и посмотрела на меня своими темными, как маслины глазами, улыбнулась и прошептала, — Всё, плохо?
— Ну что вы Госпожа, Латифа, вы уже идете на поправку.
Она стала поднимать руку и в недоумении посмотрела на меня, — А почему я привязана?
— Это что бы вы не чесали рану и не трогали её, можете занести грязь, но если вы дадите слово, что не будете лезть руками, я вас освобожу, — Я смотрел на неё, а сам видел другое.
Потное лицо землистого цвета, усеянное крупными каплями пота, воспаленные глаза и пересохшие губы, шептавшие между приступами боли, — Ты сможешь мне помочь? — Стон, переходящий в крик- О АЛЛАХ, как мне больно, ну сделай же хоть что ни будь, Ты же Лекарь! А-а-а!-
До сих пор помню как я сидел рядом, держа её за руку и плакал, плакал от собственного бессилия, то, проклиная, всевышнего, за его жестокость, то, прося его о милости, что бы он облегчил страдания бедной женщины. Аллах не услышал мои молитвы.
В тот раз было, так же как и сейчас. Удачно вырезанный отросток в животе. Но не привязанные руки с грязными ногтями, расчесали шов, он воспалился из раны пошел гной с кровью, она три дня кричала, звала Аллаха, что бы он смилостивился к ней и позволил ей умереть. Это было давно, очень давно тогда я был совсем сопливым юнцом, у которого только начала отрастать борода, пришлось мне взять на себя грех перед лицом Аллаха, дал ей сильное лекарство, она уснула и ушла во сне. После того случая я резал только мужчин, отказываясь от любых попыток навязать мне больных женщин. Её звали Ганийя, моя первая и единственная жена.
— Господин лекарь я даю слово, что буду терпеть, — Шепот был еле слышен.
— Вы хотите пить? — я наклонился к ней, — если хотите то кивните. Последовал знак согласия. Я повернулся к Джабире, — Дай поилку, — взял, помог Латифе напиться. Вернул обратно, Латифа откинулась на подушки, закрыла глаза.
— Госпожа, если Вам трудно говорить просто закрывайте глаза в знак согласия. Вы меня поняли. — она чуть заметно кивнула.
— Я сейчас буду прикасаться и спрашивать. — Дотронулся до раны, она моргнула. Чуть надавил на сломанные ребра, — А здесь, — У неё от боли скривились губы.
— Ну, все, все, больше не буду, отдыхай. — Отвернувшись от больной, собрался расспросить служанку, как в дверь вошел Юсуф. Я поспешил ему навстречу, чем ближе он подходил, тем заметней становилась тревога на его лице. Мы прошли в угол комнаты, где стоял столик. — Что случилось Господин Юсуф? — начал я разговор.
— Я, даже и не знаю, как сказать, — Потом, как будто решившись, — Я не смогу оплатить ваши услуги уважаемый Мухамад, — Замолчал, глядя на меня, в ожидании ответа.
«Да, Весть так Весть, и что нового вы могли сказать уважаемый, я это давно понял, куда же вы ходили, если решили отказаться от лекаря? Попробуем догадаться? Кто в этом паршивом городишке,
