На сумрачном фоне — темное лицо, источенное заботами и тревогами, хотя некогда красивое. Наверное, миссис Шах? Явно не служанка; значит, хозяйство не зажиточное.
— Добрый день, мэм. Извините, что без предупреждения. Мне бы полковника Али Шаха. Он дома?
Из глубины жилища послышался мужской голос. Он что-то произнес на урду. Хозяйка, повернувшись, откликнулась. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге предстал мужчина, нестарый. Седоватые волосы и усы аккуратно подстрижены, щеки чисто выбриты. Военная косточка видна невооруженным глазом, хотя мундир полковник, похоже, давно сменил на штатское. Но и при этом он прямо-таки источал эдакий чопорный авторитет. Видеть у себя на пороге иностранца в строгом темном костюме было для него откровенным сюрпризом. Он слегка растерялся.
— Добрый день, сэр. Я, видимо, имею честь обращаться к полковнику Али Шаху?
Вообще-то Мушарраф был подполковником, но надбавить на погоны лишнюю звездочку ни в коем случае не мешает. Да и возражений что-то не слышно.
— Да, это я.
— Как же мне сегодня везет. С моей стороны было бы тактичнее вам вначале позвонить, но у меня, к сожалению, нет вашего домашнего телефона. Уповаю лишь на то, что не очень отвлекаю вас от текущих дел.
— Да вроде бы нет… А что, собственно, э-э…
— Дело в том, полковник, что мой добрый друг генерал Шавкат вчера за ужином сказал, что в моих поисках помочь можете именно вы. Мы бы не могли?..
Ловец деликатно кивнул на дверь, на что совсем сбитый с толку офицер посторонился и распахнул ее как можно шире. Дай ему сейчас волю, он бы застыл навытяжку в салюте, как при проходе главнокомандующего. Подумать только: этот иностранец ужинал с самим генералом Шавкатом!
— Что же это я, — шутливо укорил себя Мушарраф, — забыл все законы офицерской чести. Прошу вас, проходите.
Он провел гостя в скромно обставленную гостиную. Жена неловко застыла на пороге.
— Чаю, — буркнул Мушарраф, и она заспешила выполнять приказание, которое ей давалось, видимо, только в присутствии почетных гостей.
Ловец протянул визитку на имя Дэна Приста, штатного журналиста «Вашингтон пост».
— Сэр, — начал он. — Мой редактор, заручившись полным одобрением вашего правительства, просил меня написать очерк о Мулле Омаре. Как вы понимаете, даже спустя все эти годы его фигура остается во многом завуалированной и малоизвестной. Так вот, генерал без лишних ушей довел до меня, что вы с этим загадочным затворником встречались и беседовали.
— Гм. Я, право, и не знаю…
— Да бросьте вы, полковник, не скромничайте. Мой друг генерал Шавкат сказал, что вы двенадцать лет назад сопровождали его в Кветту и сыграли там в двусторонних переговорах с Муллой Омаром неоценимую роль.
При этих комплиментах со стороны американца подполковник Али Шах заметно выпрямил спину. Значит, генерал Шавкат его действительно заметил и оценил по заслугам. Сцепив перед собой пальцы, Мушарраф робко согласился, что действительно разговаривал с одноглазым лидером «Талибана».
Жена подала чай. Когда она разливала его по чашкам, Ловец обратил внимание, какие у нее необыкновенные, нефритово-зеленые глаза. Он об этом прежде слышал: горцы из племен, проживающих вдоль линии Дюрана, этой дикой границы между Афганистаном и Пакистаном, отличаются редкой своеобразной красотой.
Известно, что две тысячи триста лет назад Александр Македонский — юный бог совсем еще молодого мира, именуемый в Азии Искандером Двурогим, — после победоносного персидского похода проходил через эти горы на пути в Индию, которую тоже думал покорить. А на обратном пути его воины, измотанные тяготами переходов и битв, стали массово дезертировать. Не имея возможности возвратиться на родные холмы Македонии, они оседали в этих горах и долинах, где обзаводились семьями и, забросив военное ремесло, начинали возделывать землю или пасти скот.
У девчурки, что в деревушке Кала-и-Зай выглядывала из-за халата Махмуда Гула, глаза были васильково-синие, а не карие, как у жителей Пенджаба. А какие они, кстати сказать, у сына Мушаррафа? Может, действительно янтарного цвета, как сообщал Махмуд Гул?
Еще толком не приступили к чаепитию, как разговор был уже закончен. Ловец даже не предполагал, что он окажется таким коротким.
— Мне говорили, полковник, что вас в той поездке сопровождал сын, который говорил на пушту.
Бывший офицер поднялся со стула с прямой, как шомпол, спиной.
— Вы ошибаетесь, мистер Прист, — с горькой уязвленностью сказал он. — У меня нет сына.
Встал и Ловец, с виноватым видом поставив чашку.
— Простите. Мне просто дали понять… Насчет молодого человека по имени Зульфикар…
Подполковник деревянным шагом прошел к окну и уставился наружу, заложив руки за спину. При этом он гневно пристукивал ступней, хотя на кого именно этот гнев направлен — на гостя или на сына, — понять было сложно.
— Повторяю: у меня нет сына. И боюсь, сэр, больше ничем вам помочь не могу.
Последовала ледяная пауза, явно намекающая иностранцу, что ему пора идти. Ловец исподтишка глянул на жену подполковника. В ее нефритово-зеленых глазах стояли слезы. Налицо была семейная драма, причем, похоже, с многолетней историей.
Промямлив что-то неловко-извинительное, Ловец направился к двери. К выходу его провожала жена Мушаррафа. Берясь за дверную ручку, он истово прошептал:
— Сожалею, госпожа. Очень, очень сожалею.
Английским она, скорее всего, не владела, равно как и арабским, но вездесущее слово «сорри» в силу его общеупотребимости могла понять. Женщина подняла полные слез глаза и, увидев в них живое сочувствие, кивнула. На этом дверь за спиной у Ловца закрылась.
Пройдя с полчаса пешком, он вышел на шоссе в аэропорт и поймал такси в город. В отеле у себя из номера Ловец позвонил атташе по культуре. Если звонок и прослушивался (что почти наверняка), то разговор звучал достаточно невинно:
— Приветствую, это Дэн Прист. Я тут подумал: у вас же где-то должны быть материалы по традиционной музыке Пенджаба и горских племен?
— Безусловно, да, — ответил цэрэушник.
— Вот здорово. У меня тут наклевывается неплохой репортаж. Вы не можете завезти мне тот материал в «Серену»? Заодно почаевничаем в вестибюле.
— Почему бы нет, Дэн. Семь вечера вас устроит?
— Более чем. Стало быть, до встречи?
Вечером за чаем Ловец объяснил, что ему нужно для завтрашнего дня. Завтра пятница, священный для мусульман день, и подполковник отправится в мечеть на общую молитву — мероприятие обязательное, пропустить которое никак нельзя. При этом жен правоверные с собой не берут. Это вам не Кемп- Лиджен.
Когда цэрэушник ушел, Ловец через консьержа забронировал себе вылет «Этихадом» в Катар, с пересадкой на рейс «Бритиш эруэйз» в Лондон. Наутро, когда Ловец налегке, с одним лишь кейсом, появился внизу, его при входе уже ждало авто — тоже малоприметное, но с посольскими номерами, препятствующими доступу посторонних и вообще контакту с пассажирами. За рулем находился седовласый американец — ветеран посольской службы, за годы езды изучивший город до тонкостей. Рядом с ним сидел молодой сотрудник госдепа, добровольно избравший дома на языковых курсах пушту в качестве своего второго иностранного языка. Ловец забрался на заднее сиденье и назвал адрес. Когда машина съехала с пандуса отеля, следом тронулся «хвост» из МВР.
На конце улицы, где стоял дом подполковника Али Шаха, они дождались, пока на пятничную молитву в мечеть не уйдут все мужчины. Лишь после этого Ловец распорядился высадить его у двери.
Открыла опять же миссис Шах, которая тут же пришла в беспокойство и стала встревоженно объяснять, что ее мужа нет дома и вернется он через час, никак не раньше. Говорила она на пушту.
