раскачивающимся братом и начала молиться. Внезапное прикосновение теплой руки брата она не забыла до сих пор. В ее ушах стоял его наивный голос. «Бог? Бог там?» – спросил Родни, тыча пальцем в потолок. Свой ответ пастор тоже помнила: «Да, Бог там. Бог слышит Карлу».
Пастор Летт с силой ударила по рулю. Как же отчаянно ей хотелось изменить то, что произошло потом! И зачем она только ответила на телефонный звонок!
Трубку она сняла дрожащей рукой: вдруг это Кейтен? Вдруг велит привезти Родни в участок? Разве она сможет? Только в тот страшный вечер позвонил не Кейтен. Пастор Летт услышала хриплый мужской голос. Некто хотел немедленно переговорить с ней с глазу на глаз. Якобы о деле Кейт Пламмер. В душе пастора Летт тотчас вспыхнула надежда. Она согласилась встретиться с тем человеком в церкви, через дорогу от дома. Не хотелось оставлять Родни одного, только в его нынешнем положении других вариантов не было. Он смотрел на свою любимую игрушку, замусоленного плюшевого кролика. Из всего имущества Родни лишь этот кролик пережил переезд из Делавэра в Бойдс.
Перед уходом пастор Летт еще раз поговорила с братом, постаравшись, чтобы каждое ее слово прозвучало убедительно. Следовало вдолбить в голову Родни три основные истины: ему нельзя на улицу, нельзя отвечать на телефонные звонки, и, самое главное, он хороший, что бы ни твердили в полиции. Родни взглянул на нее, ненадолго вынырнув из глубин своего сознания. «Родни понимает, – сказал он и повторил за сестрой: – Родни – хороший. Родни нельзя на улицу».
Пастор приближалась к окутанной тьмой церкви, и на душе ее было немного легче, хотя чувство вины никуда не делось. Она уверила себя, что звонил похититель, решивший покаяться, или человек, что-то видевший. Наверное, тот человек в курсе, что на Родни хотят повесить убийство. Пастор Летт прождала в церкви больше часа – ходила взад-вперед, потела, несмотря на вечернюю прохладу, и следила за своим домом, благо в церкви имелось окно. В итоге пастор решила, что звонивший струсил и раздумал с ней встречаться. Она снова окунулась в линялую сероватую ночь и вошла в свой дом с парадного крыльца – на случай, если Родни заснул в гостиной в задней части дома.
– Родни! – Пастор Летт прислушалась к душной тишине: ни оживленной возни, ни хихиканья, ни радостного «Карла дома!».
Она быстро прошла в гостиную и чуть не потеряла сознание: ее брат неподвижно лежал на забрызганном кровью полу. Ноги ее подогнулись, пастор рухнула на колени, жадно ловя воздух ртом. Фланелевая рубашка Родни пропиталась кровью, в гостиной сильно пахло потом. У пастора закружилась голова. «Нет! – закричала она, подползла к брату и приподняла его безжизненную голову. – Нет, Родни, нет!» Рука Родни сжимала измазанное кровью ухо плюшевого кролика.
Пастор Летт прильнула к тяжелому телу брата и с соленым потоком слез выплеснула всю душу. Следующие ее действия были чисто механическими. Пастор вызвала Ньютона, с его помощью уложила Родни на заднее сиденье машины, укутала одеялом и бросилась обратно в дом. Она взлетела по лестнице, раскрыла шкаф и покидала в чемодан кое-что из одежды. Из гостиной забрала лишь истерзанного кролика и кинулась на кухню. Разбитое окно и грязные следы на полу смотрели на нее безмолвными прокурорами. Пастор запаниковала еще сильнее. Зазвонил телефон, но пастор не ответила, она сбежала через черный ход, оставив дверь распахнутой. Самое драгоценное ее сокровище превратили в кусок окровавленного мяса. Она заберет его домой, туда, где начались их жизни и где закончится жизнь Родни.
Пастор Летт открыла дверцу машины, вытерла слезы рукавом, поправила волосы и с силой надавила на глазницы. Хотелось стереть из памяти искореженное тело Родни, прогнать ужасные мысли, избавиться от яда ненависти. Ужасные мысли следовало обратить в прощение. Пастор хотела простить, но мысли не уходили, заставляя ненавидеть и мстить. «Неужели они не вспомнили, что у него есть семья? Что кто-то его любит и будет горевать?» – в миллионный раз прокручивала она в голове, да что толку? После греховных мыслей в сознании тотчас вспыхнуло: «Прости меня, Господи!»
«Я должна помочь Марку и Селии, – решила она. – Боль никому показывать нельзя». Пастор Летт вытащила из сумочки носовой платок, вытерла слезы и захлопнула дверцу. С губ слетел хриплый смех. «Я им покажу! – процедила она. – Этого мальчишку у меня не отнимут».
Молли спешила к месту, где ее застал детектив Браун. Угораздило же рюкзак забыть! Вон он, под кустом боярышника, запутался в колючих ветвях. Молли повесила рюкзак на плечо и тут заметила, что среди сломанных веток что-то блеснуло. Молли наклонилась. Золотая цепочка! Молли аккуратно высвободила находку. Когда отделила цепочку от последней колючки, боль в раненой ладони стала невыносимой. Молли зажала ладонь другой рукой, выругалась и отбросила цепочку. Т-образный рубец налился кровью, вздулся. Молли опустилась на колени, скинула рюкзак и нашарила внутри бутылку с водой. Сорвав крышку зубами, она полила водой на воспаленный шрам, стало чуть легче. Прихватив рюкзак, Молли отползла назад, не отрывая глаз от цепочки. Чем дальше она отступала, тем меньше горела ладонь.
Тяжело дыша, Молли села на землю. Оставлять цепочку нельзя, она явно связана с Трейси. «Давай, у тебя все получится», – приказала она себе и рывком переместилась к цепочке. Боль не вернулась. Молли нашла небольшую рогатину и подцепила ею цепочку, но удержать на ветке не сумела. Попробовала снова – с тем же результатом. «Иди же сюда, золотое убожище!» – прошептала она зло. Управляться левой рукой оказалось непросто. Молли осторожно подвела рогатину к золотой петле и медленно приподняла. Цепочка закачалась на палке. Молли приподняла ветку повыше, для устойчивости уперев другой конец в живот. Золото блестело на солнце, темные деревья создавали прекрасный фон для золотой подвески-сердечка. По телу растеклась теплая волна, и Молли улыбнулась. Цепочка принадлежала Трейси, она чувствовала это так же остро, как недавно – жгучую боль в ладони. Молли опустила ветку, и цепочка мягко легла на прошлогодние листья. Молли не верила своей удаче. Или это была не удача? Она решительно взяла цепочку в руку, рубец не отозвался. Молли крепко стиснула сердечко, наслаждаясь его целительной прохладой. «Я знаю, Трейси!» – шепнула она и положила цепочку в боковой карман джинсов.
Глава 17
В тускло освещенной пещере Трейси дрожала от омерзения; ей чудилось, что она насквозь пропахла мочой. В грубо вырубленном дверном проеме возникла Мамочка – с ведром мыльной воды и двумя чистыми полотенцами. «Откуда в пещере полотенца? Где Мамочка их прятала?» – удивилась Трейси, но вопросы решила не задавать. Целое ведро мыльной воды – разве это плохо? Куда лучше, чем страшное место. Стоило его вспомнить – на глаза навернулись слезы. Трейси опустила голову и пообещала себе не плакать. Это ее дом, только другой. На плечо легла Мамочкина рука, и Трейси застыла.
Мамочка повернула ее лицом к себе и показала на стопку одежды:
– Я принесла тебе обновки. Ты их видела?
Обновки Трейси обожала и едва не засмеялась от радости. Она подошла к аккуратной стопке, стараясь не сводить ноги. Промокшие трусики были такими холодными, что кожу жгло.
– Смелее, милая! – подбодрила Мамочка. – Это все тебе. Посмотри, должно понравиться.
Трейси нагнулась так, чтобы мокрые трусики не касались кожи, и взяла темно-зеленую хлопковую водолазку. Она пахла чистотой, свежестью, цветами. Девочка аккуратно положила ее рядом со стопкой и взяла ярко-желтый свитер с розовыми пуговками-сердечками.
– Мамочка, он мне так нравится!
– Очень рада! – Мамочка улыбнулась. – А мне нравится покупать тебе обновки, ну, когда могу.
Трейси заметила на свитере пятно, но промолчала. Зачем огорчать Мамочку? Свитер-то красивый и для нее новый. Она положила его на водолазку и взяла белые носочки с розовыми оборками у резинки.
– Всегда хотела носки с оборками! – пискнула она.
Трейси смотрела то на носки, то на джинсы с розовыми и зелеными цветочками. От радости она забыла и загаженную одежду, и страхи прошлой ночи, и что Мамочка украла ее у настоящей мамы. Трейси потянулась к коричневым кроссовкам на меху. Надо же, шнурки с белыми помпошками! Какая разница, что кроссовки исцарапаны на носках, а у пятки дырочка? Трейси прижала обновки к себе.
– Мамочка, мне очень, очень нравится!
Какая малышка не любит получать подарки? Трейси бросилась Мамочке на шею, на миг забыв, как попала в этот неуютный дом.
Мамочка прижала ее к себе, поцеловала в щеку.
– Ах, Трейси, – она осторожно поправила девочке волосы, – я очень хочу, чтобы ты была счастлива.
Смущенная Трейси потупилась.
