наполненные бетоном, подвешены сотни метров почти невидимых «паутинных» сетей; и ночью на большой громкости там звучат записанные голоса пернатых, приманивающие перелетных птиц в пышные кроны акаций. Утром, с первыми лучами солнца, браконьеры начинают горстями кидать мелкие камешки, пугая птиц и принуждая их лететь в сети (красноречивый признак такой ловли — горка камешков у обочины дороги). Поскольку среди браконьеров бытует поверье, что отпускать птиц — значит губить участок, птиц нетоварных видов либо разрывают и кидают на землю, либо оставляют умирать в сетях. Те же, что идут на продажу, приносят до пяти евро за штуку, и с хорошего участка в день могут собирать по тысяче птиц и больше.
Самое браконьерское место на Кипре — британская военная база на мысе Пила. Я готов допустить, что британцы — самый птицелюбивый народ Европы, но база, сдающая свои обширные стрельбища в аренду кипрским фермерам, оказалась в щекотливом дипломатическом положении; после одного недавнего армейского проверочного рейда обозленные местные жители сорвали двадцать два знака, которыми была отмечена территория суверенной военной базы. За пределами базы борьбе за исполнение закона мешают организационные и политические трудности. Браконьеры организуют наблюдение, дежурят по ночам и догадались строить на участках маленькие лачуги: для того чтобы обыскать любое «место проживания», Служба охоты должна заручиться ордером, а за это время браконьеры успевают убрать сети и спрятать электронное оборудование. Кроме того, поскольку сейчас крупные браконьеры — это уголовники в полном смысле слова, сотрудники Службы охоты боятся нападений с применением насилия. «Главная проблема в том, что никто на Кипре, даже из числа политиков, не говорит во всеуслышание, что есть амбелопулию нехорошо», — сказал мне директор Службы охоты Пантелис Хаджигеру. Показательно, что рекордсменом по числу певчих птиц, съеденных за один присест (пятьдесят четыре), был политик, популярный на севере Кипра.
«Идеально было бы, если бы какой-нибудь всем известный человек вышел вперед и заявил: „Я не ем амбелопулию, этого нельзя делать“, — сказала мне директор
«Когда Кипр готовился вступить в ЕС, — сказал Хелликар, — ловцы согласились: „Ладно, мы на время сдадим назад“. Но теперь для восемнадцати— и девятнадцатилетних браконьерство — это такой патриотический мачизм. Символ сопротивления Большому Европейскому Брату».
А у меня с «1984» Оруэлла сильней всего ассоциируется на Кипре внутренняя политика страны. Тридцать шесть лет назад Турция оккупировала север острова, и за эти годы юг, населенный греками, сделал в экономическом плане огромный шаг вперед, но в национальных новостях семь дней в неделю по- прежнему главенствует «кипрская проблема». «Все прочие темы заметаются под ковер, все остальное считается маловажным, — сказал мне кипрский социальный антрополог Яннис Пападакис. — Они говорят: „Как вы смеете тащить нас в Европейский суд из-за такого пустяка, как птицы? Мы судимся с Турцией!“ По поводу вступления в ЕС сколько-нибудь серьезных дебатов у нас не было: это просто-напросто считалось способом решения ‘кипрской проблемы’».
Самый мощный инструмент защиты птиц, имеющийся в распоряжении Евросоюза, — это его этапная директива 1979 года, которая предписывает странам, входящим в Союз, охранять все европейские виды птиц и обеспечивать им подходящую среду обитания. После вступления в ЕС в 2004 году Кипр не раз получал предупреждения от Еврокомиссии из-за нарушений директивы, но ни судебных решений, ни штрафов пока что не было; если законы об окружающей среде страны, входящей в ЕС, на бумаге согласуются с директивой, комиссия не склонна вмешиваться в то, как страна следит за их соблюдением.
Номинально коммунистическая партия, правящая на Кипре, рьяно поддерживает частное развитие территорий. Министерство туризма рекламирует планы по строительству четырнадцати новых гольф- комплексов с проживанием (сейчас их на острове всего три), хотя запасы пресной воды на острове весьма ограниченны. Всякий владелец участка земли, к которому проложена дорога, имеет право на нем строиться, в результате сельская местность сильно фрагментирована. Я побывал в четырех из главных природных заповедников Юго-Восточного Кипра, все они в теории подлежат особой охране в соответствии с правилами ЕС, но их состояние неизменно приводило меня в уныние. Например, большое пересыхающее в сухой сезон озеро близ Паралимни, недалеко от которого я патрулировал местность с людьми из
И все-таки птицы прилетают на Кипр: у них нет выбора. Возвращаясь уже не под таким белесым небом, патруль
—
— Фантастика!
—
Прежде чем закончить на тот день, Рутильяно хотел сделать еще одну, последнюю остановку около сада, где в прошлом году браконьеры избили добровольца из
Здравомыслящий немец Хейд предложил немедленно развернуться и двигаться домой, но другие были против: мол, нет причин думать, что они приедут обратно. Мы подъехали к саду и увидели, что там висят четыре мухоловки-белошейки и одна пеночка-трещотка; поскольку пеночка не могла летать, Рутильяно дал ее мне, чтобы я положил в рюкзак. Когда все клейкие палки были сломаны, Хейд опять, уже более нервно, сказал, что надо ехать. Но поодаль виднелся еще один сад, и два итальянца хотели его обследовать.
— У меня нет плохого предчувствия, — сказал Рутильяно.
— Есть английская поговорка:
И в этот миг в поле зрения, двигаясь на хорошей скорости, снова возник красный пикап; он резко, с креном остановился шагах в пятидесяти от нас ниже по склону. Из него выскочили трое мужчин и побежали к нам, подбирая по дороге камни размером с бейсбольный мяч и кидая в нас. Довольно легко, казалось бы, увернуться от нескольких летящих камней, но это было не так уж легко, и в Конлина и Хейда они попали. Рутильяно снимал видео, Менси щелкал фотоаппаратом, и было много беспорядочных криков: «Снимай дальше, снимай дальше!.. Звони в полицию!.. Какой там номер, черт их дери?» Помня про пеночку у меня в рюкзаке и не особенно желая, чтобы меня приняли за члена
Хейд продолжал отходить, что выглядело разумным. Увидев, как он оглянулся, побледнел и бросился бежать со всех ног, я тоже запаниковал.
Бегство от опасности не похоже на другие разновидности бега: ты не смотришь, куда бежишь. Я перескочил каменную ограду, кинулся через поле, заросшее ежевикой, попал ногой в канаву, ударился подбородком о металлическую деталь забора и после этого решил: все, хватит. Меня беспокоила пеночка в рюкзаке. Я увидел Хейда: он пробежал еще немного вверх по склону через большой сад, остановился
