– Вы не могли бы подробно рассказать мне, что произошло, – попросила она, слегка приподняв брови.
Голос Терезы Ли звучал мягко, чуть с придыханием, его переполняли забота и сострадание, как будто ее больше всего на свете беспокоил посттравматический стресс, в котором я находился. «Не могли бы вы мне рассказать?» «Вы сможете?» Как будто она спрашивала: «Вы в состоянии снова это пережить?» Я мимолетно улыбнулся. Количество убийств в Мидтаун-Саут в год определяется однозначной цифрой, и даже если Тереза Ли занималась всеми ими с того самого дня, как пришла работать в полицию, я все равно видел намного больше трупов, чем она. Тут даже сравнивать нечего. Женщина, застрелившаяся в поезде, представляла собой не самое приятное зрелище, но далеко не из худших.
Поэтому я рассказал ей, что произошло, начиная от Бликер-стрит, потом про список из одиннадцати пунктов и про то, как я осторожно подошел к женщине, о нашем коротком разговоре, пистолете и самоубийстве.
Тереза Ли решила поговорить про список.
– У нас есть экземпляр, но считается, что это секретная информация, – сказала она.
– Он курсирует по миру вот уже двадцать лет, – возразил я. – И у всех имеется свой экземпляр. Вряд ли его можно назвать секретным.
– А вы где с ним познакомились?
– В Израиле, сразу после того, как он увидел свет, – ответил я.
– Как вам это удалось?
Мне пришлось изложить ей свое резюме, краткий вариант. Армия США, тринадцать лет в военной полиции, элитное 110-е следственное подразделение, служба по всему свету плюс командировки в самые разные места в соответствии с приказами начальства. Далее – падение Советов, в качестве дивидендов мир во всем мире, сокращение бюджета на армию и неожиданная свобода.
– Вы офицер или рядовой? – спросила она.
– Последний чин – майор, – сказал я.
– А сейчас?
– Я в отставке.
– Вы слишком молодой, чтобы быть в отставке.
– Я решил насладиться жизнью, пока еще есть такая возможность.
– Получается?
– Еще как. Лучшее время моей жизни.
– Что вы делали сегодня вечером в Виллидж?
– Слушал музыку, – ответил я. – В клубах на Бликер, где играют блюзы.
– И куда направлялись на поезде шестого маршрута?
– Собирался снять где-нибудь номер или доехать до Порт-Осорити[10] и там сесть на автобус.
– Куда?
– Все равно.
– Короткий визит?
– Это лучшее, что может быть.
– Где вы живете?
– Нигде. Мой год состоит из коротких визитов в разные места.
– Где ваш багаж?
– У меня его нет.
Многие после этого задают еще вопросы, но Тереза Ли не стала. В глазах у нее промелькнуло новое выражение, и она сказала:
– Меня совсем не радует, что список оказался неверным. Я думала, там перечислены все определенные признаки, – она обращалась ко мне, как коп к копу, как будто моя прежняя работа имела для нее значение.
– Он оказался лишь частично неверным, – возразил я. – В том разделе, где говорится про самоубийство, все точно.
– Наверное, признаки были бы такими же, – не стала спорить она. – Но все равно получилось ложное распознавание сигналов.
– Лучше, чем наоборот.
– Наверное, – повторила она.
– Известно, кто она такая? – спросил я.
– Пока нет, но мы это выясним. Мне сказали, что на месте происшествия обнаружены ключи и бумажник. Вероятно, они помогут установить личность погибшей. Но зачем она надела зимнюю куртку?
– Понятия не имею, – ответил я.
Тереза Ли замолчала, как будто испытала сильное разочарование.
– Мир терроризма постоянно изменяется и развивается, – сказал я. – Лично мне кажется, что стоит добавить одиннадцатый пункт в список, касающийся женщин-смертниц. Если она снимет головной платок, мы увидим границу загара, такую же, как у мужчины, сбрившего бороду.
– Звучит разумно, – проговорила Тереза Ли.
– Я читал книгу, где объяснялось, что часть, касающаяся девственниц, – всего лишь ошибка перевода. Это слово имеет двойное значение. Оно появляется в отрывке, переполненном образами еды. Молоко и мед. Возможно, означает изюм. Такой сочный, пухлый, возможно, засахаренный или в меду.
– Они убивают себя ради изюма?
– Хотел бы я посмотреть на их лица.
– Вы лингвист?
– Я говорю по-английски и по-французски, – ответил я. – И, кстати, зачем женщине-смертнице девственницы? Множество священных книг переведены с ошибками. Особенно в тех местах, которые касаются девственниц. Даже, вероятно, Новый Завет. Кое-кто утверждает, будто Мария была не девственницей, а всего лишь женщиной, родившей своего первого ребенка. Слово взято из иврита. Авторы оригинальных текстов животы бы надорвали, если бы узнали, во что мы их превратили.
Тереза не стала комментировать мои слова. Вместо этого она спросила:
– Вы в порядке?
Я решил, что ее интересует, не слишком ли меня потрясло случившееся и не нужна ли профессиональная помощь. Может быть, она приняла меня за немногословного в обычной жизни человека, который сейчас слишком много болтает. Но оказалось, что я ошибся.
– Я в порядке, – ответил я.
Тереза слегка удивилась и проговорила:
– Я бы тоже жалела, что подошла к той женщине в поезде. Мне кажется, вы подтолкнули ее к самоубийству. Возможно, через пару остановок она бы сумела справиться с тем, что ее так расстроило.
С минуту мы сидели молча, потом крупный сержант просунул в дверь голову и кивком вызвал Ли в коридор. Я услышал, что они о чем-то шепчутся, затем Ли вернулась и попросила меня проехать с ней в участок на Западной Тридцать пятой улице.
– Зачем? – спросил я.
– Пустая формальность, – поколебавшись, сказала она. – Чтобы напечатать ваши показания и закрыть дело.
– У меня есть выбор?
– Вы можете отказаться, – ответила она. – Но в деле речь идет об израильском списке. Значит, имеются все основания говорить о государственной безопасности. Вы важный свидетель, так что нам по силам продержать вас у себя до тех пор, пока вы не состаритесь и не умрете. Лучше играть по правилам и вести себя как законопослушный гражданин.
Я пожал плечами и вышел вслед за ней из лабиринта станции «Центральный вокзал» на Вандербилт- авеню, где она припарковала свою машину – «форд краун викторию», без опознавательных знаков,
