— Нет, там другое дело. Труп нашли в другом месте.
— Его не там убили.
— Откуда вы знаете?
— Крови на снегу нет. Когда убивают кого-то ударом по голове, кожа на черепе лопается. Это неизбежно. Кровотечение сильнейшее. Там было бы море крови.
Питерсон ел молча. Потом спросил:
— Где вы живете?
Ответ был простой. Ричер нигде не жил, и так было всегда. Сын офицера, он родился в берлинской больнице, и с пеленок его возили по всему свету. С одной военной базы на другую, с одной дешевой квартиры на другую, а потом он и сам записался в армию и так же мотался, но уже сам по себе. И теперь, уволившись, он по-прежнему нигде не задерживался. Он сказал:
— Я кочевник.
— У кочевников скот, — сказал Питерсон.
— Ладно. Я кочевник без скота.
— Вы бродяга. У вас нет багажа.
— Вам это мешает?
— Это странное поведение. У всех есть имущество.
— Мне оно не нужно. Едешь налегке — уедешь дальше. Короче говоря, я не тот, кто вас интересует. До нынешнего дня я и не слышал о Болтоне. Если бы водитель автобуса не дернулся, я бы вечером был у горы Рашмор.
— С этим не могу поспорить, — неохотно кивнул Питерсон.
21.55. Осталось пятьдесят четыре часа.
В тысяче семистах милях к югу Платон тоже ел — большой бифштекс из толстого края. Поздний ужин. На нем были хлопчатые брюки, белая рубашка и черные туфли без шнурков из мальчиковой коллекции магазина «Брукс бразерс». Одежда сидела на нем хорошо, но выглядел он в ней странно. Она была сшита на толстых белых американских мальчиков, а Платон был стар, коренаст, с коричневой кожей и бритой круглой головой.
Он положил вилку. Взял свой мобильник и дважды нажал зеленую кнопку. Когда ему ответили, он сказал:
— Пошлите туда человека, чтобы убрал свидетеля.
— Когда? — спросил человек в городской вилле.
— Как только позволят обстоятельства. И адвоката уберите.
На середине жаркого Ричер спросил:
— Так почему перегородили улочку?
— Может быть, электрический провод упал.
— Оставляете двадцать стариков мерзнуть час на шоссе, чтобы охранять электрический провод в переулке? К тому же машина стояла там два часа, если не больше. Следы совсем занесло снегом. А нам сказали, что свободных машин нет.
— Этого полицейского нельзя было снять. Он был занят делом.
— Каким делом?
— Вас не касается.
Они продолжали есть. Пока не зазвонил мобильник Питерсона. Он ответил, выслушал, закрыл телефон и отодвинул свою тарелку.
— Должен ехать. Подождите здесь.
— Не могу, — сказал Ричер. — Ресторан закрывается.
Питерсон молчал.
— Я посижу в машине, — сказал Ричер. — Не обращайте на меня внимания.
— Хорошо, — отозвался Питерсон, хотя явно был недоволен.
«Форд» еще не совсем остыл. Питерсон нажал на газ, цепи вгрызлись в снег, и машина тронулась с места. Движения на дороге не было, если не считать снегоочистителей, воспользовавшихся затишьем в снегопаде. Питерсон обогнал их все, на перекрестках не тормозил, зеленого света не дожидался.
— Куда мы едем? — спросил Ричер.
— На западную окраину. Посторонние на улице. Звонили из «Добровольного общества содействия».
За тысячу семьсот миль отсюда, в городской вилле, обнесенной стеной, человек позвонил в Соединенные Штаты. Ему ответили, он медленно и точно передал распоряжения Платона. Подождал, пока ему подтвердят, что они поняты, и выключил телефон.
У Питерсона работала рация, и Ричер различил четыре разных голоса из четырех полицейских машин. Никто из них чужаков не видел. Питерсон вел машину по улицам, которые они еще не проверили. В небе низко висела луна, и Ричер видел новые опрятные дома пригорода. Он спросил:
— Сколько пришельцев?
— Сообщили о двух, — сказал Питерсон.
— Что они делали?
— Просто шли.
— Тогда держитесь расчищенных улиц. Никто не пойдет прогуливаться в шестидюймовом снегу.
Питерсон подумал. Потом развернулся и выехал на расчищенную улицу. Через четыре минуты они нашли пришельцев.
Их было двое, и они стояли напротив третьего. Третьим был начальник полиции Холланд. Его машина стояла футах в двадцати. Такой же «форд», но без надписи. Дверь водителя была распахнута, и мотор работал. Видимо, Холланд вышел и остановил этих двоих. Оба были высокие тяжеловесы, неопрятные. Белые мужчины в черных зимних сапогах, черных джинсах, черных парусиновых рубашках, черных кожаных жилетах, черных перчатках без пальцев, в черных банданах и черных парках. Выглядели точно так же, как мертвец на снимках у Холланда.
Питерсон затормозил футах в тридцати, но мотор не выключил. Противостояние, кажется, складывалось плохо для Холланда. Он явно нервничал. Те двое — нет. Они оттеснили Холланда к сугробу. Вид у него был беспомощный. Понурый.
Ричер понял почему. Кобура на ремне у Холланда была пуста, но пистолета и в руке не было. Холланд смотрел вниз и влево.
Он уронил пистолет в сугроб. Или пистолет у него выбили.
— Что будете делать? — спросил Ричер.
— Щекотливое положение. Возможно, вооружены. Я не хочу выставить начальника идиотом.
— Не его вина. Руки замерзли, — сказал Ричер.
— Он только что вышел из машины.
— Не только что. Машина стоит минут десять. Посмотрите на лужицы под выхлопными трубами. — Ричер спросил: — Кто они?
— Байкеры.
— Я не вижу мотоциклов.
— Зима, — сказал Питерсон. — Зимой они ездят на пикапах.
— Это что теперь — незаконно?
— Употребляют метедрин.
— Амфетамин?
— Метиламфетамин. Парят и дышат. Из стеклянных трубок или из алюминиевых ложек. Нагреваешь и втягиваешь носом. После этого поведение непредсказуемо.
— Живут в городе?
— В пяти милях к западу. Их там много. Типа лагеря. Обычно торчат у себя, но люди их не
