«красного лейтенанта», да и он сам категорически выступили против психической экспертизы, ведь докажи ненормальность Шмидта и сидеть бы до февраля 1917 года ему безвылазно в сумасшедшем доме. Однако кукловодам Шмидта не нужен был Шмидт-сумасшедший, им нужен был Шмидт — жертва, Шмидт — мученик, Шмидт — знамя. Бедный Петр Петрович, которому ушлые адвокаты внушили, что он герой нации (да у него и у самого была мания величия), воспринял все всерьез и предпочел посмертную славу реальной жизни.
Что касается Саблина, то, думаю, в данном случае все решали без его участия. Причем силы, которые были задействованы для заклания Саблина, были весьма могущественны. Их влияния хватило, во-первых, на то, чтобы внушить самому Саблину, что с ним ничего серьезного не будет. Именно поэтому он просит прислать ему в тюрьму зимние вещи, надеясь на лучшее. Во-вторых, этих сил хватило на то, чтобы пресечь все попытки провести психическую экспертизу, ведь докажи экспертиза, что у Саблина имелись хоть небольшие психические отклонения, ему сразу бы заменили вышку психушкой. Но кому нужен революционер-шизофреник! Знамя будущей перестройки и ее первых героев должно быть безукоризненно чисто. К тому же будущей «перестроечной революции» нужны и свои мученики!
Поэтому судьба Саблина была предрешена уже сразу после его ареста. И винить тут надо не добродушного старика Брежнева, а набиравшую силу либеральную околокремлевскую камарилью, которая уже начала исподволь подтачивать основы могучей советской империи. Когда же Саблин наконец-то понял, что он подло обманут и цена обмана его жизнь, было, к сожалению, слишком поздно...
Мы точно знаем, что Саблину покровительствовал и помогал адмирал Гришанов. Но был ли адмирал Гришанов единственным, кто помогал делать карьеру офицеру Саблину?
Дело в том, что при всей своей псевдореволюпионной риторике, в реальности Саблин фактически приступил к воплощению в жизнь самой настоящей «цветной революции». Все пункты его программы — это буквальный конспект для организации стандартной «революции роз» или «революции одуванчиков», каких за последнее время мы вдосталь насмотрелись.
А что, если помимо адмирала Гришанова у Саблина были и другие кураторы? Согласно моей версии мятежа, Саблин вовсе не был романтиком-одиночкой. Он был лишь инструментом в руках весьма серьезных и влиятельных сил, уже пустивших корни в структурах государственной советской власти и начавших идеологическую и политическую подготовку к будущей горбачевской перестройке, уничтожению СССР и социализма. Неужели вы еще наивно думаете, что все спонтанно началось лишь в 1985 году? Что не было многолетней предварительной подготовки общественного мнения, предварительной расстановки своих сил и продвижения своих людей (так называемых «агентов влияния») к руководству государством. Сегодня это уже хорошо известно.
Американские журналисты как-то задали вопрос Роберту Гейтсу, министру обороны США, а прежде директору ЦРУ: когда, по его мнению, начался распад СССР? Тот ответил: «В 1975 году, после выступления советских военных моряков». Ответ явно двусмыслен. Впрочем, что вы хотите от бывшего директора ЦРУ И все же почему Гейтс ведет отсчет начала всего перестроечноразрушительного процесса именно с мятежа на «Сторожевом», ведь подавляющая часть советского народа узнала о событиях 9 ноября лишь в конце 80 -х годов? А не потому ли, что мятеж на «Сторожевом» был лишь первой локальной пробой сил будущего масштабного перестроечного наступления. Да, попытка не удалась, но ведь это была лишь проба сил. Ну а «процесс пошел», как мы знаем, ровно десять лет спустя, словно по какой-то заранее определенной программе.
Не знаю кто, не знаю когда, но Саблин был вычислен уже на раннем этапе своей офицерской службы, и определенные силы (назовем их условно «перестроечными») его «вели». По-видимому, начало этому «сотрудничеству» было положено письмами Саблина в ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ. Одно письмо — это еще ничего не значит, но несколько писем, в которых высказывается недовольство советской действительностью, — это уже система. По-видимому, после этого к автору писем стали приглядываться. И он пришелся ко двору Во-первых, Саблин был офицером-моряком, во-вторых, был человеком всем всегда недовольным, в-третьих, имел амбиции непонятого политического гения. Чем не материал для разработки?
Но дотянуться в далекий Североморск на сторожевик к затурканному помощнику командира было весьма не просто. В небольшом гарнизоне каждый человек на виду, а чужой особенно. Какой напрашивается выход? Единственный — вытащить Саблина в Москву. Поначалу Саблину предлагается решить этот вопрос самому, но он с этой задачей не справился. Тогда к решению данной проблемы подключаются столичные кукловоды, и Саблин оказывается в Москве. Четыре года учебы — этого времени вполне хватило для подготовки будущего «вождя коммунистической революции», тем более что он и сам рвался в бой. Я уверен, что у Саблина были контакты с будущими кукловодами перестройки. Как они вышли на Саблина, я в точности не знаю, скорее всего, через кафедру философии ВПА, которая «подарила» миру таких будущих деятелей «демократии», как Д. Волкогонов и С. Юшенков.
История кафедры философии ВПА им. Ленина вообще весьма таинственна. Стараниями генералов- философов Миловидова и Волко-гонова она стала государством в государстве, живущим по собственным законом. Офицеры кафедры считали себя сверхэлитой и относились ко всем другим преподавателям академии с чувством явного превосходства. По сути, кафедра философии ВПА, как это не может показаться невероятным, представляла собой закрытый от посторонних взоров либерально-прозападный клуб и главный теоретический антисоветский центр в Вооруженных Силах СССР одновременно.
Отметим, что во время обучения Саблина в военно-политической академии именно Волкогонов являлся заместителем начальника кафедры философии, той самой кафедры, на которой дневал и ночевал, по воспоминаниям однокашников, Саблин. Нет, совсем не случайно Саблин стал своим именно на кафедре философии, на которой, по отзывам его однокашников, дневал и ночевал. Кстати, оставить Саблина адъюнктом на кафедре намеревался не кто иной, как все тот же «демократ» Д. Волкогонов, у которого Саблин ходил в любимцах. Так не там ли и искать истоки идеологической вербовки Саблина в ряды борцов с советским тоталитаризмом? Что касается С. Юшенкова, то он пришел ВПА и потом остался на кафедре философии спустя несколько лет после Саблина, олицетворив новое поколение птенцов-демократов знаменитой кафедры. Кстати, мало кто знает, что охрана вернувшегося из эмиграции антисоветского писателя А. Солженицына в его имении в Троице-Лыково была доверена исключительно офицерам- адъюнктам кафедры философии военно-политической академии. Они же устраивали и быт своего кумира... Но мы забежали далеко вперед.
Как бы то ни было, но обещано Саблину было немало. Сам Саблин рассказывает, что предполагалось включение его в состав новой антибрежневской партии, а потом и руководство ею. Ради такой перспективы можно было и рискнуть! Впрочем, особого риска Саблин, судя по всему, не видел, так как ему были обещаны и определенные гарантии личной безопасности.
Есть такое выражение — «использовать в темную». Это значит, что человека используют, не посвящая в истинные цели дела, которое он выполняет. Так поступают прежде всего с малоценными агентами или с теми, кому не доверяют. Судьба и тех и других обычно печальна. Когда они становятся ненужными, от них избавляются, в том числе и самым радикальным способом.
Обратите внимание, кто выступает сегодня главным радетелем за реабилитацию Саблина? Казалось бы, в чем вопрос! Если Саблин — это реальный расстрелянный герой не состоявшейся коммунистической революции, то бороться за восстановление его доброго имени должны ныне именно коммунисты. Но в реальности коммунистам Саблин абсолютно чужд, и они никогда не встанут на его защиту. Наряду с этим совершенно неожиданно главным борцом за возвращение светлого имени замполита «Сторожевого» стал известный ельцинист, либерал и русофоб Борис Немцов. Казалось бы, что может быть общего между архиреволюционным Саблиным и яростным защитником компрадорских ценностей Немцовым? Как это ни покажется странным, но оказывается, что общего между ними много. Иначе с чего бы тогда «Немцовым» называть Саблина своим единомышленником и объявлять его своим знаменем?
Вспомним, что первая половина 70-х годов характеризовалась снижением напряженности в отношении между СССР и США. У нас как-то перестали говорить о всемирной коммунистической революции и заговорили о возможности мирного существования двух политических систем — социализма и капитализма. Лидеры двух сверхдержав начали не только встречаться, но и подписывать договора о взаимном частичном разоружении. Именно это время и стало вхождением в большую власть всех будущих