— Почему?
— Потому что я не вещь, которой можно попользоваться, а потом выкинуть подальше или послать ее ко всем чертям.
— Перестань, Дашка! Поехали ко мне, станцуешь. Я так люблю смотреть, как ты танцуешь. Ведь я даже в колонию к тебе для этого прикатил.
— Я больше не танцую, Глеб. По крайней мере, для тебя.
— Дашуль, я сейчас твой. У меня жена в роддоме лежит. Она сейчас толстая стала, противная, постоянно меня подозревает, ревнует. Как брюхо отрастила и собралась икру метать, так вообще чуть с ума не сошла. Каждую ночь на меня верхом забирается. А я на нее смотреть не могу, иногда даже до тошноты доходит. Мне этот семейный секс уже так опротивел, что ты и представить не можешь. Я на это время твой, Даша.
— Какой ты гад был, таким я остался, — спокойно сказала я и отвернулась.
К столику подошла Танька.
— Дарья, поехали. Меня этот бар утомил, — произнесла она недовольно.
— Да, конечно.
Я встала и посмотрела на Глеба:
— Я не поеду с тобой, Глеб. На стоянке возле бара меня ждет лимузин, точно такой же, как у тебя. Ты говоришь, что мы виделись совсем недавно, а мне показалось, что прошла целая вечность. По крайней мере, с тех пор многое изменилось.
— Что именно? — побледнел Глеб.
— Я стала ездить на лимузине, носить песцовую шубу и костюмы от ведущих кутюрье мира, купаться в джакузи и ждать, когда домработница принесет мне завтрак в постель.
— Молодец! Так его! — поддержала меня Танька и с ненавистью посмотрела на Глеба.
Накинув шубку на плечи, я сказала:
— Понимаешь, Глеб, вещь не может служить вечно. У каждой вещи есть свой срок. Если вещь никем не востребована, ее могут украсть, купить или просто забрать себе, но при этом цена обязательно возрастет, причем возрастет во много раз.
— Ну а если хозяин захочет вернуть свою вещь обратно?
— Это невозможно, он просто не сможет доказать, что когда-то эта вещь принадлежала ему.
Я взяла Таньку за руку, и мы направились к выходу. Увидев нас, водитель подогнал к подъезду белоснежный лимузин и вышел из машины, чтобы открыть дверцы. Неподалеку стоял второй лимузин, принадлежащий Глебу.
— Садись в мой, — услышала я за спиной голос Глеба.
— Дашка, кончай дурить. Садись и поехали! — подтолкнула меня Танька и плюхнулась на кожаный диван.
— Это твоя подруга из колонии? — тихо спросил Глеб.
— Да.
— Ты стала там лесбиянкой?
— Нет.
— Тогда почему она тебя так опекает?
— Просто я спасла ей жизнь.
— Но ведь она не будет возиться с тобой все время. У тебя должна быть своя жизнь, и ее надо устраивать.
— С кем? С тобой?
— Я бы мог тебе помочь на первых порах. Сниму квартиру, устрою на работу.
— Нет, Глеб, спасибо. Один раз ты мне уже помог.
Танька высунула голову и громко крикнула:
— Даша, поехали! Хватит стоять.
Я посмотрела на Глеба, затем перевела взгляд на стоявшие рядом лимузины и улыбнулась:
— По-моему, у тебя он какой-то помятый.
— С чего ты взяла?! Он у меня как новенький!
— Все равно, что-то мне в нем не нравится. Мне кажется, что Танькин лучше. Извини.
Сев в лимузин, я помахала Глебу рукой и отвернулась. Лимузин тронулся. Не выдержав, я уткнулась в Танькины колени и громко зарыдала. Танька погладила меня по голове, затем налила виски и дала мне.
— Выпей. Нашла из-за кого расстраиваться. Обычный похотливый самец, который просто использовал тебя в своих целях. Пусть для него танцуют дешевые шлюхи с Тверской!
Я вытерла слезы и с удовольствием выпила виски.
Глава 15
Поздно вечером, когда мы с Танькой сидели у камина и молча смотрели на огонь, приехали папик с Вадимом. Вадим вскоре утащил Таньку в спальню, сказав, что он страшно устал за день. Танька чмокнула нас с папиком на прощание и отправилась спать. Я тоже хотела уйти, но папик взял меня за руку и ласково произнес:
— Посиди, Дашенька, немного со мной. Столько дел сегодня было… Хочется просто так поболтать с кем-то.
— У вас тяжелая работа…
— Тяжелее не бывает, — усмехнулся папик и посмотрел на огонь. — Я тут недавно своих ребят потерял. Терять ребят всегда жалко, особенно близких. Хорошие были ребята, толковые. Погибли так глупо. Взорвали машину — и несколько жизней как не бывало.
— Господи, за что же их?
— За правое дело. Тебе этого не понять. У нас своя жизнь, свои законы, свои понятия. Понимаешь, Дашенька, я не люблю тех, кто сует нос в мои дела и претендует на мои территории, а такие нашлись, и нос у них оказался длиннее, чем я думал.
— Даже длиннее, чем у Буратино? — улыбнулась я.
— Длиннее, чем у трех Буратин, вместе взятых, — развеселился папик.
— И что вы решили сделать с таким длинным носом?
— Отрубить его под самый корень.
— И вам это удалось?
— Еще как! Сегодня мы не только отрубили нос, но и убрали папу Карло, чтобы он не смог выстругать новый.
— Теперь, наверное, возникнут новые проблемы, — вздохнула я.
— Нет, Даша, я думаю, что проблемы закончились. Давай лучше выпьем по бокальчику красного вина и пойдем спать.
Папик снял пиджак, повесил его на спинку дубового стула, достал из бара бутылку темного стекла и разлил вино по таким огромным бокалам, что в бутылке ничего не осталось. Протянув мне бокал, папик сказал:
— Хочу еще раз поблагодарить тебя, Дашенька. С тех пор как ты появилась в нашем доме, Таня перестала посещать психиатра и ходить на сеансы гипноза. Она вообще за два дня очень сильно изменилась. У нее глаза стали живые, с огоньком.
— Она у вас хорошая девушка, — улыбнулась я и пригубила вино.
Поставив бокал на стол, папик зевнул:
— Пошли спать, девочка, завтра много дел. Хотелось бы немного отдохнуть.
Я кивнула и вместе с ним вышла из гостиной.
В спальне я села на подоконник и закурила. Перед глазами стоял Глеб. Танька права, он обычный похотливый самец, с ним надо было расстаться, но сердце все равно болело, и хотелось плакать.
