чтобы заподозрить в случившемся историю самого низменного характера. Я угадал?
— Угадали, — снова кивнул Григорий. — Хотите сказать, на самом деле все было не так?
Он нарочно дразнил Разумовского многозначительными недомолвками, всеми средствами подталкивая его к откровенности, и ждал, когда наступит такой момент. Как ни уговаривал себя Григорий относиться к графу снисходительно, в глубине души он определил его как человека не слишком порядочного и считал, что фортуна проявила к Соне благосклонность, избавив ее от этого сомнительного человека.
— Как ни странно это прозвучит, — между тем начал рассказывать Леонид, представленный также и барону де Кастру, правда, тот не знал, что граф имеет к княжне Астаховой самое непосредственное отношение, а Тредиаковский вовсе не собирался его в том просвещать, — я приехал во Францию в поисках своей исчезнувшей невесты. О, моя сентиментальная история могла бы исторгнуть слезы у иного романиста и подвигнуть его на создание моего жизнеописания. Подумать только, прожив на белом свете три десятка лет и не будучи всерьез увлечен ни одной женщиной, я чуть было не женился на девушке из богатой семьи, имел бы удачную карьеру — я военный, — если бы не встретил другую — необыкновенную девушку, которую полюбил всем сердцем.
— Начало повествования обнадеживающее, — проговорил барон.
— …С княжной мы встретились незадолго до моей объявленной свадьбы с Дашей. Так звали мою тогдашнюю невесту.
Поскольку Тредиаковский эту историю хорошо знал из рассказа Сони, наверное, он не смог изобразить на лице должного внимания, что весьма смутило Леонида.
— Не слишком ли подробно я рассказываю? — прервал он себя, обращаясь к сидящим с ним за столом мужчинам.
Тредиаковский ничего не сказал — он догадывался, о чем пойдет речь, а у барона де Кастра загорелись глаза от предвкушения тайны, которая откроется ему. Он даже поторопил Разумовского:
— Пожалуйста, граф, я чувствую, что ваша история захватит наше воображение. Именно поэтому в ней интересны всякие мелочи, или, как вы говорите, подробности.
— Извольте. Я рад встретить сочувствие в людях незнакомых. Как ни странно, мне легче рассказывать о случившемся вам, чем людям близким… Судьба за что-то наказала меня. Лишила осознания исключительности моей встречи с этой молодой женщиной. Лишь спустя некоторое время я понял, как много потеряю в жизни, если ее не найду…
Он помолчал, как если бы волнение перехватило ему горло, и Себастьян подвинул ему кружку с вином, которое Разумовский в волнении залпом выпил.
— Грешным делом, вначале я посчитал, что мое чувство к княжне — думаю, не стоит сообщать вам ее имя, которое все равно вам ничего не скажет, — не относится к разряду серьезных увлечений…
«А вот тут ты, братец, ошибся, — с насмешкой подумал Тредиаковский, — имя княжны нам очень многое скажет. Особенно Себастьяну, который и не догадывается, с кем столкнула его судьба. Нам обоим ее имя о многом скажет!»
— Но чем больше я узнавал княжну, тем больше понимал, какая она умная, честная, бескорыстная — таковые женщины мне прежде не встречались.
Он опять сделал глоток из кружки, и Григорий подумал, что, ежели граф станет прикладываться к вину так часто, окончания истории они могут и не услышать.
— Не странно ли, господа, что я стал размышлять об этом так подробно только теперь, а до этого я лишь шел на поводу у своих чувств? Словом, я сделал княжне предложение руки и сердца, не думая более ни о своей невесте, ни о свадьбе, которую готовили ее родители. Моя возлюбленная предложение приняла и даже помогла мне весьма достойно избежать предстоящего бракосочетания.
«А вот тут ты, братец, врешь! — с ожесточением подумал Григорий. — То, что вы проделали с Софьей, ни тебя, ни ее не красит. Она-то это осознала, а вот ты, похоже, нет! Обманом вы хотели соединиться, вот бог вас за это и покарал…»
— Тогда я лишь думал, что она будет мне хорошей и верной женой, не даст мне скучать так, как я непременно стал бы скучать с той, на которой собирался жениться прежде…
— Постойте, граф! — вскричал Себастьян, внимательно следивший за ходом рассказа. — Но вы и словом не обмолвились о том, каким образом вам удалось избегнуть женитьбы на той, которую вы назвали Даша!
Граф смутился, но махнул рукой: мол, рассказывать так рассказывать.
— Я хотел опустить эту часть своего повествования, потому что она существенно удлинит мой рассказ…
— Это ничего, — успокоил его барон де Кастр, — вечер только начинается, а раньше завтрашнего утра вы вряд ли продолжите свой путь. Насколько я знаю, по этим дорогам редко кто путешествует ночью, потому что в этих местах орудует банда некоего Глюка, которую жандармы не могут поймать и отправить на виселицу уже третий год.
Разумовский согласно кивнул. Тредиаковский слегка раздвинул в улыбке губы. Он более не произносил ни слова, но показывал своим видом, что и ему слушать небезынтересно.
— Если я правильно понял, — рассмеялся Разумовский, — вы предлагаете не торопиться, взять еще вина… Это позвольте сделать мне… И слушать меня, и чтобы я говорил, ничего не упуская?
— Именно, — подтвердил Себастьян опять же с молчаливого согласия Григория.
— Хорошо, я принимаю ваше предложение провести вечер вместе, слушая мою историю, где переплетается трагическое и смешное.
Леонид подозвал трактирного слугу и заказал вина сразу на два стола: на свой и на тот, за которым сидел его золотоволосый друг. Как только вино принесли соседям, они восторженно взревели и отсалютовали Разумовскому кружками. Он тоже поднял в знак приветствия руку и снова приступил к своему рассказу.
— Семья невесты встретила меня приветливо, ничего не скажу. Сама Даша тоже была мила и доброжелательна. Но как-то, знаете, без огня. Словно послушная девочка, которой маменька наказала: «Уделяй внимание, детка, этому молодому человеку. Мы с отцом выбрали его тебе в мужья». И дочь отвечает: «Хорошо, маменька, я сделаю так, как вы говорите!»
— Что ж в этом плохого? — наконец открыл рот Григорий. — Послушная дочь, послушная жена.
— Я понимаю вас, — приветливо улыбнулся Григорию рассказчик. — Когда я делал предложение Даше, и сам так считал. Потому и не сомневался в правильности своего выбора. Но когда я встретил Со… княжну, я испытал чувство, похожее на то, как если бы застоявшийся, покрытый ряской пруд вдруг спустили в некое русло, и он по воле случая превратился в ручей, чтобы, набирая скорость, мчаться куда-то вперед. Может, в океан.
— Мсье Разумовский — вы поэт! — с жаром воскликнул Себастьян.
— Наверное, я в то время и впрямь стал думать не прозой, а стихами — так разгорелась моя кровь! Даша, увы, ни о чем не подозревала. Она поехала в имение родителей и собиралась вернуться накануне свадьбы, а я уже готовился к тому, чтобы объясниться с нею, разорвать нашу помолвку и прекратить приготовления к свадьбе…
— Теперь вы увлеклись рассказом о невесте и не сказали нам, как вы познакомились с княжной. Это было романтично?
Себастьян все ждал необычайных происшествий в таком многообещающем рассказе.
— Надо сказать, что, увидев княжну впервые — она была сестрой моего полкового товарища, — я не испытал никаких предчувствий, волнения, озарения — знаете, когда люди ощущают, что вот они встретили свою судьбу. Разве что отметил ее нелепый наряд — она куда-то бежала и едва не сбила меня с ног — да ее необычно зеленые глаза, изумруды, и только! Но подумал я об этом как-то отстраненно: мол, а у Николая-то сестрица прехорошенькая! Наутро нам с ним была обещана аудиенция у одного очень высокопоставленного человека. Наверное, я поэтому слегка волновался… К тому же в голове у меня бродили мысли о предстоящей свадьбе и, чего греха таить, о грядущем присвоении мне очередного звания. Словом, впереди меня ждало светлое будущее: удачная карьера, юная скромная девица из знатной семьи, в число родственников которой предстояло войти и мне, богатство, признание. А княжна сидела с нами за столом, у нее вроде болела голова, или еще что-то ее беспокоило. В общем, она не стала долго засиживаться. Ушла в
