— Не верю! — нахмурился Фуше. — Такую красоту повторить невозможно!
— Я и не говорю, что русские ее повторили, — согласилась она, — но вы сами спросили о подобном. И наш Петергоф, понятное дело, не Версаль, но тоже по-своему прекрасен.
Возвращались они во дворец несколько опьяневшие от свежего воздуха и молчаливые. Жозеф, как само собой разумеющееся, провожал Соню до ее покоев и, очевидно, предупрежденный герцогиней, гвардеец не обратил на него никакого внимания.
Остановившись у двери, Соня подала Жозефу руку, которую тот почтительно принял, но вместо того, чтобы поцеловать, он крепко сжал ее и почти втолкнул Софью в дверь, которую она уже успела открыть. И тут же закрыл ее за собой, продолжая удерживать княжну за руку.
Безусловно, Жозеф был умельцем в том, что можно было бы назвать наукой обращения с женщинами. Про себя Соня подумала, что Леонид Разумовский против него мальчишка, хотя и имел в этом деле кое- какие навыки.
Княжна, что называется, и глазом не успела моргнуть, как тонкие и длинные пальцы молодого человека пробежали по застежкам ее одежды.
Она опять, как и в прошлый раз, хотела крикнуть, но его рука зажала Соне рот. Княжна со злости вцепилась зубами в эту самую руку, сжимая челюсти все крепче, но Жозеф продолжал освобождать ее от одежды, как если бы он совсем не чувствовал боли.
— Вы не находите, дорогая, — проговорил он насмешливо между делом, — что вы мне кое-что задолжали? Уверяю вас, еще ни одной женщине не удавалось уйти от меня подобным образом! Если бы я не знал, что вы княжна, я бы подумал, что вы дикарка, одетая в платье цивилизованной женщины. Подумать только, вы ударили меня по голове так сильно, что я на некоторое время потерял сознание. Лейб-медик, ощупав мою шишку, даже посоветовал на всякий случай полежать в постели во избежание сотрясения мозга…
— Ежели он у вас, конечно, есть, — вполголоса пробормотала девушка.
Оказавшись прижатой к Жозефу, Соня невольно задержала взгляд на его лице: несколько крупноватый, с горбинкой нос, тонкие черные крылья бровей, которые подчеркивали его необычного цвета, удлиненные к вискам желто-карие глаза хищника, смотревшие на нее, как на загнанную дичь. Чувственные губы изогнулись в предвкушении поцелуя. Все еще продолжая закрывать ей рот, он вдруг резко убрал руку и, когда она набрала воздуха, чтобы закричать, позвать на помощь, впился губами в ее губы…
Его ласки были далеки от нежной страстности Разумовского, они ее потрясали, выводили из себя, заставляли закусывать губы, чтобы не кричать от новых ощущений. Жозеф будто терзал ее, и от этого, как ни странно, она вся горела и дрожала и вместо того, чтобы вырываться, начинала к нему теснее прижиматься. Его влияние на княжну походило на колдовство. По крайней мере, Соня совершенно не отдавала себе отчета в своих действиях.
Самые потаенные места ее девственного тела не миновала его дерзкая рука. Он делал ей больно, заставлял вздрагивать и трепетать, она уже почти не сопротивлялась, а с замиранием сердца ждала продолжения…
Вывел Соню из оцепенения легкий стук в дверь и голос Иоланды де Полиньяк:
— Софи, дитя мое, вы не спите?
— Подождите минутку, я сейчас выйду! — крикнула Соня.
К ее удивлению, Жозеф так же споро, как и раздевал, принялся одевать ее, шепотом бормоча про себя какие-то ругательства.
Когда княжна предстала перед герцогиней, та воскликнула:
— Ах, Софи, вам вовсе не обязательно было облачаться в это платье! Все равно вам следует надеть вечерний туалет. Королева собирается представить вас своим придворным. Они хотят послушать о ваших злоключениях в плену у работорговцев.
Знала герцогиня де Полиньяк о том, что у Софьи прячется Фуше, или не знала, сказать трудно, но если знала, то не выдала себя ни единым словом или намеком.
Когда Софья вернулась в свою комнату, Фуше уже полностью привел себя в порядок.
— Я тоже хочу послушать ваш рассказ, Гера, — сказал он, — думаю, ее величество позволит мне при этом присутствовать… Но я не перестаю удивляться, насколько силен ваш ангел-хранитель. Трудно даже представить, что помешает мне в следующий раз!
— Вы собираетесь снова домогаться меня?! — ужаснулась Соня.
— Конечно, царица богов, — проговорил он, осторожно выскальзывая за дверь и осматриваясь. — О, если бы нынче я так не торопился!
— Прощайте! — сухо вымолвила Соня.
— Не «прощайте», милая моя, а до свидания! Герцогиня еще не предупредила вас, что завтра у нас с вами урок фехтования? Вы в очередной раз убедитесь, как много я умею!..
С ехидным смешком он исчез, и Соня некоторое время еще старалась успокоиться, чтобы пришедшая ее одеть и причесать камеристка не заметила, как дрожат у нее руки.
В приемной королевы, выдержанной в голубых с золотом тонах, Соню и вправду ожидало небольшое общество, среди которого она с огромным облегчением не обнаружила Жозефа Фуше.
Королева Мария-Антуанетта по очереди представила княжне пятерых женщин и двоих мужчин.
— Наша русская гостья не успела приехать во Францию, как обстоятельства потащили ее в жизненный водоворот. Она участвовала в освобождении двух знатных девушек из лап работорговцев, потом сама попала к ним же в плен, и только благодаря прекрасной Иоланде де Полиньяк мы имеем возможность лицезреть ее сейчас. У герцогини дар — оказываться там и в тот момент, где и когда она более всего нужна.
Надо сказать, что только в собственном рассказе, видимо, оттого, что Софья смогла посмотреть на себя со стороны, она поняла, до чего уязвима и совершенно не приспособлена к жизни. Прав Фуше: ей стоит благодарить своего ангела-хранителя, что до сих пор княжна не попала в безвыходное положение…
— Как звали мать девушки, освободившей вас от пут? — с волнением спросила ее молодая дама — принцесса де Ламбаль, вспомнила Соня.
— Она успела произнести только: «Маркиза Фредерик де…»
— Грансень! — докончила за нее принцесса. — Я знала, я говорила всем, что дочь Фредерик жива!
— Вряд ли стоит радоваться, ваше высочество, — проговорила со вздохом Иоланда де Полиньяк, — насколько я поняла, девушек увезли во дворец сына турецкого султана.
— И все же она жива, — не согласилась принцесса, — а то, что в гареме… Многие из нас тоже живут в гареме, только не все об этом знают.
Одна из присутствующих дам — Соня не запомнила ее имени — задала вопрос о Флоримоне де Баррасе:
— Он хорош собой?
— Можно сказать, хорош, — медленно проговорила Софья, пытаясь наиболее явственно представить себе молодого де Барраса. — Черты лица правильные, большие черные глаза… Только, думаю, мало кто из пленниц замечал его красоту. На мой вопрос, почему мсье Флоримон не хочет жениться, иметь детей и жить счастливо с молодой женой, он сказал, что будет смертельно скучать.
— А что, я его понимаю и одобряю! — раздался знакомый голос, и в приемную вошел Сонин знакомец Жозеф Фуше.
— Еще бы вы не одобряли, — покачала головой Мария-Антуанетта, протягивая молодому человеку руку для поцелуя, — вы, мсье, у нас известный авантюрист!
17
Григорий Тредиаковский не только получил ответ на свой запрос относительно княжны Астаховой, но и приглашение на завтрашний бал в Трианон, хотя он ни о чем таком не просил. Похоже, тот человек,
