показа. «Вы понимаете, наше шоу «Лицевой нерв» посвящено безграничным возможностям человеческих лицевых нервов, — сказала редактор. — Мы учим людей сжимать и разжимать лицо самым причудливым образом. Это благотворно влияет на психику. Вот только никто не мог показать, как это делается. А тут вы с вашей необыкновенной мимикой! Вы нам очень поможете, если согласитесь!» И Мурка согласилась. Дальше — больше. Через десять минут Мурка была зачислена в сборную страны, которая выезжала в Южную Африку на чемпионат мира по гримасам и ужимкам. Впереди маячила Книга рекордов Гиннесса.
Чем закончилось дело, ясно без слов. Мурка вызвала на рандеву бритого качка, красного дядьку и Витасика.
— А у меня для вас сюрприз! — ласково пропела она.
Дядька в панике заколыхал красными щеками. Качок потянулся за пушкой. Витасик струхнул и начал сползать со стула.
— Сидеть! — грозно сказала Мурка и вытащила из кармана три пачки денег. Раздав деньги, она выставила вперед толстенькую лапочку и потребовала, чтобы все трое поцеловали ей руку и громко сказали: «О, Мура! Как вы прекрасны! Какое счастье, что вы встретились на нашем жизненном пути!» И что вы думаете, они это сделали. Потом она купила Лесному Брату теплое финское белье, а себе — новую свежую ботву, потому что старая совсем поизносилась. Она обрела уверенность в себе, позвонила Наглому Парнише и рассмеялась в трубку демоническим смехом. Говорят, он рвал на себе волосы.
И вот настал великий день. Она сняла трубку и набрала мой номер. Мурка хотела помириться. Но тут надо знать Муру. Она ни за что не стала бы звонить, если бы ее дела не шли столь триумфальным образом. Ей, конечно, очень хотелось помириться. Но еще больше ей хотелось похвастаться.
— Бери Мышь и дуй в Питер! — приказала она. — Расходы за мой счет!
Я позвонила Мыши. Мышь как раз с треском выставили из дома Меральды. Она была совершенно свободна.
— Мурка звонила, — осторожно сказала я. — Требует, чтобы мы приехали. Расходы берет на себя. Ты как?
Мышь молчала. На другом конце провода я мысленным взором видела, как она надулась и покраснела. Мышь решала неподъемную задачу: продолжать копить обиды или идти на мировую.
— Ну ладно, — наконец буркнула она. — Поехали.
И мы поехали.
Муркин успех в Питере превосходил самые смелые предположения. Весь город был обклеен афишами с ее мордахой. Над Невским висели растяжки с одним словом: «Му-ра!» Один городской поэт (я подозреваю, что по совместительству городской сумасшедший) написал в ее честь стишок:
В день нашего приезда Мурка должна была выступать со своим падением в зале «Октябрьский». У них это называлось интерактив со зрителем. Фаны толпились у касс. Некоторые занимали очередь за неделю и спали прямо на улице. У всех на голове красовалась самодельная поролоновая ботва. Мурка подъехала на белом шестидверном лимузине. Два охранника вынули ее из машины. Фаны заголосили. Один тщедушный паренек упал в обморок. Увидев нас, Мурка коротко бросила: «Это со мной!» — и прошла внутрь.
Вы знаете, я девушка скептическая, но такого не ожидала. Ее выступление было великолепным. Мурка падала в зал пять раз, и каждый раз публика ревела от восторга. «Бис! — кричали фанаты. — Бис!» И Мурка падала на бис. Последний раз она упала как-то особенно прекрасно, напоминая в полете лягушку- путешественницу после препарации на лабораторном столе. «Бис!» — заголосили фанаты. Но Мурка лежала без движения в оркестровой яме.
Так на наших глазах рухнула самая невероятная карьера в истории шоу-бизнеса. Мурка сломала ногу. До кареты «Скорой помощи» ее провожали толпы рыдающих поклонников. Мы с Мышью две недели не отходили от ее постели. Через две недели Мурка настолько пришла в себя, что начала скакать на костылях по палате и планировала этими костылями накостылять санитарам по шее. А заодно и врачам, которые вместо того, чтобы крутиться вокруг Муркиной драгоценной особы, заглядывались на завалявшихся в соседних палатах больных. Параллельно она подумывала о продолжении своей сценической деятельности. Но непостоянство публики известно. К тому времени, когда Мура вернулась домой и готова была покорять новые творческие вершины, зрители ее забыли. Поклонники оставили. Фанаты переключились на других кумиров. О, слава! Как ты эфемерна!
Горевала Мура недолго. Она ведь девушка практичная и на жизнь смотрит трезво.
— Ладно, девочки! — сказала она, когда мы отмечали ее выписку из больницы. — Черт с ней, со славой! Зато помирились!
И мы выпили вишневой наливки и закусили пирожком с капустой. А потом еще выпили и еще закусили. Ведь Мурке больше не надо было заботиться о фигуре. Да она о ней и так не очень-то заботилась.
Сводный хор личного состава
издательско-редакционного комплекса «Азбука Морзе»
дает музыкальное представление «Ройялти-шоу»
Через неделю после Муркиного водворения в собственную постель мы с Мышкой вернулись домой. Интеллектуал встретил меня неприветливо.
— Тебе обзвонились! — буркнул он, повернулся ко мне спиной и удалился в спальню.
— Кто? — крикнула я в его сутулую спину.
— Тот же самый.
— Да кто тот же самый? Можешь ты сказать по-человечески?
Интеллектуал обернулся и скривил нос. Видно было, что говорить о звонках ему неприятно.
— Мужской голос, — неохотно пробормотал он. — Незнакомый. Помнишь, звонил первый раз, когда ты в три часа ночи вернулась с концерта и нагло заявила, что он не состоялся. Не знаю, не знаю. Где ты шляешься! С кем шашни разводишь!
Я хотела сказать, что нигде я не шляюсь и ни с кем шашни не развожу, а культурно выколупываю Мурку из оркестровой ямы, но тут вспомнила. Да, действительно, когда я вернулась с того злополучного концерта известной рок-группы, провисев без малого пять часов в бюро пропусков между двумя дюжими молодцами, Интеллектуал, оторвав голову от подушки, промявкал, что мне звонил мужчина. Я тогда не обратила на это внимания — мало ли какие мужчины мне звонят! А на следующий день Мурка вызвала нас в Питер принимать участие в ее триумфе. И вот, оказывается, мужчина не угомонился. Он продолжал названивать.
Я легла спать совершенно заинтригованная, даже не обратив внимания на робкие попытки Интеллектуала вызвать мою реакцию на предмет его интимных ласк. Мне было не до ласк. Меня манили новые горизонты. Мне снились прекрасные незнакомцы в черных широкополых шляпах, черных плащах и черных повязках на одном глазу. При чем тут черные повязки на глазу, я вам не скажу. Я сама думала об этом все следующее утро, попивая кофе в кухне. И пришла к выводу, что кривого мужика мне, конечно, не надо. Просто в жизни ощутимо не хватает романтики.
Он позвонил, когда я приканчивала вторую чашку кофе и доедала вторую плюшку с корицей. Интеллектуал гулял с пуделем, так что я паслась на свободе и могла говорить с кем хочу и что хочу.
Разговор вышел странный.
— Здравствуйте! — сказал незнакомый мужской голос, довольно, кстати, приятный и, я бы даже сказала, вкрадчивый.
— Здравствуйте! — сказала я, поспешно засовывая в рот кусок плюшки с корицей, как будто он
