К отъезду с Северного Кавказа русскую молодежь подталкивает и тот факт, что русские в регионе находятся в очевидно неравноправном по сравнению с титульным населением положении. Например, доля русских в управленческих республиканских элитах в два-три раза ниже, чем в населении республик. Единственное исключение из этого правила составляет Ингушетия, где доля русских среди управленцев аж в 14 раз выше, чем в населении республики. Однако этот факт вряд ли можно рассматривать как образец толерантного отношения к русскому населению. За последние тридцать лет из республики уехало практически все русскоязычное население, и Ингушетия превратилась фактически в моноэтническую республику (см. таблицу 2).
Таблица 2:
Доля русских в населении и управленческой элите в республиках Северного Кавказа (%)
Если же говорить о высших руководящих постах (глава республики, председатель республиканского правительства, мэр республиканской столицы), то на этих позициях на Северном Кавказе русских и русскоязычных нет вовсе. Все высшие посты в регионе занимают только представители титульных этносов (см. таблицу 3).
Таблица 3:
Число русских и представителей титульных народов на руководящих должностях в республиках Северного Кавказа (%)
Подобная ситуация не может не влиять на межнациональные отношения. Если в какой-либо республике практически все руководящие посты занимают представители титульного этноса, а русское и русскоязычное население во власть не допущено, то жителям этой республики сколько угодно можно рассказывать про единую российскую нацию. Все равно никто не поверит.
Соседка мужа женила
Чечня и Ингушетия — это республики, в которых русских практически не осталось, как практически не осталось и так называемых русскоязычных: армян, греков, евреев, украинцев и т. д. Вместе с русскими из республик уходит русская культура и русский уклад жизни. Но свято место пусто не бывает, сегодня в регионе активно идет процесс исламизации. В определенной степени уже сегодня Чечню и Ингушетию можно назвать исламскими республиками. Например, согласно упоминавшемуся выше исследованию «Национальный вопрос в российской общественно-политической жизни», большинство (62%) чеченцев и ингушей поддерживают введение многоженства как минимум на территории этих республик. А каждый четвертый (23%) считает, что многоженство следует разрешить на всей территории Российской Федерации. По словам ряда респондентов–чеченцев и ингушей, многоженство в этих республиках де-факто уже получило широкое распространение. Приведем слова одной из участниц исследования: «У нас в Ингушетии многоженство — это нормально. У меня соседка недавно мужа женила. Вчера только привезли ее. У нее детей нет. И первая жена живет отдельно в доме, и вторая». По словам другого респондента, «сейчас в Чечне, если деньги есть, сразу на второй жениться хотят».
А между тем многоженство в Российской Федерации законодательно запрещено. Если какой-либо народ хочет жить по исламским законам и практиковать многоженство, то это, безусловно, его право. Нельзя утверждать, что исламский уклад жизни лучше или хуже, чем русский — по большей части европейский, христианский. Это просто разные уклады. Но в связи с этим встает вопрос: могут ли в рамках единого государства сосуществовать две территории, на одной из которых нормой считается то, что на другой запрещено законодательно и считается морально недопустимым?
Имитация национальной политики
Нельзя сказать, что российская власть вовсе игнорирует положение русских на Северном Кавказе. В различных правительственных документах «русский вопрос» обозначен вполне отчетливо. Например, в принятой в августе текущего года федеральной целевой программе (ФЦП) «Укрепление единства российской нации и этнокультурное развитие народов России (2014–2020 годы)» говорится, что трудности, с которыми столкнулась Российская Федерация в постсоветский период, «привели к ряду негативных последствий в межнациональной сфере», в том числе к «ограничению в некоторых субъектах Российской Федерации прав нетитульного, в том числе русского, населения». Показательна при этом сама формулировка: «в некоторых субъектах». Авторы всеми силами стараются не называть конкретный регион, хотя понятно, что за этим эвфемизмом скрывается именно Северный Кавказ.
Запланированные же в ФЦП конкретные действия могут вызвать лишь недоумение. Северный Кавказ в документе упоминается дважды — в названиях мероприятий: международный политологический форум «Российский Кавказ» и Сбор молодых журналистов и блогеров Северо-Кавказского и Южного федеральных округов. Даже оскорбительным было бы заподозрить авторов ФЦП в том, что, по их мнению, названные мероприятия смогут хоть как-то повлиять на положение русского населения на Северном Кавказе. Иными словами, разработчики национальной политики видят и понимают проблемы, связанные с «ограничением прав нетитульного, в том числе русского, населения» на Северном Кавказе, но для изменения ситуации ничего предпринимать не намерены.
Впрочем, реализуемая сегодня национальная политика предпочитает игнорировать все по-настоящему острые аспекты межнациональных отношений, например этническую преступность. А вся деятельность по поддержанию межнационального мира в рамках ФЦП ограничивается проведением всевозможных культмассовых мероприятий: фестиваль «Цыгане под небом России», фотоконкурс «Русская цивилизация», конгресс этнографов и антропологов и прочие фестивали, выставки, сборы блогеров и форумы политологов.
Если же говорить не об имитации, а о примерах реального регулирования межнациональных отношений, то
