— Действительно, сегодня главная линия внутреннего напряжения — это даже не внешние мигранты. В середине 2000-х они всех «напрягали», но сейчас с ними более или менее смирились. Стало понятно, что они не так страшны, что они занимают определенные ниши и за их пределы не выходят. Сейчас наша главная проблема в том, что угроза исходит от наших же сограждан. И конкретно от жителей двух-трех северокавказских республик. Когда мы спрашиваем, с кем вы готовы жить на одной лестничной клетке, а с кем нет, выясняется, что людей, которые не хотят проживать с таджиками, узбеками, вьетнамцами, столько же, сколько тех, кто не желает соседствовать с чеченцами, дагестанцами, ингушами. Но это же наши граждане! Да, они выглядят, разговаривают, ведут себя по-другому, но они наши. А мы к ним относимся в основном как к опасным людям, от которых исходит угроза. И это основная мина под фундамент нашей идентичности. Мы должны найти этот «переходник», который позволит жителям северокавказских республик чувствовать себя россиянами, а другим россиянам — чувствовать их своими, хотя и отличающимися, но не опасными. Это не этнический конфликт, а скорее культурный.
— Русские, как нация имперская, давно уже переросли стадию племенного сообщничества, союзничества и друг другу не помогают. Как пример: русские на зарубежном курорте зачастую делают все, чтобы скрыться от других русских. Нас много, мы разные, мы индивидуалисты — и мы уже не должны защищать себя. Мы нация не традиционная, а вполне себе модернизированная, хоть и на советский лад. А на Кавказе совершенно другая культура: большая семья, взаимовыручка, тесные связи, троюродный брат не практически чужой тебе человек, а ближайший родственник, сосед почти член семьи и так далее. Поэтому мы друг друга не поддерживаем, каждый решает свои проблемы сам, каждый выплывает в одиночку.
