все, что могли унести: маис, копья, ножи, скамьи и другую домашнюю утварь, даже тенета для ловли дичи. Когда я выразил свое возмущение, Махмуд смущенно ответил, что наказанные были действительно «nas batalin» (плохие люди).
Возмущенный этим зрелищем, я решил перебраться к Мазинде, который, между тем, несколько раз присылал мне продукты и был очень обрадован, что я пожелал быть его гостем. Люди на станции делали все, что могли, чтобы удержать меня, и даже Мбиттима, правда, тщетно, прилагал для этого все усилия. Мой небольшой багаж был скоро уложен, и, когда 21 мая от Мазинде пришли носильщики, я, несмотря на угрозу дождя, после полудня покинул станцию. Хотя в этом месяце дожди были часты, но на этот раз дождь нас пощадил, и вскоре по знакомому пути я дошел до горы Малингде, которую, однако, обошел с востока, вместо того чтобы пойти к Мазинде более коротким путем в западном направлении. Поэтому мы вынуждены были переночевать у южного подножия горы и на другой день обогнули ее по густонаселенной области северных амади, которые в большей своей части находятся в подчинении у Мазинде. Изобильные посевы, банановые заросли и масличные пальмы, которыми за день до того я любовался с горы, окружали селения туземцев. Теперь я видел эти жилища вблизи, так как дорога вела нас от одной усадьбы к другой. Они были расположены кольцом, частью под круто спускающимся склоном горы, частью у бурного ручья, в глубоком ущелье огибающего подножие горы справа. Мазинде вышел навстречу, чтобы приветствовать меня, и я поселился у него пока во временном жилище, так как решил сам руководить постройкой новой хижины. По желанию Мазинде, меня сопровождал Махмуд, чтобы осмотреть собранную для Османа-Бедауи слоновую кость. При этом начались длинные переговоры, так как вождь азанде опять стал жаловаться на подчиненных Мбиттимы. Как corpus delicti («сумма улик») был продемонстрирован пробитый копьем щит и человек, которого ранили в плечо напавшие на него люди Мбиттимы.
Новое поселение Мазинде и его приближенных лежало в местности, плавно спускавшейся к реке Хекке. Там, вблизи тенистых деревьев и кустарников, недалеко от густоперепле-тенной стены речной растительности, я нашел подходящее место для моих хижин. Все необходимое для постройки было уже принесено, и под личным наблюдением Мазинде вскоре заработало много прилежных рук, так что через несколько дней я с моими людьми и животными был уже под крышей. Лишь более тяжелая работа по постройке палисада не была сделана, так как я надеялся на скорое прибытие Османа-Бедауи и на мой отъезд; все же место перед хижинами было очищено от высокой травы. В кустарнике я нашел три слоновых клыка, видимо, припрятанные Мазинде. Подобным образом вожди часто прячут слоновую кость в разных местах, чтобы скрыть ее при вражеских набегах, но еще и потому, что неохотно отдают весь свой запас проходящим нубийцам, предпочитая торговать костью небольшими количествами.
О моем пребывании у Мазинде вскоре стало известно подчиненным Сасе вождям в западных и северных областях. Они все были недовольны господством Сасы. Поэтому два вождя — Зирро к северо- западу и Бериссанго к западу от Уэле — послали ко мне гонцов. Первый предложил мне слоновую кость, а второй намеревался покинуть свою область, чтобы уйти от господства Сасы. Эти слабые вожди были убеждены, что сбор слоновой кости производится для проходящих караванов. Если бы дело заключалось только в слоновой кости, господство Сасы еще было бы терпимо; но. к сожалению, все эти походы преследовали лишь личные интересы. Хотя Саса и Земио совершали походы самостоятельно. без нубийцев, однако при этом было достаточно противозаконных действий, туземцев грабили и даже угоняли, так как Саса хорошо знал цену приведенных домой рабов. Словом, теперь я был обязан подробно объяснить гонцам и людям из других областей, просившим защиты и устранения неурядиц, условия управления провинцией Бахр-эль-Газаль и пообещать им в грядущем лучших дней. Предложенную мне слоновую кость я, конечно, не взял.
В это время я получил известие от Бондорфа. Он благополучно достиг своей цели и был занят устройством станции и огорода. Между тем Земио оставил Уэле и направился к Палембата. Туда, к Ндоруме и к Осману-Бедауи, были посланы гонцы Мазинде, так как носились слухи, что Осман-Бедауи также принимает участие в войне против Мбио; начались ли уже намеченные действия и что случилось дальше — об этом было много противоречивых слухов, но ничего определенного не было известно.
Без моего ведома для меня опять был испытан куриный оракул. Мазинде возымел желание точно установить мою судьбу этим путем. Для этого курице влили бенге, и она оказалась настолько нелюбезна по отношению ко мне, что покинула этот свет. Нерешительно и огорченно сообщил Мазинде об ожидающей меня судьбе; согласно оракулу, я умру у него, конечно, не от его людей, а от рук Зирро или Бериссанго. Мазинде и его приближенные были очень удивлены, когда я ответил на это шуткой и насмешкой, высмеял их суеверие и предложил впредь лучше присылать мне их кур, предназначенных для бенге, вместо того чтобы за мой счет производить такие жизнеопасные опыты; в этом случае, прибавил я, по крайней мере есть уверенность, что я не умру от голода.
В лесу, на берегу Хекке обитало много видов обезьян: морские кошки, Cercopithecus, а также Colobus Guereza. Один вид был особенно эффектен — с синеватым лицом, белыми волосами на носу и белой бородой. Часто наблюдал я из моей хижины, как они целым обществом весело прыгали с дерева на дерево на опушке леса, дерзко нападая на маисовые поля. Негритянские мальчики с шумом и криками пытались прогнать непрошеных гостей, многие из которых все же успевали набить себе защечные мешки маисовыми зернами.
Обставив с помощью своих слуг новое жилище у Мазинде мелкими домашними вещами, я занялся обучением своих слуг. Я учил Дзумбе препарированию, и со временем он овладел искусством препарирования не только маленьких млекопитающих, но и крупных тропических видов птиц. Одновременно я искал средства для сохранения шкурок млекопитающих; после того как абармбо украли у меня большую часть мышьяково-кислого натрия, мне надо было быть очень экономным. Поэтому я приказал самым тщательным образом очищать шкурки от жира и затем часами оттирать их пористым камнем. Мальчики ловили для меня бабочек и жуков, и я составил хорошую коллекцию. К сожалению, это был напрасный труд, так как мне не суждено было что-либо из всего этого сохранить и привезти в Европу.
Мазинде часто бывал у меня. Он живо интересовался всем, и я много рассказывал ему о наших странах. На его естественный вопрос, для чего нам нужно так много слоновой кости, я подробно рассказал ему, что правительство «турк» (турки, т. е. египетское правительство) продает всю кость нашим странам, где ее обрабатывают для различных вещей. При этом я показал ему различные мелкие изделия из слоновой кости и рога, как ручки для ножей и др. Он любовался и более ценными изделиями нашей индустрии, особенно моей маленькой коллекцией различных ножей, в блестящих клинках которых он, к своему восхищению, видел свое отображение. В таких случаях я никогда не отпускал его домой без подарка; это одновременно было компенсацией моему другу за все его даяния. Но я просвещал его и в других, доступных его пониманию вопросах, например, рассказывал об обработке земли в наших странах, о том, что там почти вся земля засеяна, что камни, корни и сорная трава тщательно удаляются с полей, что в лесах деревья не вырубаются без надобности, рассказал ему о правах на охоту и рыболовство и т. д. Все это Мазинде выслушивал с интересом и новыми вопросами наводил меня на новые рассказы. Одновременно и я расширял свои познания о местности и народе. При этом мне был полезен не столько Мазинде, сколько вождь амади Буру (не смешивать с вождем абармбо того же имени). Это был соперник Мазинде, он находился с ним в натянутых отношениях, подчиняясь ему лишь номинально, и часто жаловался на господство чужеземцев в области. Вообще амади больше боялись, чем любили Мазинде, и его господство в области вскоре после моего отъезда кончилось.
Буру часто посещал меня, и от него я получил следующие немногие сведения об истории области. По преданию, старейшим владыкой амади был Силаби. Ему наследовал его сын Батиннепале, затем следовал Дундале, живший во времена Ба-зимбе, деда Ндорумы, победивший амади и допустивший владычество над собой чуждых его племени азанде. В то время страна вела войну с мангбатту. Во внутренних распрях власть частью перешла к вождю амади, Рунзе, но была у него отнята Каннингой (Рунза еще жил в мое время и был глубоким стариком). С тех пор внутренние распри не прекращались, к тому же ежегодные набеги других племен извне сделались настоящим бичом племени. Но это составляет уже новую историю народа, о которой я уже рассказал. Дополню лишь, что Буру был сыном Каннинги. Кроме других вождей, в живых оставалось два сына старого Рунзы, Нгурра и Бани, оба на высоких постах, но и они, как Буру, находились в зависимости от Мазинде. Как и абармбо, народ амади распадается на множество племен, отличающихся лишь наименованиями.
Так прошел май. В первых числах июня состоялось длинное судебное дело. Нужно было установить
