результате мы получили лисью шкуру без единой пулевой дырки!
День уже подходил к вечеру, и наши желудки подсказали, что пора возвращаться на базу, где нас ждал горячий ужин.
Противник упорно сопротивлялся под Петрозаводском, но это было бесполезно. Когда стало ясно, что наши войска займут город, русские поспешно отступили. Они погрузили все, что только могли, в поезда и помчались на север.
Финское командование выделило бомбардировочную эскадрилью, чтобы поторопить русских. Наши 6 истребителей вылетели, чтобы сопровождать 5 «Бленхеймов», направленных для удара по коммуникациям. Это произошло 28 сентября 1941 года, и мы взлетели рано утром, как обычно. Мы покинули Мантсинсаари, и Ладожское озеро осталось позади. Впереди и ниже нас ползли бомбардировщики. Они словно двигались по палитре художника, настолько пестрым был ковер осеннего леса, расстилавшийся внизу: зеленый, желтый и красный. Все это освещали искрящиеся лучи солнца, пробивавшиеся сквозь разрывы в тучах, словно исполинские прожектора. На берегу лесного озера под высокими березами стоял дом, который отражался в воде. Картина была настолько мирной и прекрасной, что невозможно было представить, что где-то в этом мире бушует война.
Я внимательно осматривал все вокруг. Всюду царило кажущееся миролюбие, и не было видно ни одного вражеского самолета. Похоже, наши артиллеристы заставили русских поторопиться.
Мы пролетели над нашей целью - мостом через реку Шуя - и пролетели еще примерно одну милю на север. Там наши бомбардировщики повернули назад и сбросили бомбы по всей длине моста. И тут же мы увидели грузовой поезд из 35-45 вагонов, стоявший между Кондопогой и Шуей. Бомбардировщики решили уделить внимание и ему, обрадовавшись неожиданной добыче. Они перестроились в колонну и пролетели точно над поездом. От первого самолета отделилась черная капля и полетела прямо на поезд, падая все быстрее и быстрее. Страшный взрыв полностью скрыл состав. Когда дым рассеялся, мы увидели, что бомба легла рядом с путями и совершенно не тронула поезд. Второй бомбардировщик выполнил свой заход с тем же результатом. На этот раз бомба взорвалась на таком же расстоянии, но по другую сторону полотна.
Тем временем другие бомбардировщики начали бомбить мост, и только пятый пролетел над поездом. Очевидно, пилот плохо видел ситуацию, потому что не сбросил бомб вообще. Потом он снова зашел на поезд, теперь с юга на север. Эта бомба попала прямо в середину состава. Некоторые вагоны взлетели в воздух, и весь поезд затянуло облако дыма и пыли. Это было очень эффектное зрелище.
Я увидел маленькую точку, движущуюся в направлении от Кондопоги, но быстро потерял ее на фоне пятнистого осеннего леса, освещенного утренним солнцем. Я сообщил об этом Йоппе и продолжил наблюдение. Затем я снова увидел точку и сначала принял ее за «Спитфайр» - истребитель, который Великобритания поставляла в Советский Союз. Но вскоре я убедился, что это вовсе не английский самолет, а МиГ-1, который, похоже, намеревался записать один из наших бомбардировщиков на свой счет. Я перехватил его еще на подходе и заставил повернуть на меня. Русский попытался с переворотом уйти в пике, но я в этот момент дал очередь и погнался за ним. Мы выровнялись над самыми деревьями, набрав приличную скорость. Я понял, что не сумею догнать русского, дал на прощание еще одну очередь и вернулся к своему звену.
Я только начал набирать высоту в направлении мельтешащих черных точек, как почувствовал, что здесь что-то не так. Любопытство заставило меня обернуться направо, и я увидел своего «друга», за которым я только что гнался. Теперь уже он зашел мне в хвост и стрелял из всех пулеметов. Если бы я попытался повернуть, он получил бы возможность обстрелять меня с еще более короткой дистанции и сбить, к своему полному удовлетворению.
Я все еще находился на небольшой высоте и продолжал скользить над деревьями, пытаясь стряхнуть его с хвоста. Я всегда любил полеты на минимальной высоте и не раз получал за это выговоры в летной школе. Теперь я получил возможность продемонстрировать свое умение вражескому пилоту, получилось нечто вроде зачетного полета!
Но, судя по всему, вражеский летчик тоже много упражнялся в таком же нарушении летной дисциплины, даже, наверное, получал свои выговоры. В любом случае ни один новичок не сумел бы удержаться рядом с нами во время нашего полета над землей. В мирное время нас обоих посадили бы на «губу»!
Мой преследователь расстрелял много патронов. Каждый раз, когда я оглядывался, то видел, как стреляют его пулеметы. Он тратил патроны, словно был на гулянке! Я попытался вынудить его налететь на деревья, печные трубы, изгороди и кусты. Но этот мерзавец был начеку. Я уже начал опасаться за свой мотор, который давно работал на полной мощности. И показания приборов честно предупреждали меня о надвигающейся опасности.
Мы проскочили над карельской деревней. Я осторожно начал забирать вверх, решив: сейчас или никогда. Набрав высоту 1650 футов, я круто развернулся к нему, выполнив маневр так, что мы разошлись буквально вплотную. Русский просто не успел прицелиться. Разойдясь, он стал лихорадочно разворачиваться. В этот момент я уже находился рядом и чуть сзади. Когда «Иван» выполнил разворот на 180 градусов, я дал первую очередь в борт его истребителя. Он запаниковал и, вместо того чтобы оторваться, использовав превосходство в скорости, продолжил горизонтальный разворот. Я сделал то же самое, но мой истребитель был более маневренным. Практически сразу я оказался у него на хвосте.
На сей раз гонки не состоялись. Я проверил приборы, чтобы убедиться, что все в порядке. Наша скорость после крутого виража была около 235 км/ч. Я посмотрел вниз, где находилась маленькая серая деревня и множество красноармейцев, глазевших на нас. Они не осмеливались стрелять, опасаясь попасть в свой самолет.
Мы сделали уже десять кругов, и мне это начало надоедать. Еще один вираж, и я увидел бледное лицо пилота, оглядывающегося через плечо на меня. Я дал по нему пару очередей в упор. Мои трассы нырнули в фюзеляж «мига», как в болото, без видимого эффекта. Пилот сделал вираж еще круче, едва не сорвавшись в штопор. На этом типе самолета сложно выйти из штопора, если высота не превышает 6000 футов. В последний момент он ослабил давление на ручку и спикировал к деревьям, начав еще одну безумную гонку на малой высоте. Я дал ему пару очередей и последовал вдогонку.
Теперь настал мой черед выступать в роли инструктора, принимающего зачет. Пока истребители плясали над разными препятствиями на земле, стрельбы почти не было. Пару раз мы даже проскакивали под линиями электропередачи. Временами смерч от его пропеллера сильно встряхивал мой самолет. Если лететь вплотную за другим истребителем, нет необходимости использовать полную мощность мотора, так как он фактически тащит тебя в возникшей зоне разрежения. Каждый раз, когда цель появлялась у меня на прицеле, я давал очередь, но его бронеспинка отражала пули моих тяжелых пулеметов.
Мы пролетели над аэродромом Виданы, едва не скребя по земле. Несколько вражеских самолетов стояло на площадках перед ангарами, а механики разбежались в стороны, сопровождаемые очередью моих пулеметов. Мы приближались к краю аэродрома на скорости 390 км/ч. Там была кирпичная водонапорная башня, торчавшая над лугом. «Миг» обогнул ее стороной, а я предпочел перескочить через нее. Я опасался, что пехотинцы могут зацепить мой самолет штыками!
Пилот «мига», похоже, подумал, что избавился от меня, потому что повернул обратно к базе. Это была ошибка. Я повернул на него и оказался в 50 метрах от русского истребителя, держа его на прицеле. Теперь броня не прикрывала русского пилота, и исход был очевидным. Самолет тяжело клюнул носом и врезался в глинистую почву, разлетевшись на тысячу кусков. В моему мозгу промелькнула странная фраза: «Учения закончены. Возвращаться».
Я покачал крыльями над русским аэродромом и смеха ради дал несколько очередей, после чего полетел домой.
Во время обратного полета я увидел капитана Луукканена, моего командира звена во время «зимней войны», который летел, чтобы поохотиться на красных.
