Лёгок на помине, соратник показался на другой стороне улицы.
— Ну что? — спросил он, едва подойдя. — Она очнулась?
— Да, всё хорошо.
— Так что, послезавтра мы выходим?
Винсент задумался. Он хорошо помнил спор Давида и Вернира Реддо, но все доводы Гесси заслоняла картинка, увиденная в зеркале: страшная, истощившая себя хозяйка кукол. Винсент решительно кивнул:
— Да, Агер, выходим! Наши рябинки созрели, не к чему их передерживать!
— Заварим наше зелье, — поддакнул тот. — Что это? Ты в её крови испачкался?
Винсент перевёл взгляд, куда он указывал. На его одежде против сердца темнело пятно. Сок раздавленных ягод рябины…
Глава 8 Вечер и вихрь
Кукловод, единовременно активно использующий несколько десятков кукол, скоро начинает замечать странные вещи.
Пространство вокруг него расширяется. Он видит одновременно и далёкий север и жаркий юг. Он озирает город из многих точек, ему открывается полная картина жизни улицы, города, края, страны… мира.
Время удлиняется. Один час, умноженный на двадцать четыре куклы, превращается в сутки. Умноженный на двадцать четыре сотни кукол — в три месяца.
Тело исчезает. Надевая образы, один за другим, кукловод скоро теряет меж ними собственное тело. Отдаваясь ощущениям, идущим от кукол, он забывает о себе. И тело, забытое духом, начинает меняться. Сгорает вся лишняя плоть, истончается кожа, иссыхает мышечный остов, только чужой кровью всё наливается и наливается чрево. Ведь кукловод голоден за всех своих марионеток сразу…
Вечер, умноженный на сорок восемь отражений вампирши, превратился в вечность. Вечность, налитая синими весенними сумерками до краёв. Дона, видимая до самых окраин, лежала перед мысленным взором хозяйки. Мира наблюдала, как течёт жизнь по сосудам-улицам, как размеренно и чётко работают все системы огромного организма столицы — и эта сопричастность чужой жизни дарила ей иллюзию почти безграничной власти над городом. Единственное, что мешало: Дэви. Тёмные пятна его стай не давали вампирше разглядеть некоторые области Доны. Что творилось там, вне её взора?
Благодаря выходке Дэви в городе заговорили о Мире Вако. 'Вестнику' удалось раскопать нелицеприятные факты из тёмного периода её биографии, в частности, убийство мужа и загадочную смерть сестры. И теперь мнения разделились: одни по-прежнему списывали таинственные смерти последних месяцев на Владыку вампиров, другие приписывали их Мире. И Король задумывался о новом договоре с Дэви.
Мира не унывала. После ранения она перебралась из дома Гесси в подвальное убежище на Закатной улице, прежде принадлежавшее шайке вампиров-дикарей. Здесь она была избавлена от любопытных и брезгливых взглядов охотников. Нынешним вечером вампирша занялась изготовлением двух новых кукол. Она теряла себя, но её мастерство как кукловода росло, и она надумала отправить двух новых марионеток шпионами к Дэви.
Она сама подготовила тела будущих кукол: женщины преклонных лет и мальчика, умершего от чахотки. Она переодела их в неброскую серую одежду и причесала. Её проклятие в это время уже было в телах кукол, Мира могла бы приказать им одеться самостоятельно, но не стала этого делать. Её руки двигались неловко, медленно, каждые пять минут она опускалась на корточки и отдыхала — такие простые действия отнимали много сил. Но только так она могла почувствовать себя собой хоть на какую-то часть.
В это же самое время три десятка её кукол наблюдали за столицей или сопровождали охотников. Остальные в разных концах города вели важные беседы с важными людьми. Хозяйка крепко держала все нити в кулаке. Всё-таки необъятен человеческий разум: ещё год назад Мира не поверила бы, что возможно вести несколько бесед — и отвечать нескольким людям совершенно разное и — одновременно. Такое может быть, — прежде полагала она, — разве что в доме скорби…
— Ты сильно изменилась, — говорил Тони Гланс одной её кукле, и та покорно кивала, соглашаясь. — Но — что поделать! — это плата за способности кукловода. Тело истощено, ты говоришь, начал расти живот?
— Немного, — кукла не смогла скрыть отвращение хозяйки. — Дара рассказывала мне про Северного Кукловода… Про Либитину. Она сказала, в первый момент, когда охотники увидели её, они сначала не поняли, что перед ними: огромная бесформенная масса, человек в ней не угадывался. Печень хозяйки тысячи кукол весила, как трое мужчин.
— Да, печень для carere morte — основное вместилище крови. Ты сейчас должна питаться за сорок carere morte, неудивительно, что изменения уже заметны.
— Они ведь необратимы, Тони? — Мира помолчала. — Впрочем, всё равно. Меня больше беспокоит другое…
Давид появился в поле зрения другой куклы, и Мира отдала больше внимания ей. Охотник улыбнулся:
— Вижу, ты готова. Идём.
Они вышли из особняка Гесси. Охотник помог кукле Миры забраться в экипаж. Скоро карета тронулась. Они ехали на встречу с министром Карита.
Закончив причёсывать кукол, Мира поднялась и заковыляла к выходу. Перед тем, как отдать ещё две части себя новым куклам, она хотела полюбоваться спустившимися сумерками… Полюбоваться своими глазами!
Мира прислонилась к косяку подвальной двери и несколько минут стояла без движения. Огромный город спал, и сон его был тревожным, чутким. То и дело вздрагивали жёлтые огни фонарей, где-то неподалёку залаяла собака — и резко замолчала. Четырёхэтажный дом над вампиршей надсадно скрипел, распираемый изнутри суетливыми жизнями.
Избранная сегодня ночевала там, наверху, отделённая тремя этажами от вампирши. Мира настояла на этом, хотя особенной необходимости в постоянном сопровождении Габриель самой хозяйкой не было: гораздо уверенней и сильней сейчас стали её куклы. Но что-то всё тянуло Миру под лучи Дара. Его сияние жгло, но также и приближало вампиршу к жизни. Вот и сейчас этот странный свет разбудил её сердце. Оно билось очень быстро, удары сливались в сплошной гул и иногда, казалось, двоились.
— Меня беспокоит другое, Тони. Сердце.
— Что с ним?
— Оно… так стучит! Не то, которое в груди — похоже, то, которое под позвоночником, на пояснице.
— Это не совсем сердце: просто расширенный сосуд. Стучит?
— И очень, очень быстро.
— Может быть, дело в Избранной? Когда carere morte находится под лучами Дара, он поднимается выше к жизни. Обретает многие характеристики новообращённого.
— Даже у новообращённого вампира сердце не стучит так быстро!
— Любопытно. Ты хочешь, чтобы я тебя осмотрел?
Мира задумалась. Этот охотник-учёный всегда говорил с Мирой спокойно, доброжелательно. Он не выказывал отвращения к её изменившейся внешности: всегда смотрел на вампиршу глазами учёного. И он легко соглашался беседовать с её куклами, в отличие от Давида или Солен, которые предпочитали видеть хозяйку марионеток. В последнее время такое отношение нравилось Мире всё больше.
— Да, пожалуй, можно. Только… ты можешь прийти ко мне сюда?
