кинжал.
— Я вижу, ты пришла не для злого дела, подруга. Но если ты не объяснишь, что значат все эти странные взгляды, я кликну своих охотников.
Кларисса качнулась вперёд, но на ногах устояла.
— Это мальчик? Скажи мне! Сколько ему месяцев?
— Мальчик, — прошептала Мира. — Ему полгода.
— Ах!
Донат затих и с неожиданным любопытством воззрился на гостью.
— Он светленький, как ты, но какие у него тёмные глаза! — нежно пропела вампирша. Серые глаза Клариссы заволакивал привычный туман, взгляд утрачивал пристальность. — Тёмные! Прости за сравнение, совсем как у Владыки вампиров…
— Как у его отца, — Мира поглядела неприязненно. — И не смей упоминать при мне Дэви.
— Я попросила прощения! — вампирша скользнула ближе и остановилась в двух шагах от Миры. Она всё глядела на младенца, и Донат внимательно и серьёзно следил за ней. — Дай мне его подержать! — неожиданно взмолилась Пророчица.
Мира на всякий случай прижала ребёнка к себе покрепче:
— Нет.
— У меня тоже был сын, — словно оправдываясь, прошептала Кларисса. — Ему было полгода. Темноглазый…
— Я не знала, — Мира отступила ещё на шаг. — Но своего ребёнка в руки carere morte я всё равно не дам. Прости.
Кларисса застыла, опустив руки. Тогда Мира, пожалев её, дружески улыбнулась и звонко начала:
— Все, знакомые с особенностями carere morte, начинают с вопроса, как я ухитрилась выносить сына, будучи вампиршей… Ты была оригинальней. Уже знаешь мою историю?
— Я не занимаюсь сбором сплетен, я говорю лишь то, что вижу сама. Ты ближе к смертным, чем к carere morte, твоё тело давно было готово к тому, чтобы выносить ребёнка. И пусть слияние клеток смертного и бессмертной невозможно; обретший силу Дар сделал возможным всё невозможное, и это в том числе. Так ты забеременела. Ты понесла и от смертного, и от Дара. Но проклятие carere morte сильно, и первые месяцы твой ребёнок был проклят, как и ты.
Мира прерывисто вздохнула.
— Я корю себя за это, — глухо сказала она. — Как ты считаешь, Пророчица, эти пять месяцев, что он был carere morte, ещё в моем теле… они по-прежнему отражаются на нём или исцеление их стёрло?
— Это ничем не стереть! — грозно возгласила вампирша, и Мира поникла. Слёзы закапали из её глаз на кружевное платьице сына.
— Но я утешу тебя: твой сын силён, — немного погодя добавила Кларисса, и Мира вскинула голову, внимая её словам. — Он успешно борется с тёмной меткой. Может быть, однажды она поблёкнет так, что её не увижу даже я.
— А сейчас она черна?
— Не так, как твоя. Не плачь! Метки исцелённых вампиров — это их память, твоя память — годы, его — дни.
— Но он будет помнить Бездну всегда…
— Да. Даже, когда Её больше не будет в мире.
Мира долго молчала. В тишине неслышно догорели свечи, и комната погрузилась в ночной мрак. Малыш отыскал мамину грудь и скоро, наевшись, сладко посапывал. Мира устроилась в кресле-качалке с ним на руках, откинула голову на спинку и устало закрыла глаза.
— Беспокойный малыш, — заметила Кларисса. — Совсем как мой…
— Что с ним стало?
— Его воспитали чужие люди.
Мира печально вздохнула:
— Моего ждёт то же. Его отец погиб, я быстро старею. Сколько лет мне осталось, Пророчица?
Вампирша приблизилась, ласково коснулась её щеки, и теперь Мира не отстранилась.
— Старость облагородила твой облик, она не уродует — возвышает тебя. Не она тебя погубит… Но я не могу назвать точную дату.
Мира улыбнулась:
— Я все не могу привыкнуть к спокойной, радостной жизни простой смертной.
— И не привыкай. Просто отдыхай. Это только лишь краткая передышка перед новой битвой.
— Ты нарочно пришла меня растроить!
— Ты не хуже меня знаешь, что история carere morte еще не кончена. Я же пришла, потому что почувствовала, что узнаю нечто очень важное для себя. И я узнала, что наш с Дэви род не угас. Благодарю, тебя, Мира, — Кларисса склонилась над кроваткой. — Донат, дарованный… Не тревожься о нём. Он — дитя большой любви, и любовь будет хранить его всегда, и когда ты уйдёшь… Прощай, подруга, — вампирша обернулась, коротко сжала руку Миры в своих холодных ладонях и скользнула к двери. — Я буду оберегать вас, сколько смогу. До скончания нашего мира, а час этот уже недалёк…
— Подожди! — зашипела оторопевшая подруга. — Что там про 'ваш с Дэви род'?!
Пророчица не отозвалась. В окно детской Мира видела, как тонкая чёрная тень пересекла террасу и, расправив крылья, ринулась в ночь. На пустую террасу вновь швырнуло горсть снежинок — бах! — и их уж нет, белую пыль уносит ветер…
После этой беседы Мира неожиданно успокоилась. Туманные слова Пророчицы сначала подстегнули её тревогу и страх, но Мира поняла: она или сдастся им и сойдёт с ума, или будет учиться жить с ними. Она выбрала второе.
Ясным днём в середине мая после очередной лекции Кристина опять надолго остановилась перед зеркалом в холле.
— Последний раз в него смотришься, — заметила Мира. Она была одета для прогулки, в нарядное тёмно-синее платье с белоснежным воротником и манжетами. Донат у неё на руках был в платье из тех же тканей.
— Вы решились снять зеркало? А если рухнет дом?
— Оказывается, это маловероятно. Я советовалась со строителями, делавшими тут ремонт прошлым летом. Они сказали, за зеркалом есть небольшое пустое пространство — и всё. Та стена не несущая. Скорее всего, за зеркалом действительно какое-то хранилище.
— А если… если там какое-нибудь чудовище?!
— Разве что, вампирская кукла. А с ней легко справится даже новичок. Но я думаю, тайник хранит лишь тайную информацию. И, может быть… — Мира нахмурилась.
— Что?
— Моя прабабка была голосом Бездны. После её смерти ходили слухи, что она весь свой род отдала в служители Госпожи. Может, за зеркалом место этого ритуала: знаки, символы…
— Разве человек не сам выбирает судьбу?
— Вако делают свой выбор, из поколения в поколение оставляя на месте зеркало. Пора оборвать эту цепь.
— Но вы лишитесь дома!
— До совершеннолетия Доната — нет. Не хочу, чтобы мой сын когда-нибудь смотрел в зеркало Регины Вако.
Кристина не выглядела убеждённой. Мира усмехнулась:
— Не ты ли в конце зимы призывала меня снять зеркало?
— Я за вас боюсь! Вы же сами будете его снимать, да?
Мира взглянула на Доната, теребившего её локон и глухо сказала:
— Да. Это бремя хозяйки.
— А Винсент?
— Он Линтер, а не Вако. И у него достаточно дел в столице.
