Селиться в пределах старого городища было запрещено, да никто бы и не стал по доброй воле. Немногочисленные приютные дома жались поближе к землям виноградников. Вдоль границы Толоса жили кочевыми стоянками, по образцу диких тангу. Каждая стоянка со своим законом, своими понятиями, своим вожаком. Стоянки перебивались охотой, разрешенными промыслами, и хотя ежу было понятно, что они служили основным пристанищем могильщиков, Пепельная Стража смотрела на них сквозь пальцы. Здесь, как и в Кагалыме, все были повязаны родством, подношениями, тайными услугами.
Миха с друзьями прибились к одной из больших стоянок. Заправлял здесь всем человек по имени Аркча.
— На железного болвана твоего Аркче плевать, — говорил он, сплевывая коричневой от чинги слюной. — Хочешь у моего костра греться, плати. Хочешь картошки, строганины, опять плати. Хочешь ночью спать спокойно, Аркчу не забывай.
Был Аркча низок, горбат, косил на левый глаз. Сила в нем, несмотря на ущербность, чувствовалась немалая. В своем синем от татуировок кулаке он держал две дюжины мужиков и два раза по столько баб. Шесть из них, как выяснилось, приходились Аркче женами. Самой младшей из них Азора помогла в первый же день ободрать тушку зайца.
Аркча, умевший появляться как гриб из-под земли, вырос у локтя Дана, наблюдавшего за разделкой вместе с Михой.
— Девку береги, — буркнул вожак. — Лучше в мужское переодень. Была доча у Аркчи, украли прямо от костра. Хорошая была, чуть помладше вашей.
После эпизода с зайцем Аркча стал заметно теплее относиться к команде «Молотобойца» и даже снизил побор. Но на все разговоры о старом городище, тайных тропах и постах Пепельных отвечал одинаково: «Аркча охотник, не пытарь. В Испепеленном не Аркча охотиться будет, на него охота будет. Такой беды Аркче не надо».
В окрестностях Толоса ночь и день пусть неохотно, но сменяли друг друга. Михе, с детства привыкшему к дням и ночам, длившимся по полгода, быстрый бег солнца по небу был еще в новинку. Его завораживали синие сумерки, затапливающие холмы кисельной дымкой. На чутких звериных лапах они крались вдоль границы стоянки, отпрыгивали от костров, крутили куньи хвосты на шапках сторожей.
Миха потянулся, подкинул дров в костер. Поднял голову и уперся взглядом в пряжку чужого ремня. На пряжке чеканный герб — скрещенные факел, меч и кирка. На ремне фляга в оплетке, моток бечевы, а там, где носят обычно нож, удивительное дело — лопатка с коротким черенком. Края лопатки отточены до бритвенной остроты.
— Пустишь погреться, земляк? — спросил у Михи хозяин лопатки.
Миха кивнул, косясь по сторонам. Дана, Дериха или Тинкина не было видно. Вот незадача.
Человек, усевшийся напротив, был одет в грязно-серый плащ поверх обшитого железом ватника. Текучими движениями, пронзительным взглядом напоминал он Михе Мая Сургу, да и вообще Снежного Следопыта. Только Следопыты носили бороды, чтобы уберечь лицо от укусов ветра, а этот, когда снял платок, прикрывавший рот и подбородок, оказался гладко выбрит. На голове у него была круглая железная шапочка.
— Я Борос, — сказал он, протягивая обветренную руку.
— Миха.
— Новенький здесь? — Борос кивнул в сторону «Молотобойца», нависавшего над стоянкой. — На нем приехали?
— Ага.
— Что ищете в Толосе, Миха?
Разговор очень походил на допрос. Миха, как назло, не знал, что можно говорить, а что нельзя. На его счастье за спиной раздалось шарканье и кашель, и к костру подсел дед Ойон и с ним Азора.
— Это Азора, а это Ойон-атын, — Миха обрадовался передышке. — Они тоже приехали со мной.
— Мы артисты, — сказала Азора, подвешивая над костром котелок с водой.
Дед Ойон высыпал рядом с ней горсть картошин. Видно, ходили к женам Аркчи за провизией.
— Артисты, значит.
— Нуда.
Азора взяла три картошины и принялась ими жонглировать. К картофелинам присоединился раскладной ножик, неведомо как оказавшийся в ее руке Он раскрылся в полете, блеснуло лезвие, и с картошек полезла кожура. Плюх, и первая из них очищенной полетела в котел. Миха тут же подхватил еще одну и бросил Азоре. Та кивнула: бросай еще. Вот уже в воздухе вместе с ножом целых восемь картох.
— Жонглеры, стало быть, — Борос перевел взгляд на деда Ойона. — А ты, уважаемый?
— А я судьбы предсказатель, — Дед Сова достал маленький холщовый мешок. — Могу и тебе предсказать.
— Не погнушаюсь твоими словами, Ойон-атын.
Дед потряс и опрокинул мешок. Миха совсем не удивился, что фигурки из него выпали сплошь незнакомые.
— Тот, за кем ты всю зиму гонялся, — сказал дед Ойон. — Ты его сегодня возьмешь. Подельник его предал, тебе донес про тайную заимку.
Борос молчал и внимательно слушал. Дед Ойон поворошил фигуры.
— А вот того, что ты задумал, делать не надо. То, что ты себе забрать хочешь, о чем все мысли твои, добра тебе не принесет. Знаю, за камень, упавший с небес, великую цену дают скупщики из Стеклянного Города, но велика его тяжесть, не вынести тебе.
— Довольно, — оборвал старика Борос. — По нраву мне ваше искусство, господа артисты, но засиделся я, надо и честь знать. Скажите напоследок, трое ваших друзей, которых я не застал, они каким ремеслом хлеб добывают?
— Они Дорожные Рыцари, — сказала Азора. — Мы их наняли охранять нас в дороге.
— Знать, неплох ваш заработок.
— Не жалуемся, сударь. Не желаете отужинать с нами?
— Рад бы, да служба зовет. Бывайте, привет от меня Аркче.
Кивнул всем, задержал взгляд на фигурках деда Ойона и растаял в сумерках.
Только принялись за картошку, к костру явился сам вожак. Дождался приглашения, присел.
— Вот вам, разговейтесь, — сказал он, протягивая Азоре полдюжины крупных вяленых рыбин на веревке.
— Принимаем с благодарностью, — поклонилась девушка. — И вы не побрезгуйте.
— Спасибо, доча, Аркче малость самую. Уже ужинавши, — принял от Азоры картошину, разломил пополам, обильно посолил. — Слыхал от моих караульных, к вам Старшина Борос заходил.
— Привет вам передавал, — вспомнил Миха.
— Каков миляга, — криво ухмыльнулся Аркча. — На чай не звал?
— О ком речь? — Дан, склонившись над плечом Михи, протянул свою неимоверно длинную руку, сцапал картофелину из котла и тут же с руганью принялся катать ее по снегу.
— Дан, сейчас по рукам! — возмутилась Азора.
— Да, милая, задай ему, — с другой стороны возник Дерих, предусмотрительно вооруженный кривозубой вилкой.
— Я всем сама положу! А руки вообще мыли?!
— Какое там мыли, — присоединился Тинкин. — Весь день они в земле ковырялись.
Веселая перепалка прервалась, все посмотрели на сквайра.
— Ты, друг хороший, язык бы придержал, — веско заметил Аркча. — Здесь на месте Аркчи Борос Урта сидел, Старшина Пепельных. У него до тех, кто в земле ковыряется, особый интерес.
— Да я что…
Дан ловко заткнул рот сквайра половиной горячей картошки. Тот замычал и заухал от жара.
— Нам друг уже дал совет: за черные вешки не заходить, лопат и прочего шанцевого инструмента на
