– И меня не позовёшь?
– Как можно? Если имеешь возможность – по машинам! «Эй, ямщик, гони-ка к «Яру»! Лошадей, брат, не жалей!»…
Глава десятая
На ходовом мостике всё тоже шло своим чередом, то есть никак. После срабатывания генератора Френча все приборы, кроме традиционного устанавливаемого на самых современных кораблях магнитного компаса (как бы запасное колесо на автомобиле), прекратили свою деятельность, в том числе и телефоны, так что приказ, отданный вахтенным начальником, был последним, который экипаж услышал с мостика. И теперь каждый человек на крейсере был предоставлен самому себе. Или – сохранял связь с товарищами только внутри своего маленького коллектива, в пределах отсека, каземата или артиллерийской башни. Хорошо было там, где имелось естественное освещение, а ведь большинство оказалось в полной темноте, под многими этажами палуб, в глубине лабиринтов отсеков, переборок и трапов.
Когда погас свет и одновременно прервалась связь, множество групп и группок, от двух-трёх до полусотни человек, оказались в критическом положении. Оставаться там, где требовало боевое расписание и устав, или выбираться наверх? Что, если приказ «покинуть судно» уже поступил, а они его просто не услышали, и через несколько минут крейсер начнёт тонуть, унося с собой сотни задраенных в артиллерийских погребах, машинных и котельных отделениях, трюмах людей? Умирать придётся долго и мучительно, особенно в водонепроницаемых отсеках.
И наоборот – как можно покинуть свой пост без приказа? Может быть, в следующую минуту от каждого потребуется исполнить свой долг на том месте, куда он поставлен. И свет сейчас загорится, и связь восстановится – а ты уже сбежал! Трагическая дилемма.
Кое-кто естественным образом поддался панике (что интересно – паника вообще гораздо более заразительна для армий наёмных, нежели призывных, а английские и армия, и флот последние девяносто лет были исключительно наёмными) и начал пробираться наверх, в большинстве случаев на ощупь, поскольку ещё с семнадцатого века на флоте Его Величества матросам и офицерам категорически запрещено иметь при себе спички или зажигалки, вообще любые устройства для добывания открытого огня. Деревянные парусники и откупоренные бочки с чёрным порохом на батарейных палубах давным-давно исчезли, а традиция осталась.
Курить матросам разрешалось только на баке, у тоже традиционного «фитиля», теперь, правда, электрического, а офицерам – в кают-компании и нигде больше. Впрочем, можно ещё и с матросами, в общей курилке, но какой же джентльмен позволит себе такое? Это вам не российский императорский флот, где межкастовое общение, напротив, всемерно поощрялось и нередки были даже и адмиралы, мастерски «травившие» солёные байки под одобрительный хохот матросов. Разумеется, только после особой боцманской дудки (в новые времена дублируемой по общесудовой трансляции): «Команде песни петь и веселиться». В России до сих пор были сильные пережитки военно-феодального строя, и матросы и офицеры одинаково считались «слугами царя и Отечества», служащими общему долгу, а европейцы уже «цивилизовались», у них не служба, а оплачиваемая работа. Какое уж тут чувство боевого братства.
Многие, конечно, сохраняли дисциплину и верность уставам, но всё же минут через пятнадцать на открытых палубах и платформах появилось больше сотни по преимуществу «нижних чинов», быстро понявших, что крейсер фактически никем не управляется и наступило нечто вроде безвластия или, точнее, междувластия. А что ещё можно подумать и сказать, если корабль стоит без хода, никаких осмысленных команд с мостика и центрального поста не слышно, да и любой моряк прекрасно видит, что крейсер, а точнее его командование, охвачено параличом. Ощущение для военных людей несколько странное, поскольку совершенно непонятное. Большинство ситуаций представимо и подразумевает набор стандартных действий. Поход, бой, шторм, столкновение с айсбергом и тому подобное. Здесь же ничего похожего.
Все видели быстротечный бой с русскими воздушными разведчиками, но «Гренвилл» в нём не участвовал. Потом эскадра полными ходами ушла, крейсер остался на месте. Почему без хода и нет никаких общесудовых команд, кроме отмены «боевой тревоги»? Так на то начальство имеется. Можно бы на всё наплевать и заняться своими делами, пока никто не мешает, однако большинство моряков не оставляла смутная тревога. Она началась с самого выхода в море. И две сотни штатских русских, погружённых на крейсер неизвестно зачем, как-то не прибавляли здорового оптимизма.
Но безвластие есть безвластие. И среди моряков, и среди «волонтёров» нашлось достаточно людей, сообразивших, где и чем на корабле можно поживиться. А поскольку в английском флоте нет запрета на призыв ранее имевших судимости, да и вообще, почти как во французском Иностранном легионе, предъявить вербовщику можно почти любой документ, даже без фотографии, достаточное количество моряков вспомнило о своих прежних склонностях. Кому-то подумалось об офицерских каютах, где многие джентльмены хранят и деньги и часы, кому-то – о серебряных вещицах в застеклённых витринах кают- компании, а многим – просто об уставленных самыми соблазнительными бутылками стойках офицерского бара.
На крейсере было и ещё много разных мест, где кое-что можно прихватить на память. Возникали даже стычки между моряками и «пассажирами», не поделившими добычу. В них русские обычно выходили победителями. Ничего странного – на их стороне моральное преимущество, способность к стихийной самоорганизации для таких именно дел, причём в большинстве они были вооружены хотя бы ножами, а «лаймы» могли полагаться только на кулаки и подручные предметы.
Потом, наконец, началась стрельба. Из автоматов и пистолетов преимущественно, чего в нормальном морском бою просто не бывает. Кто услышал – предпочли переместиться подальше от источника потенциальной опасности. Беспорядки по уставу должна устранять судовая полиция, а вот её как раз и не осталось в дее– и боеспособном состоянии.
Часть моряков предпочли попрятаться в достаточно надёжных местах, но нашлись и такие, у которых пробудилась боевая и двигательная активность. Не меньше полусотни человек рванулись к мостику, рассчитывая, что там они получат более осмысленные команды, чем от старшин своих постов или плутонговых мичманов, в текущей обстановке совсем ничего не понимающих. А на мостике есть и командир, и старпом – уж что-то они прикажут.
Анастасия подняла руку. Её тонкий слух раньше, чем у Кристины, не говоря о Бекетове, уловил всё, что сопровождает передвижения группы людей – нездоровое и шумное от непрерывного курения дыхание, шаги, пусть и мягких резиновых подошв по бамбуковым циновкам, непроизвольное побрякивание деталей оружия о металлические и даже пластмассовые детали одежды. В общем, как написано в одной интересной книге: «Бесшумных засад не бывает». А Шурлапов организовал именно засаду – он очень точно рассчитал, что захватчики крейсера, тем более – соотечественники, пойдут именно этим путём. Национальная психология, можно сказать, грязными вонючими отсеками придонных помещений они пробираться не станут, пусть это почти безопасно, и верхом тоже не попрут – если разведчики, десантники, то осторожность проявят. А этот коридор в самый раз. И для них, и для него.
Так бы и случилось, командуй группой Юрий, а не Вельяминова.
И слух у неё был лучше, и все остальные, необходимые для такой работы качества, – тоже. Противник находился в параллельном коридоре, метрах в двадцати от неё, но это не имело значения. Они с Кристиной преодолеют это расстояние и захватят неприятеля врасплох раньше, чем он успеет об этом догадаться. Ну а если немного позже – возможно, умирать ему придётся не так спокойно и безмятежно. Одно дело – пуля в затылок или нож под лопатку, так что и почувствовать этого не успеешь, другое – во встречном бою. Тут и страха полно, и разящее оружие врага может оказаться не таким быстрым и гуманным… Экспансивная пуля в кишечник, допустим, а потом помирай так долго, на сколько жизненных сил организма хватит. Ни добивать, ни лечить не станут, вот что главное!
Валькирии, двигаясь по-настоящему бесшумно, вышли в поперечный, идущий строго по мидель- шпангоуту[83] коридор, с выступающим посередине каким-то коробом или кожухом. Справа двери офицерских кают, слева – переборка, вся покрытая разветвлениями разноцветных трубопроводов.
Анастасия проскользнула до этого кожуха, используя его как прикрытие, изготовив автомат не для стрельбы, а для рукопашной, затыльником вперёд. За ней Кристина, вообще с голыми руками, автомат на ремне наискось груди, слева на бедре открытая пистолетная кобура, справа – штурмовой нож, чуть короче
