– Скорее, мы бы все вместе сгорели, – не одёрнул подчинённого, а вступил в объяснения Батарчук. – Всегда стремятся выбивать тех, кто высовывается.
– Это по-вашему так, а я считаю – нас нарочно пропустили, сейчас начнут скрытое преследование, – покусывая губы, сообщил Фёдор Давыдович. – Поэтому – стоп. Машину зажечь, и разбегаемся кто куда…
Сказал это совершенно спокойно и очень убедительно, после чего выстрелил снизу вверх и сразу наповал сначала в пулемётчика, а потом и в водителя.
– Гранаты есть? – повернулся он к раскрывшему рот подполковнику.
Тот сглотнул и молча кивнул.
– Брось две в десантное отделение, и за нами… Да не мандражь, в тебя стрелять не стану, ты мне нужен…
Глава девятая
До нижней горизонтальной ветви дуба, толщиной с телеграфный столб, Фёст с Людмилой спустились почти мгновенно, потом просто спрыгнули с четырёхметровой высоты.
Вяземская вызвала к себе тех, кто был ближе – Ингу и Марию. И не только потому, что ближе. По молчаливому соглашению между Секондом, Фёстом и валькириями, если не поступало прямого приказа от вышестоящего начальства, то есть Тарханова или самого Чекменёва, или не было какой-то специальной необходимости, определяемой одним из Ляховых, девушки сами договаривались, кому где находиться и какую ответственность на себя брать. Для службы в целом это не имело никакого значения, все они были равно талантливы и взаимозаменяемы, поэтому ротный командир поручик Полусаблин был только рад, что одной головной болью «от этих баб» меньше. Фактически командовавший бригадой, в которую наконец официально были сведены уже семь отрядов «Печенег», Уваров тоже не вмешивался в сложные родственные отношения между «старшими братьями», их жёнами (Майей, Натальей Андреевной и Татьяной) и самими валькириями, если только это не касалось его Настасьи. Или, разумеется, интересов службы.
Сейчас только Вирен и Варламова были свободны от конкретных заданий. Анастасии и Герте следовало находиться вблизи своих «подопечных», да Вельяминова вдобавок командовала взводом, и ей никак нельзя было его оставлять.
Фёст сообщил Секонду, что начинает преследование сбежавшего бэтээра и забирает с собой троих девиц.
– Так что остальное берите на себя.
С Тархановым он это не счёл нужным обсуждать. Тот ему не начальник, пусть старые приятели сами договариваются.
– Постараемся всё время быть на связи, но если что – ты за нас не слишком переживай. Я здесь дома, выкручусь по-любому и тебя найду.
– Зачем? – только и спросил Секонд, искренне не понимая, для чего преследовать ушедший в прорыв броневик. Подумаешь, какой-то начальник базы, комбат попросту, шкуру свою спасти решил. У них на всю верхушку заговора подробные ориентировки есть, полученные через «Шары», и завтра большинство организаторов будет так и так арестовано или уничтожено «при попытке к бегству». Кстати, эта формулировка давно приобрела нехороший оттенок, синоним бессудной расправы, а ведь на самом деле попытки происходят сплошь и рядом, и все, кому положено, имеют однозначные инструкции. Даже по нарушителю правил дорожного движения можно стрелять на поражение, если он не желает остановиться по требованию инспектора. Другое дело, само понятие «попытка» можно трактовать очень широко, что открывает простор для воображения людям, не очень склонным верить в надёжность и беспристрастность следственно-судебного аппарата.
– Как раз и за тем, – Фёст легко понял смысл вопроса, рождённого аналогичным мозгом, но с совсем разным жизненным опытом. – «В уставе только
Фёст подразумевал больше, чем сейчас сказал Секонду. То, что они не обнаружили на стоянке перед КПП или штабом ни одной
Командир такого подразделения, как «Зубр», не мог быть банальным шкурником и трусом, чтобы бежать в разгар боя, бросив своих бойцов, которых учил и воспитывал не один год. Не был этот рывок трёх бэтээров и панической инициативой перепуганного сержанта или лейтенанта. Другие здесь люди умирали сейчас под беспощадным огнём. Вадим не видел ничего аморального в том, чтобы уничтожать тех, кого он признаёт хорошими солдатами и, возможно, весьма приличными в частной жизни людьми. Главное – они позиционируют себя его врагами. Вдобавок – они «первыми начали». На даче и вокруг «зубры» убивали охранников Президента, сожгли машину с ничего не подозревавшими сотрудниками Мятлева, стреляли в спину обычных солдат-срочников. Даже репортёра Воловича, своего фактического союзника, уважили гранатой. Ну, тот-то со своим обидчиком рассчитался сполна – четыре пули из «АПС» в грудь.
Всё как положено, без лишнего морализаторства:
Интуиция и вчерашний допрос Стацюка подтверждали – вполне мог навестить эту базу один из самых главных организаторов мятежа, тот, кто приезжал вместе с генералом арестовывать Президента и очень профессионально сбежал, почувствовав, что «запахло жареным». Притом что боевой генерал и три десятка подчинённых ему офицеров не успели, не сумели…
Потом сообразил, что напарник его наверняка сдал и остаётся последний шанс – подчинить себе основную силу боевиков и действовать по собственному, ни с кем не согласованному, а потому и стопроцентно неуязвимому плану. Говорят ведь на Востоке, что у бегущего – тысяча дорог, а у преследователя – только одна. На то и расчёт…
То, что рассказал об этом Фёдоре Давыдовиче генерал Стацюк, вполне подтверждало предположение Фёста. Агрессивен, крайне жесток, при этом умён, смел, обожает всё экстремальное, имеет связи практически на всех уровнях нарисованной им с Секондом схемы. И в вооружённый мятеж решил поиграть, когда горные лыжи и пейнтбол надоели. А почему бы и нет, в конце концов? У людей такого типа позитивных намерений и чего-то вроде совести не может быть по определению. Иначе всем бы им давно пора уподобиться легендарному старцу Фёдору Кузьмичу[78].
До брошенного бронетранспортёра по колее добрались быстро, он едва километр успел проехать, вырвавшись за кольцо окружения. Трасса проходила километра на три южнее, но большого смысла в текущих обстоятельствах у беглецов выезжать на неё не было. Машина приметная.
