Сейчас Хиршфельд сбросит их со склона.
Над горами, натужно ревя, пронесся истребитель с черными крестами на фюзеляже. Тяжело ударили пулеметные очереди, взлетели фонтаны каменной крошки.
— Секрет Медеи, — как ни в чем не бывало, продолжала Мария фон Белов, — в том, что у нее была весьма могущественная покровительница, богиня Геката. Именно она обеспечила своей жрице то, что христиане назвали бы отпущением грехов. Но поскольку в нордической эллинской культуре не было еврейского понятия греха, все поступки Медеи следует объяснять тем, что, убивая людей, она выполняла волю своей богини.
— Человеческие жертвоприношения? Но ведь греки были цивилизованным народом!
— Разумеется, оберфюрер, — снисходительно улыбнулась фон Белов. — Вот только культ Гекаты намного древнее эллинской культуры. Он пришел из глубин Фракии, страны, расположенной на юге Балканских гор. Там же, на Балканах, издавна верят во встающих из гроба мертвецов, которые по ночам пьют кровь у случайных прохожих на перекрестках…
— Вампиры? Штандартенфюрер, да вы просто насмотрелись фильмов Мурнау!
— На Балканах этих существ называют «поколи». Между прочим, в начале восемнадцатого века власти Австро-Венгрии не раз отправляли в Сербию специальные команды солдат, вооруженных винтовками с серебряными пулями. Существуют подлинные протоколы расследований, датирующиеся 1725 годом — в этих документах говорится о том, что полевые хирурги австрийской армии проводили вскрытия покойников, подозреваемых в вампиризме. И, по меньшей мере, в двух случаях речь действительно шла о вампирах![14]
— Не знаю, что насчет Сербии, — неожиданно заявил прислушивавшийся к спору Людвиг Йонс, — но здесь, в горах, рассказывают страшные сказки о ведьме Арупап. Вот вы, госпожа, упомянули о перекрестках, так местные жители издавна считают, что перекрестки дорог, по которым никто не ходит — самые жуткие места, особенно ночью…
— Совершенно верно, Людвиг, — кивнула Мария. — Я тоже слышала сказки про Арупап. Но так ли уж важно, как зовут это чудовище? На Балканах, в древней Греции, здесь, на Кавказе, знали, что ночь принадлежит жестокому и внушающему ужас женскому божеству, связанному с Луной и перекрестками забытых дорог. Мне лично больше нравится называть ее Гекатой, но это дело вкуса.
— И для чего, позвольте спросить, вы рассказали нам эту чрезвычайно увлекательную историю? — спросил Раттенхубер.
— Всего лишь для того, чтобы немного развлечь вас, — усмехнулась фон Белов. — Кроме того, мы с вами вот-вот вступим на земли, принадлежавшие некогда древним колхам, а значит, находившиеся под покровительством богини Гекаты.
— Фрау фон Белов, — взмолился Йонс, — я не хочу больше никуда идти! У меня внизу хозяйство, коза, огородик. Позвольте, я спущусь обратно!
Мария бросила на старика быстрый и, как показалось Раттенхуберу, сочувственный взгляд.
— Не сейчас, Людвиг. Еще не сейчас. Вы мне вскоре очень понадобитесь. Но если наши храбрые альпийские стрелки выбьют русских из долины Клыч сегодня к вечеру, то завтра я вас отпущу. Даю слово.
Леха Белоусов оказался одним из тех, кому удалось выжить в бою на перевале. Пуля немецкого егеря пробила его каску, но голову каким-то чудом не задела. Только в ушах у него теперь стоял непрекращающийся шум и звон.
Максима Приходько ранило в плечо. Антохе Боброву осколком мины оторвало кисть левой руки. Васю Шумейко расстрелял фашистский автоматчик.
А дядька Ковтун вышел из боя без единой царапины. И не только вышел, а и вывел из-под шквального огня семнадцать человек. Командира, того самого, что обещал позвонить в штаб и потребовать подкреплений, Ковтун вынес на себе.
— Вот они, фрицы, — ворчал он, разглядывая в бинокль зазубренные скалы, нависавшие над седловиной. — Расселись, как воронье поганое. Чуяло мое сердце, что они проберутся с той стороны, ох, чуяло…
— Там нельзя было подняться, — простонал капитан. — Мы проверяли этот гребень, туда даже одному человеку трудно взобраться, не то что двум ротам пулеметчиков!
— Говорю ж тебе, это едельвейсы, — терпеливо объяснил Ковтун. — Они, собаки, тренированные…
Они шли вниз по ущелью — все семнадцать человек, оставшиеся в живых после штурма перевала. Здоровые помогали идти раненым. Тех, кто не мог идти сам, тащили на носилках. Через каждый километр приходилось делать привал.
Сзади, на южном склоне, раздавалась беспорядочная стрельба. Там две стрелковые роты пытались прикрыть их отход. Но ясно было, что долго им так не продержаться.
— Ничего, — скрипел зубами капитан, — в ущелье они застрянут. Оно узкое, как бутылочное горлышко, там им не развернуться. А на выходе из ущелья стоит 394-я дивизия…
— Что, прям целая дивизия? — хмыкнул Ковтун.
— Да нет, конечно… там штаб ее, может, пара батальонов… но чтобы запереть ущелье, этого хватит.
Тут он страшно застонал и потерял сознание.
Лехе хотелось плакать. У него не получилось умереть, обороняя перевал от немцев. Он вообще ничего не соображал после этой дурацкой пули, угодившей в каску. Когда дядька Ковтун схватил его за шиворот и отшвырнул к тропинке, спускающейся по южному склону, он даже не понял, что ему снова приказали отступать. Но теперь, немного придя в себя, Леха осознал, что они отступают. Отступают, потому что ничего не могут сделать с прущей через перевал силищей. И в то, что фашистов сумеют остановить где-то там, впереди, у выхода из ущелья, Белоусов уже не верил.
— Почему так вышло, дядька Ковтун? — спросил он у гвардии сержанта. — Почему так мало наших было на перевалах? Я же видел, егерей тоже было немного! Да будь у нас батальон, они ни за что не пробились бы!
— А потому что в штабе долбодятлы сидят, — устало ответил Ковтун. — Не верили, что фриц через горы полезет — вот и получили. Ладно, Леха, не горюй, мы с тобой еще повоюем!
Гул в ушах усилился. Леха потряс головой, но стало только хуже.
— Смотри, — Ковтун толкнул его железным локтем, — да не туда, глаза-то подними! Наши летят…
Белоусов посмотрел вверх и губы его против воли сами раздвинулись в улыбке.
В ярко-синем небе над ущельем появились самолеты — обычные «этажерки» У-2 с пятиконечными звездами на фюзеляжах. Их крылатые тени скользили по склонам, по обращенным к небу лицам солдат разбитой роты. Самолетов было всего пять, но они были! И летели туда, где отбивались от наседающих егерей стрелки 815-го полка.
— Наконец-то зашевелились! — буркнул Ковтун. — Сейчас отбомбятся маленько по немцам, все ж какая-то польза…
Но он ошибся. Бомбежки они так и не дождались. Самолеты, сделав круг над перевалом, ушли обратно на юг.
— Русские сбрасывают своим стрелкам оружие и боеприпасы, — доложил фон Хиршфельд генералу Ланцу. — Они используют для этого свои легкие бомбардировщики. За рекой и у водопада окопались две стрелковые роты. Позвольте мне выбить русских из ущелья, генерал!
— У вас будет возможность еще раз отличиться, лейтенант, — заверил его Ланц. — В ущелье я пошлю полк майора Залминтера. А ваши егеря, фон Хиршфельд, пройдут по крутым склонам и повторят тот трюк, который позволил вам так быстро взять Клухорский перевал. Мы будем бить русских таким способом до тех пор, пока они не сообразят, что защищаться надо не только от фронтальной атаки, но и от атаки сверху.
— Мои егеря не подведут, — козырнул фон Хиршфельд.
— Дорогой генерал, — Мария фон Белов, стоявшая чуть поодаль, послала Ланцу самую очаровательную из своих улыбок, — позвольте мне опять присоединиться к отряду лейтенанта.
