«Если опять Деревянко — не открою! — со злостью подумал поручик, закладывая страницу листочком, на котором делал выписки, намереваясь кое-что занести в свой дневник. — Надоел хуже горькой редьки со своими «Майбахами»!»
— Кто там? — хрипло спросил он и закашлялся.
— Можно? — просунулся в дверь Еланцев.
Его страждущий тоже не слишком жаждал видеть. Но все-таки лучше вечно унылого Деревянко.
— Входите, поручик, — слабо отозвался Саша, откладывая книгу на столик.
— Ну и Африка у вас тут, — расстегнул шинель и бросил теплое зимнее кепи на стол Еланцев. — Парную решили устроить?
Особенного тепла юноша не ощущал и вяло пожал плечами.
— Что-то вы совсем закисли, мой дорогой. Посмотрите, за окном денек-то какой!
— Нездоровится мне что-то, Герман, — честно признался Александр. — Должно быть, простыл… А по какому поводу парад?
Действительно, форменной шинели офицеры корпуса, даже в городе, обычно предпочитали теплую синтетическую куртку на пуху, входящую в комплект зимнего полевого обмундирования. Шинели приберегались для всяких торжественных случаев.
— По важному. Вставайте, Саша, одевайтесь… Знаете, что говорил старик Суворов, ваш тезка, по поводу хворобы? В здоровом теле — здоровый дух!
— Это вроде бы не Суворов говорил, — пробурчал Александр, но все-таки поднялся с постели: он уже знал, что с Еланцевым даже такое банальное дело, как поход по магазинам, превращается в приключение.
— Какая разница?… Э-э-э! Не куртку, не куртку! Шинель попрошу, мон шер. Там общество будет — нельзя в грязь лицом ударить.
— Да где, в конце концов?
— Если вы твердо решили здесь остаться, то пора уже обрастать связями, знакомствами. Кого из наших вы здесь знаете лично? Ну, кроме нас, офицеров. Двух, трех?… То-то. А из местной знати?
— К чему мне? Я же не политик какой-нибудь.
— Напрасно. Быть вхожим в туземную элиту весьма полезно. Во всех отношениях. К тому же там немало интересных людей. Европейски образованных, неглупых, знающих языки. Я, например, знаком с большинством из тех, кто этого достоин. Например, с наследником престола принцем Ибрагимом. И сегодня я поведу вас туда, где будет присутствовать весь цвет кабульского общества.
— В театр?
— Нет, это слишком банально. Да и нет, к сожалению, театра в Кабуле. Кафе-шантан с парижскими гризетками есть — как-нибудь мы и туда сходим, а вот театра — увы… Я веду вас, дорогой мой, на зрелище, рядом с которым даже хваленая испанская коррида — жалкий фарс.
— Вы меня заинтриговали, сударь, — улыбнулся Саша, застегивая мундир. — И что же это за зрелище? Цирк?
— Ну что вы, право слово! Какой еще цирк? Это то, чего ни в России, ни тем более в Европе не увидишь.
— Все равно ведь не угадаю.
— Значит, воображение у вас чересчур бедное, Саша.
— Какое уж есть.
— Ну, хорошо, — устал говорить загадками поручик. — Я веду вас на казнь. На смертную казнь…
— Что это за место? — На свежем воздухе Александру стало чуть-чуть лучше. — Я тут никогда раньше не бывал.
— Базарная площадь. — Поручик Еланцев проталкивался сквозь толпу, нетерпеливо понукая отстававшего товарища. — Перед старым эмирским дворцом. Тут по традиции зачитывают приказы, сообщают об объявлении войны и мире… Ну, и приговоры приводят в исполнение.
Бежецкий совсем не был любителем кровавых зрелищ — даже профессиональный кулачный бой по телевизору не смотрел, а тут собираются казнить живого человека… Или даже нескольких. Но и отказаться он тоже не мог. Во-первых, боялся, что поручик поднимет его на смех, как неженку и слюнтяя, а во-вторых… Чтение мемуаров российских путешественников и военных прошлого вновь укрепило в нем желание вести дневник. И разве будет простительно, что потомки так и не узнают подробностей варварского обычая, который, очевидно, в ближайшие годы канет в вечность? Тут уж не до брезгливости…
— Скорее, поручик! О! На трибуне еще есть места.
«Трибуной» назывался невысокий помост, уставленный скамеечками, стульями и даже креслами, большая часть которых была занята.
— Сюда, господа! — услышали офицеры чей-то голос, окликающий их по-французски. — Лейтенант Еланцефф!
Через минуту друзья уже сидели среди вельмож, одетых по-восточному пышно. Но белой вороной в стае попугаев среди них выделялся невысокий, хрупкого сложения молодой человек, может быть, чуть-чуть старше Саши, в обычном драповом пальто с барашковым воротником и барашковой же шапке пирожком. Если бы не тонкие щегольские усики на узком лице, его можно было принять за девушку, переодетую мужчиной.
— Представьте же мне своего спутника, лейтенант, — попросил высокопоставленный афганец, с любопытством разглядывая Александра. — Мы вроде бы незнакомы…
— Мой друг, поручик граф Бежецкий, — церемонно представил юношу Еланцев.
Тому ничего не оставалось, как отвесить поклон, в меру почтительный, но не подобострастный.
«Не хватало еще раскланиваться перед всякими местными феодалами, — подумал он. — Много чести…»
— Его королевское высочество принц Ибрагим-Хан, — так же церемонно представил вельможу поручик, и Саша, не успевший завершить поклон, торопливо склонился ниже.
«Не может быть! — пронеслось у него в мозгу. — Это же один из двух наследников эмира… Вот это да!..»
Александр уже знал расклад местной политической игры.
Престарелый эмир Ахмад-Шах не имел детей, и это горе для любого мужчины на Востоке, да еще у царственной особы, было просто трагедией. Тонкостей, естественно, не знал никто — за пределы дворцовых стен практически никакие сплетни не выходили, это вам не Европа со стаями акул-репортеров, телевидением и «утечками компромата», но факт оставался фактом: не помог ни обширный гарем, ни лекари — свои и заморские… И чем больше лет проносилось над седой головой правителя, тем меньше оставалось у него надежд на благополучную передачу трона. Слишком много желающих его занять было вокруг, а в вопросах престолонаследия Восток не так щепетилен, как Запад. Тем более Афганистан, престол которого не раз занимали откровенные разбойники, и некоторые из них не только умудрялись усидеть на нем, но и передать своим сыновьям.
Да что далеко ходить? Предок самого Ахмад-Шаха был отнюдь не голубых кровей… И, видимо, предсмертное проклятие того эмира, которого он зарубил собственноручно, сапогом сбросив бездыханное тело на растерзание собакам, пало на голову потомка…
Но зато у старого эмира было целых два племянника. Правда, от сводных братьев — отец тоже имел немалый гарем, но тем не менее — родная кровь. Оставалось лишь выбрать, кому из них придется сесть в старинное позолоченное кресло, привезенное в Кабул еще в прошлом веке англичанами, а кому — смиренно присягнуть более удачливому сопернику на верность. И решить старый монарх не мог уже долгих пять лет…
И вот сейчас Саше, простому поручику российской армии, выпало сидеть рядом с настоящим принцем, которому, вероятно, предстояло стать правителем Афганистана. С большой, между прочим, вероятностью — пятьдесят на пятьдесят. Конечно, во времена оные, гвардейские, ему доводилось лицезреть издали и российского Цесаревича, и Государыню, и самого Государя, но о том, чтобы сидеть рядом с ними вот так — на расстоянии руки, он даже не мечтал.
«Эх, видели бы меня папенька, маменька и, главное, дедушка! — счастливо думал он. — Вот это
