Так началось его странствие в глубинах Тьмы, продолжавшееся, по людскому летоисчислению, более столетья. Его ждало множество тайн и открытий, невообразимые опасности и удивительные создания таились там, далеко за пределами обыденности — рассказать о путешествий Эрдана можно было бы многое, но здесь этому повествованию нех. места. Он сам, пребывая в состоянии демона, свободно общался с обитателями Тьмы — в своей новой форме он мыслил, чувствовал и действовал, как демон. Иногда ему приходилось сражаться, отстаивая свое право на существование или ради того, чтобы заполучить желаемое. Он жил в согласии с логикой тех миров, в которых находился, и не смотря на все опасности, чувствовал себя в них как дома. В образе демонаон совершал действия, которые, будучи описаны на языке людей, представились бы людям чем-то совершенно омерзительным, неестественным, невозможным, однако для Эрдана- демона они были совершенно естественны и нормальны. Он беседовал с темными богами и древними созданиями, помнящими еще эпоху великой империи, воздвигнутой здесь двуликой Богиней Ночи — одной из шести Истинных Богов, некогда владевших всем мирозданием. Он бывал в Пределах и в Преисподней, возвращался в Сущее и поднимался на Небеса — во всех этих Царствах Тьма проявляла себя, хотя и по-разному: как боль, ненависть, злоба и страх, как беспроглядный мрак, как столбы дыма от бескрайних пожарищ, как душная темнота подземелий — в Аду; как отсутствие света, холод и пустота, равнодушие смерти — в Пределах; как отдых и тайна, как тишина спящего мира, как темнота немеречья, как время сов и волков — в Сущем; как бескрайная звездная ночь, как молчание, которое глубже слов, как понимание, которое невозможно выразить, как откровение, не имеющее ни образа, ни вида — в Небесах. Четыре формы Тьмы, и Эрдан узнал их все. Он не был в Чарах, потому что ни одна из Стихий там не изобильна, Чары — место знаков при все более и более тускнеющим и выцветающем их содержании, место голых структур без всякого наполнения; и не вступал в Царство Бреда, потому что хотя безумие иможет быть рассмотрено как форма'Тьмы — помрачение разума, затемнение сознания — но при погружении в это Царство все Стихии сливаются в единую кипящую аморфную массу, и в этом смысле Безумие совершенно противоположно Чарам — в Царстве Безумия величайшее изобилие силы, но эта сила никак не оформлена, она не поддается никакому порядку, привносимому извне, но, напротив, сама пожирает как те структуры, в которые ее пытаются заключить, так и тех, кто пытается.
Но и четыре Царства, где Тьма может существовать в своем естественном виде, не исчезая и не становясь чем-то другим, открыли Эрдану столько тайн и дали ему столько знаний, что, как уже говорилось выше, он более полутора столетий постигал открытое и насыщался Даруемым, не вспоминая о мире, в котором когда-то Родился, равно как и о собственной человечности — которая, впрочем, не исчезла совсем, но затаилась в нем До времени. Его возвращение началось с того, что он Узнал, что миры Тьмы, которые казались ему столь далекими от реальности людей, на самом деле соприкасаются с ними весьма близко. Ведь в человеке Тьма — как, впрочем, и остальные стихии — так же по-своему выражает себя. Человек не замкнут на себе самом, он — точка пересечения огромною множества реальностей, соединение всех Стихий, отделенное от них лишь по видимости, только лишь с его собственной точки зрения. В этом — причина того, почему многие духи предпочитают приходить в человеческие реальности через человека или при его посредстве: им, пребывающим в пространствах их собственных Стихиях, человек видится некой дверью, ведущей во вне, в миры, которые им неизвестны и чужды, а потому — интересны и привлекательны. Естественно, человек не единственная точка выхода из Стихии, лишь одна из возможных, но именно человек, что вполне естественно, служит для духов знаком, ориентиром того, «куда» надо идти, дабы выйти в человеческую реальность. Ведь самих реальностей, иных по отношению тс Стихии, внутри которой они обитают, духи и демоны часто не видят вовсе, и, чтобы перейти в эти реальности, им приходится использовать пути, проложенные самой Стихией, и самый удобный и короткий в реальность, задаваемую восприятием человека — через человека или посредством человека. Как правило, люди даже не подозревают о том, что служат дорогой для духов и демонов, те осуществляют свои переходы, не показываясь, если это не служит их целям. Даже в своем, человеческом мире люди слишком слепы, чтобы их видеть; беспричинный порыв, гнев, желание, страх — вот колебания в душе, оставленныетем или иным бесплотным созданием, что пробралось по незримым нитям, узловое сплетение которых человек называет своей душой, пришло из ниоткуда и проследовало дальше, не особенно задумываясь о том, что послужи* ло — вернее, кто послужил — ему дорогой. Узнав об этих путях, лосмотрев*начеловека «изнутри», Эрдан стал вспоминать о том, что и сам когда-то жил среди людей^тамятъ о том, как он тогда воспринимал мир, привела его в замешательство. Глубина стихии становилась одновремеино глубиной человека — по той простой причине, что не существовало никакой границы между тем, что человек мог бы назвать «своим внутренние миром» и бескрайними пространствами Стихии. Субъективное для человека становилось вполне объективным для духов. Впрочем, границу можно было провести, хотя и весьма условно, там где заканчивалась власть человека над собой. В этом смысле, человек в мире духов не владел практически ничем — ибо даже над возникающими внутри эмоциями и влечениями большинство людей не имели никакой власти, но слепо подчинялись им, воображая, будто бы поступают по своей воле — в то время как, напротив, эти самые колебания, задаваемые во многих случаях всего лишь случайными движениями духов и демонов, прошедшими мимо человека, и становились тем, что определяло расположение человеческой воли. Так же, как деревья и камни в мире людей, так и сами люди в мире духов нередко воспринимались их обитателями как некий материал, инертная бессознательная данность, как объекты, не имеющие — или, по крайней мере, не проявляющие — никакой собственной воли. Как бесконечное величие — ведь они содержали в себе весь мир, и как бесконечное ничтожество — ведь это мир владел ими, а не они миром — вот как увидел терафим Тьмы людей, к числу которых некогда принадлежал и он сам. Его созерцание длилось годы, а может быть и десятилетия — внутренний мир человека, из которого сам человек знает лишь самую малую часть поверхности* тот «узел», место пересечения стихий, для духов — это целый лабиринт; нет — огромный многоуровневый город; сложнейший мир, не менее реальный, чем прочие, нечеловеческие миры в глубинах Тьмы, образованные сознанием богов и демонических властителей.
В мире, называемом Омрои, жил некий граф, который вел безнадежную войну против вторгшихся на его земли захватчиков. Покорив его земли и разбив спешно собранное войско, нападавшие уже подступили к самим стенам графского замка и должны были в скором времени захватитьего, друзья и союзники, которых граф просил о помощи, предали его и не прислали войска. В черном отчаянии он хотел собственноручно убить жену и дочь, потому что знал: их участь, если они попадут в руки врага, будет страшнее смерти. Однако он так и не смог заставить себя совершить то, что намеревался. Тогда он взошел на самый верх донжона, в залу, служившую ему в качестве заклинательных покоев, и, совершив ритуал, предложил свою душу обитателям Тьмы в обмен на помощь в этой войне. Хотя он и не был сильным колдуном, некоторым Даром обладал, и он сумел вызвать в человеческую реальность весьма могущественного демона… и этим демоном был Эрдан. По крайней мере, так ситуация выглядела с точки зрения человека, с точки зрения же вызванного было иначе: потратив некоторое время на изучение конгломерата психоэнергетических структур в бессознательном отдельных людей и человеческих коллективов, Эрдан пришел к мысли, что пора бы вернуться назад, в форму человека, и взглянуть на мир сдругой стороны. Из всех путей, которые он видел, он выбрал ближайший, и этим ближайшим оказалась воля графа, предающего себя Тьме. У графа, конечно, не хватило бы ни силы, ни знаний, чтобы заклясть столь могущественного демона, но путь, который он создал, был пригоден для Эрдана, и последний прошел по нему, распугав мелких демонов, привлеченных предложением сделки: часть из них желала обмануть человека и урвать что-нибудь из предлагаемого так, чтобы заплатить мало или не заплатить вовсе, другие же служили посыльными у более могущественных демонов, и стремились купить душу для того, чтобы затем отнести ее хозяевам, располагавшими разнообразными способами выжимания сока из приобретенных душ.
Граф стоял в колдовском круге, предназначенном для вызывающего, Эрдан появился в круге, предназначенном для вызываемого, — сразу же, для удобства, перейдя в свою прежнюю человеческую форму. Хотя ему не составляло никакого труда сломать заклятья, предназначенные для того, чтобы удержать вызванное существо, создавшаяся ситуация позабавила его и он не стал демонстрировать силу и пугать человека. К то-му-же ему было любопытно, для чего тот его вызвал. Граф, который вовсе не был уверен в том, что удастся призвать вообще хоть кого-то сложнее импа или лид-риса, преисполнился уверенности в собственных силах и вообразил, будто удерживающие заклятья действительно являются препятствием для демона. Впоследствии этот обман или, скорее, самообман графа, принес немало бед им обоим.
Эрдан согласился помочь графу — ему было несложно выполнить эту просьбу. Однако душа графа, предлагавшаяся в обмен на помощь, была ему ни к чему. Он был готов выполнить просьбу просто так, однако граф не поверил ему: он подозревал демона в обмане и думал, что тот лишь для виду выказывает себя этаким благодетелем. Ведь, если не будет заключен договор, Демон, выйдя из круга, сможет делать все, что ему заблагорассудится. Эрдану не хотелось спорить, доказывая, что все, что ему нужно от этого человека — немного пожить в его замке, дабы привыкнуть к человеческой реальности, к тем схемам восприятия, которые прелагают единый мир в тот мир, каким его видят люди. Поэтому он согласился, сказав, что заберет душу графа после его смерти. На самом же деле они так и не заключили полноценный договор, ибо Эрдан не прибег к магическим Узам, которыми скрепляются подобные сделки, а граф был слишком плохим демонологом и полагал, что колдовские узы появляются сами собой* по достижении устной договоренности. На деле же, заключать договор с демонами могут лишь те, кто способен соединить с устной договоренностью соответствут кяцее колдовское действие гэемона, своим согласием демон открывается этому действию; Может быть^и наоборот, козда Узы накладывает демон, однако в этом случае колдун, как минимум, должен уметь чувствовать их, иначе договор не будет иметь никакого значения.
Граф выпустил его из круга и» подведя к окну, показал на людей, которых следовало уничтожить — захватчики в это время готовились к новому штурму. Став потоком живой тьмы, Эрдан-веретек на поле. Здесь он обернулся к Стихии, частью которой после обретения Имени стал сам. Так же для людей есть направления вперед-назад, вправо-влево, вверх-вниз, для Эрдана одним из направлений была Тьма — он был сращен с ней; и между ним и Стихией не было никаких границ. Ему не хотелось возиться с людишками и, выполняя условия договора, лично давить каждого, поэтому он просто вызвал из Тьмы нескольких демонов рангом пониже и приказал им очистить местность. Сейги, мунглайры и шуд-хо взялись за работу, а когда, в скором времени, никого из нападавших уже не осталось, Эрдан приказал им вернуться обратно. Сам же он, переместившись в башню, сообщил человеку, что свою часть договора он выполнил. Граф был поражен могуществом, которому стал свидетелем, и, когда Эрдан выразил желание остаться и погостить в замке некоторое время, отказать ему не посмел. Лизаре, дочери графа, было шестнадцать лет. Эрдан был красив от природы, его сила, присущее демонам обаяние, тьма, которая таилась в нем, страх, который ок внушал даже самым благородным и сильным рыцарям, служившим отцу Лизары и даже самому графу породили в сердце девушки влечение к таинственному гостю. В своих мечтаниях она представляла, какложитсясним. и иногда в тех грезах ее герой был самим воплощением нежности, иногда, напротив — жестокости и силы: Лиза-ра представляла, как он терзает ее, и сильнейшее возбуждение охватывало ее. В этих мечтаниях не было ничего необычного, ведь многие люди предаются им, полагая, что воображаемый внутренний мир недоступен никому, кроме них самих. Однако Эрдан, хотя и жил как человек, был не только человеком. Стихия была по-прежнему открыта ему, ведь он носил ее Имя в собственном сердце. Он могполностью перестать быть человеком, но полностью перестать быть порождением Тьмы — не мог: мог ЛИШЬ спрятать от чужих взоров свою темную сущность, но она всегда быта с ним, и он, носитель Имени, всегда какой-то своей частью смотрел во Тьму. Поэтому души людей были открыты ему, и хотя он, живя в замке, не особенно к ним приглядывался, однако желания Лизары невозможно было не заметить. Эти желания, настойчивые и страстные, он воспринял как открытый призыв, ведь то, что казалось Лизаре ее внутренним миром, для Эрдана-демона было внешним миром, объективной реальностью. Она сама неотвязно приглашала Эрдана войти в пространство ее душ, усилием ума проецируя внутрь себя его образ и наполняя образ силой своих желаний. Связь же между образом и первообразом, для людей совершенно неочевидная, ддя демонов очевидна вполне. Для обитателей замка Лизара была скромной и кроткой девочкой, и это было правдой, для Эрдана же она была неудовлетворенной развратницей, уличной шлюхой, которая хватает клиента за рукав и тащит к себе в дом — и это тоже было правдой. В конце концов он реидалздадаться ее уговорам и войти туда, куда его так настойчиво — приглашали — и вот, один из самых страст* ных ^мучительных снов Лизары стал реальностью: Эр-дан создал эту реальность для нее. Впрочем, это несйН всем верно: реальность создала сама Лизара — Эрдан лишь пришел туда, куда его звали, соединившись со сво-имобразом в ее воображении, и, кроме того, утянул ее в это «воображаемое» пространство целиком, вместе с те* лом. Там они
