ваших документов, которые мои молодцы взяли на вашем бесчувственном теле. Да-да, именно в этом кармане, — улыбнулся он еще шире в ответ на попытку Александра дотянуться связанными руками до нагрудного кармана: там, завернутые в несколько слоев полиэтиленовой пленки, лежали его документы. Когда-то…
— Я даже не буду спрашивать вашего, Александр Павлович, — в его устах отчество прозвучало как «Павловитш», — согласия на небольшую прогулку… Я просто пришел взглянуть на человека, столь молодого годами, но сумевшего успешно возглавить оборону против многократно превосходящих сил противника. Да-да, против вас, мой друг, сражалось более двух сотен лучших бойцов Хамидулло. Вы слышали о «тиграх»?
— Не доводилось, — разжал губы Бежецкий.
— А совершенно зря! Это лучшие бойцы из лучших, выдрессированные — не побоюсь этого слова — лучшими инструкторами Его Величества. И они оказались сущими котятами по сравнению с вами и вашими солдатами. Сколько у вас было человек?.. Да ладно, ладно! Это большой тайны не составляет. Мои люди все равно это узнают. Неделей раньше, неделей позже… Вы, русские — странный народ. Другой бы гордился, а вы стесняетесь.
Англичанин — а Саша давно уже опознал акцент, который собеседник не слишком-то и скрывал, пожевал сухими губами и продолжил:
— Такой человек — и все еще поручик. У нас вы бы могли подняться до капитана. Или даже до майора. Если бы у вашего отца, — улыбнулся он, — хватило денег для покупки патента.[2]
— А у вашего хватило? — в упор спросил Саша.
— Увы, увы… — Собеседник погрустнел. — Потому-то я и вынужден был покинуть армию, в свое время… Зато теперь в той службе, что я представляю, мое личное состояние не играет никакой роли. А оно весьма и весьма увеличилось за последние пятнадцать лет, — похвастался он. — Вы бы тоже могли…
— Я не тороплюсь, — перебил его поручик. — Как-нибудь своим ходом доберусь и до ротмистра, и до полковника.
— Ротмистра? Ах, да — вы же кавалерист! Странный вы народ, русские: кавалерия у вас — на вертолетах… То ли дело — Империя… Я имею в виду Британскую, — счел он нужным пояснить. — Вся кавалерия — на танках. И уланы, как вы, и драгуны…
Саша хотел было сказать, что часть российской кавалерии тоже относится к бронетанковым войскам, но прикусил язык: небольшая тайна, но к чему распинаться перед врагом?
— И все равно вам придется прогуляться с нами, — сожалеюще вздохнул англичанин. — Я бы, конечно, отпустил вас — видит Бог! Но к чему демаскировать это укромное местечко? — обвел он рукой убогую халупу. — Уютно, не правда ли?
— Меня все равно найдут, — без особенной уверенности заявил молодой человек. — Наше командование, должно быть, уже подняло по тревоге все возможные силы и прочесывает сейчас…
— Прочесывает! Будьте уверены! Не поверите — генерал Мещеряков сделал невозможное, оголил несколько направлений, и вас теперь ищет целая армия. Вас и вашего товарища. Только не найдет.
— Почему?
— А вы разве не поняли? Ведь вся заварушка вокруг ваших вертолетов была всего лишь отвлекающим маневром! Мещеряков хороший вояка и оперативно закрыл границу, да так успешно, что прогулка моего дорогого гостя могла осложниться…
— Железнодорожного чиновника?
— Его самого. А держать привыкшего к комфорту столичного человека в таком вот дворце может оказаться вредным для его здоровья. Вот я и сделал шахматный ход. Пожертвовал несколькими пешками, но выиграл партию.
— Хороши пешки. — Саша представил, сколько туземцев осталось лежать вокруг той высотки. — Да и партию вы еще не выиграли.
— Выиграл, — самодовольству англичанина не было предела. — Пока русские войска переворачивают каждый камешек в трехстах милях отсюда, мы тихо-мирно перейдем демаркационную линию… И всех четверых я доставлю к своему начальству целехонькими.
— Каких четверых?
— Не важно, — тут же «спрятал рожки» собеседник, поняв, что наговорил лишнего. — От вас, мой друг, требуется лишь одно — вести себя тихо и мирно. Иначе придется привезти в Индию лишь троих…
В голосе англичанина впервые за весь разговор скрежетнул металл, и Бежецкий понял, что он совсем не шутит…
Посетитель давно ушел, забрав с собой светильник, но Саша все никак не мог успокоиться.
«Вот попал я в передрягу так попал, — думал он, следя за перемещениями скорпиона, выбравшегося из своего укрытия, как только угроза, по его мнению, миновала: света, падающего сквозь дырявую занавеску, было как раз достаточно, чтобы наблюдать за маневрами ядовитого существа, таскающего за собой длинную угольно-черную тень. — Опять мешок на голову и — вперед. И ничего не поделаешь… Ни ножа, ни гвоздя какого, чтобы от веревок освободиться…»
Скорпион опять пошел в наступление и нацелился взобраться на Сашину ногу.
«Ну, погоди! — отвлекся он наконец от своих тягостных дум. — Подберешься на верный удар — пришпилю я тебя… Как там Герман показывал: каблуком вот так…»
Александр замер с отвисшей челюстью, разом выбросив из головы настырное существо: как он мог позабыть про клинки, скрывающиеся в подошвах чудо-ботинок? А ведь столько времени потратил, тренируясь выбрасывать из ботинка лезвие одним движением, наносить удары воображаемому противнику…
«А если заклинило? — забеспокоился он. — Камешек попал или песок набился? Когда я в последний раз проверял-то?»
Слава Всевышнему, шедевр заморской техники работал исправно. Как часы.
Клинок с тихим щелчком вылетел из подошвы, и осталось лишь подтянуть к нему связанные руки, благо фигурой молодой человек обладал спортивной, а несколько килограммов мускулатуры, приобретенной уже здесь, в Афганистане, совсем не влияли на его гибкость.
Мгновение — и руки свободны! С ногами пришлось туже — снять высокий ботинок из-за стягивающей щиколотки веревки было трудновато. Чуть ли не полчаса прошло в бесплодных попытках. Мокрый от пота поручик уже было собирался пожертвовать одним из ножей, сломав его у основания, но хитрая обувь, будто испугавшись подобного «членовредительства», поддалась…
«А что дальше?»
Нападать на часового — шаркающие шаги снаружи слышались отчетливо — с ботинком в одной руке казалось комичным. Да и можно ли нанести серьезную рану таким способом? Лучше уж, как тренировался раньше — футбольным ударом ноги…
Притаившись сбоку от двери и несколько раз прорепетировав, как будет бить, Саша издал сдавленный стон и вжался в сухую, осыпающуюся глину стены. Нет результата. Еще раз, громче… И еще, и еще… Поручик настолько вошел в роль умирающего, что едва не пропустил момент, когда занавеска отлетела в сторону и в халупу, выставив вперед оружие, просунулся охранник.
«Ну, пока он со свету ничего не видит!..»
— Да шай дэй?[3] — напряженно вглядываясь в темноту, спросил часовой, судя по голосу, совсем молодой, почти мальчишка.
И тут Александр ударил…
Удар получился не слишком удачным — клинок наткнулся на металл и со скрежетом скользнул вдоль него, врезаясь, словно в дерево: Сашу передернуло от того, что он понял, что это за дерево…
— Да-а-ард!.. — хрипло простонал афганец, присев, но Бежецкий уже зажал ему рот, не позволяя больше произнести ни звука, а другой рукой подхватил автомат и вырвал его из рук раненого.
Часовой извивался в руках офицера, как кошка, но весовые категории были не равны. К тому же туземец был серьезно ранен и силы его таяли. Высвободив одну руку, он зашарил по поясу, но ладонь Александра наткнулась на рукоять ножа первой. Короткий взмах, и отточенная сталь — молодой человек
