Кажется, вот эта арка ведёт к магазину. Сюда.
В тёмном проёме виднелись габаритные огни и распахнутые створки автофургона. Возле него, спиной к Ларисе, стоял дюжий грузчик и разговаривал по телефону. Фургон перегораживал арку от стены до стены, не оставляя прохода.
– Позвольте пройти! – Лариса задыхалась.
– Нечего тут ходить, – хрипнул грузчик, не отрываясь от телефона. – Не видишь – грузимся?
– У меня там ребёнок! – крикнула Лариса.
– Нету там никакого ребёнка, – спина грузчика выражала полное равнодушие.
Лариса вдруг испугалась. Славик в трубке давно молчал.
– Славик! – позвала она, – Ты слушаешь? Я уже здесь, совсем рядом! Подожди минутку!
– Да, мамочка, я жду! – громко раздался голос Славика. – Не беспокойся! Лезь в кузов!
Грузчик обернулся, и Лариса сразу всё поняла. Он говорил в телефон детским голосом, но губы его совсем не шевелились. Да и не было у него никаких губ. Лариса бессильно закрылась рукой от надвигавшейся на неё оскаленной пасти Охотника…
Бешеная тряска наконец прекратилась. Аркаша полежал ещё немного, приходя в себя, потом осторожно сел. Избитое тело болело каждой косточкой, но сильнее всего саднило плечо. Аркаша застонал было тихонько, но сразу замолчал. В темноте явственно послышался шорох.
– Кто тут?
– Свои, – раздалось у него над самым ухом.
– Кто свои? – испуганно завертелся Аркаша.
– «Кто»! Люди! – сказали в темноте. – Да не вертись ты! Тут и так тесно.
Кто-то оттолкнул Аркашину ногу.
– А где это мы?
– Кабы знать! Поймали вот и посадили в клетку.
– Кто поймал?
– Кабы знать!
Аркаша мучительно пытался вспомнить, что произошло. Вечер обрывался в голове клёпаными ажурными конструкциями какого-то цеха или склада… ах, да! «Ангар-18», удары хип-хопа, стаканчик абсента, за ним – второй, а вот дальше… слепящий свет прожектора и странный, горелый запах – больше ничего не вспоминалось. Нет, нет, что-то было ещё! Там, за прожектором, маячили две тёмные неподвижные фигуры…
– Я думаю, нас захватили пришельцы, – произнёс в темноте тихий голос, – и перенесли с Земли на летающую тарелку.
– Какая уж там тарелка! – возразил голос по соседству. – Клетка, она клетка и есть. Только частая, вроде корзины, что ли. Сам пощупай!
– Это неважно, – спорил тихий, – нас усыпили и перенесли сюда, чтобы доставить на их планету.
– Кого это усыпили?! – возмутился Аркашин сосед. – Мне железякой ногу защемило, прямо посреди улицы! Да так хряснуло, что не скоро ещё засну, пожалуй… А потом взяли за шкирку – и в мешок.
За спиной Аркаши послышался сдавленный женский плач.
– А когда нас отпустят домой? – спросил детский голос.
Женщина всхлипнула, справляясь с собой, и ласково произнесла:
– Скоро, маленький, скоро!
– Сколько нас тут? – спросил Аркаша.
– Девятым будешь, – отозвался сосед. – Тебя где взяли?
– В ночном клубе.
– На Краснопресненской?
– Нет, в Марьино.
Сосед покряхтел, тяжело ворочаясь.
– По всей Москве собирают.
Аркаша, закусив губу от боли, потрогал горевшее огнём плечо. Ткань была мокрой. Он лизнул ладонь. Кровь. Но пахло почему-то псиной.
– Я ничего не помню!
– Та же беда, – сосед плюнул. – Видел ведь их, сволочей, вблизи – и как отшибло! Кто, сколько…
– Я же говорю – пришельцы! – упорно гундел тихий голос. – Нам стёрли память, чтобы мы не могли о них рассказать. И это, между прочим, добрый знак. Значит, отпустят. Наверное…
– Да на кой ляд мы им нужны?!
– Для опытов, – мрачно хохотнул кто-то в отдалении.
– Ой, ну что вы такое говорите?! – женщина опять заплакала.
– Я думаю, они хотят установить с нами контакт, – настаивал тихий. – Мы – представители человечества и должны вести себя достойно… – он помолчал, – тогда, может, и обойдётся…
– Как это – достойно? – спросил Аркаша.
Его здорово мутило от боли, от выпитого за ночь, но больше – от страха.
– Не знаю как, – вздохнул тихий. – Как разумные существа.
– Существа-то из нас теперь хреновые, – сказал сосед. – Кого хочешь в клетку посади – так ум за разум зайдёт.
– Выпустите нас! Кто-нибудь! – в отчаянии закричала женщина. – Я не могу больше!
– Тихо там! – оборвал её Аркашин сосед. – Бабьих истерик только не хватало! И правда подумают, что тут мартышки бессмысленные! – он привалился к Аркаше, перекладывая больную ногу поудобнее. – Образованный-то правильно говорит. Показать надо распальцовочку, пусть знают, что мы люди достойные, не шушера какая-нибудь. За нас, если что, и войска впрягутся. Долбанут ракетой, так что от ихней тарелки и каёмки не останется! – Он заметно оживился от собственных слов. – Слышь, ты, друг! Чего затих? Давай расскажи, что там с этими существами-то? Как нам себя разумными заявить?
– Ну, можно изобразить геометрические фигуры, – заговорил тихий голос, – начертить теорему Пифагора…
– Пифагора… – расстроился сосед. – Шутишь, парень! Тут своего-то пифагора не видно, не то что теорему. Да и чем его чертить? На чём?
– Не знаю. В общем, нужно продемонстрировать, что нам знакомы науки и искусства.
– Искусства? Это ближе. Какие ж могут быть искусства – в темноте?
– Музыка, – сказал Аркаша. В голове его всё ещё пульсировал ночной хип-хоп.
– Правильно! – подхватили с другой стороны. – Давайте споём «Ой, мороз, мороз»!
– Не годится, – отклонил хромой сосед. – Подумают, что жалуемся, отопление врубят, а тут и так дышать нечем. Надо посолиднее что-нибудь, вдруг они и правда – пришельцы?..
И тогда Аркаша, обхватив голову исцарапанными, истерзанными руками, похмельным, срывающимся голосом затянул:
– «Земля в иллюминаторе… Земля в иллюминаторе… Земля в иллюминаторе – видна…»
Его поддержал всхлипывающий женский голос, потом присоединился ещё кто-то:
– «А звёзды тем не менее, а звёзды тем не менее всё ближе, но всё так же холодны…»
– Братцы! Кто-то идёт! – сказал вдруг хромой. – Слышите?
Сейчас же все увидели отблески голубоватого света на прутьях клетки. Откуда-то издалека доносился звук тяжёлых неторопливых шагов.
– А ну, наддай, славяне! – гаркнул сосед. – Дружно, хором!
И девять окрепших надеждой голосов грянули навстречу приближающимся шагам:
– «И снится нам не рокот космодрома! Не эта ледяная синева! А снится нам…»
«…При свежевании мелкого зверя шкурка разрезается не по всей длине, а только со внутренней стороны задних ног до копчика, после чего легко снимается целиком, от крюка – вниз, к голове – так называемым „чулком“. Снятая шкурка тщательно протирается с внутренней стороны, после чего её можно сушить. При этом нужно следить, чтобы шкурка не была слишком сильно натянута на распялке, ни в длину, ни в ширину. Тогда она сохранит свои природные размеры и добротную прочность…»
