Понимая, что объяснять бесполезно, Макар покачал головой и выключил экран.
— Купцами, значится, стали… — проговорил сам себе будущий прапрадед и ударил по коленке кулаком, явно довольный наметившейся перспективой. Достал из кармана папиросы, протянул Макару, пожал плечами на его отказ и закурил сам.
Сидели молча, думали каждый о своем. «Дед», судя по ухмылке, размышлял о светлом будущем, а мысли Макара улетели далеко в прошлое.
Он похвалил небеса за то, что в процессе работы над схемой лабиринта порылся в семейной биографии и неплохо запомнил историю Макара Шорохова, дальнего родственника купцов Парамоновых.
В восемьдесят седьмом Шорох — и даже прозвища у них были одинаковыми! — перебрался в Ростов из Таганрога, без всякого сожаления оставив Бугудонию, пропахшую рыбой, с такими узкими улочками, что двоим пешим не разойтись. Оставил отца, что пятнадцать лет назад перевез туда семью, польстившись на сытую жизнь рыбака. Оставил мастерскую по ремонту баркасов, в которой взрослел и учился жизни, — выходить в открытое море не любил и не хотел, море не принимало Макара Шорохова, не манило его и не щемило сердце. Наоборот, хотелось ему не качаться в утлой лодчонке, а крепко стоять на своих двоих посреди степи, дышать ароматом трав и смотреть, как ветер гоняет волны ковыля. Но в итоге обрел почти то же, от чего и сбежал, только вместо соленых волн — пресные. Устроился мастеровым к богатым родственникам, что держали склады на набережной, несколько мельниц и пароходов, а еще больницы, школы, бани…
Сейчас, когда на дворе стоял год тысяча девятисотый, парню стукнуло двадцать. Он то рвал жилы, помогая загружать товар на склады, то ломал голову, где какую технику на сходнях установить, чтобы разгрузить носильщиков. С уважением и даже завистью относился к троюродному дяде, Елпидифору Парамонову, приятельствовал с его сыновьями — Петром и Николаем… но это «потому что по надобности». А для души — шатался по кабакам в разношерстной компании, глазел на крысиные бои, делал ставки, проигрывался в пух и прах, срывал куш, слыл шутником и задирой, часто дрался — и девять из десяти раз выходил победителем. Был он тот еще щеголь, мечтал о лучшей жизни и порой шествовал по тротуарам пестрого южного города не хуже, чем какой-нибудь денди, в другое же воскресенье сбегал на окраину, в ночное, пек картошку в золе, в грязи — по уши. Ни доска стиральная, ни мягкая донская вода не могли потом оттереть пятна с рубахи и брюк.
И уж конечно, для такого парня, слова о будущем богатстве его семьи значили много. «Весь Ростов за грудки держат». Значит, и он добился чего-то, выбрался в люди, а то и клад откопал! Ну не сами же они разбогатели на ровном месте?
— …сам изобрел?
Макар вздрогнул и понял, что настолько углубился в воспоминания, что пропустил вопрос.
— Что?
— Ну это вот, чтобы во времени переходить. Машина какая или что?
— Не… не машина. Место такое есть, специальное.
— И что ж вы там все теперь по разным временам шатаетесь?
— А что, многих ты тут видел? — с иронией спросил Макар.
— Да черт их разберет, бусурман всяких… Может, из-за моря приплыли, а может, как ты.
— Не… я такой один. Да и про место это никто не знает.
— А как же ты его нашел?
— Да случайно…
— Но отправился ко мне не случайно? — хитро прищурился Шорохов, снимая с языка налипший кусочек табака.
Внезапно проснувшийся интерес «деда» слегка напугал Макара. Вопросов становилось все больше, и все больше они приближались к запретной теме, которую обсуждать нельзя, а не ответить — опасно. Макар боялся потерять едва наметившееся доверие предка.
— Дело у меня к тебе. Важное.
— Что за дело? — заинтересовался Шорохов-старший, полагая, наверное, что родня из будущего решила посвятить его в тайну какого-нибудь сокровища.
— Только ты слушай и не перебивай, лады?
— Лады…
Макар задумался, подбирая слова. Только сейчас до него дошло, что речь, которую он собирался произнести перед дальним предком, звучит странно, нелепо и никак не умещается в голове.
— Ну что умолк, язык проглотил? — поторопил его Шорохов, страдая от любопытства.
— В это… в твое время, произойдет одна фигня… — начал Макар и отчего-то споткнулся о слово «фигня», соображая, понятно ли оно «деду». — Несчастный случай…
— Какой такой? — Шорохов сдвинул брови.
— Погибнет человек…
— Не я? — озадачился «дед».
— Не ты, конечно! Сидел бы я тут сейчас, если б ты…
— Тогда что ж?
— Он от тебя погибнет.
— Что значит «от меня»? — искренне удивился Шорохов-старший.
