существование – это ещё далеко не всё, что нужно человеку для счастья. Оскол заплатил страшную цену, а что в итоге? Если нежить, о которой рассказывал Крив, – это «живые мертвецы», то кто тогда мы? «Мёртвые живучки»?
Я захлопнула медальон и протянула его Кассиусу, но он только покачал головой.
– Оставь себе, – сказал он. – Я знаю, ты грабишь могилы, чтобы прокормиться. Там, в седельной сумке золото, а в маленьком мешочке камни. Немного, но это всё, что мне удалось накопить. Думаю, мне это больше не понадобится. Деньги не вернут мне ни силы, ни здоровье.
– Тебе правда так плохо?
Бард хмыкнул и пожал плечами.
– Если ты поможешь мне, то скоро будет хорошо. Боль уже не так сильно мучает меня, но я уже много недель не могу есть – моё тело отторгает пищу. Я гнию заживо, у меня отсыхают ноги и руки, пальцы отваливаются, связки рвутся, мне тяжело говорить. Счастье, что я нашёл тебя: ещё неделя – и я бы не смог забраться в седло. Скоро я смогу только лежать и разлагаться, и лучше делать это мёртвым, чем живым… Я хочу покоя, леди Смерть. Дай мне его, избавь от дальнейших мучений. Пожалуйста. Я прошу тебя. Ты можешь это сделать?
Больше уговаривать не стоило, и спорить тоже было не о чем, и я сказала:
– Да. Могу.
Я прекрасно знала, с чего начинать, но всё-таки на всякий случай достала рамку и глянула на барда сквозь неё. И не увидела ничего особенного – человек как человек. Никаких наведённых заклятий, магических предметов, следилок и прочего. Что касается Заклятия Бессмертия, то я и не надеялась его обнаружить. Я никогда не знала, где оно находится, за что цепляется и как туда попало. Когда-то я думала об этом, но так и не смогла понять. Мне представляется что-то вроде паука или грибницы, которое, наверное, так прочно срослось с «искрой жизни», с душой, что их уже не различить.
А чтоб увидеть душу человека – тут моя рамочка слабовата, тут даже настоящее магическое зрение не поможет.
Тут нужно божественное.
Кассиус терпеливо выдержал осмотр.
– Что я должен делать? – спросил он, когда я убрала рамку.
– Ничего. Но лучше ляг. Ты чего-нибудь хочешь? Я не спешу. Если хочешь, мы можем подождать пару дней. Всё равно я никуда не тронусь, пока не заживёт нога.
– Мне ничего не надо, – ответил бард, постелил свой плащ, лёг на него вверх лицом, посмотрел в мою сторону и улыбнулся, как мне показалось, ободряюще. – Я давно уже простился с этим миром, раздал долги, допел все песни и сосчитал все облака. – Он посмотрел на небо. – Солнце клонится к закату. Хороший день, чтобы уйти. Не стоит тянуть до темноты – этого добра у меня впереди будет достаточно.
Я села рядом на поваленное дерево и нерешительно протянула руку.
– Мне нужно будет прикоснуться к тебе.
– Делай, что считаешь нужным, девочка.
Он в самом деле сильно исхудал. Тело на ощупь было как ватное. Дряблые мышцы, торчащие рёбра, впалый живот. Вдавишь кожу – остаётся ямка. Как он странствовал верхом, не понимаю – седло запросто могло разрезать его пополам. Если у меня поначалу и была мысль предложить ему самому выкопать себе могилу, то теперь я от этого отказалась. Заставлять его сейчас работать было бы бесчеловечно. Я сама, конечно, не справлюсь, но Крив должен был вернуться в самом скором времени. С моей стороны нехорошо было без спроса рассчитывать на его помощь, но я хотела успеть покончить с этим делом до его прихода. Лишний свидетель мне ни к чему.
Надеюсь, он хотя бы не пустит в ход эту свою дурацкую «некромантию».
Я положила ладонь барду на грудь, а он взял меня за руку. Мне надо было успокоиться. Я шуганула крысят, которые вертелись поблизости и шарили в траве, сосредоточилась и стала нащупывать заклятие. В некоторой степени это было то же самое, что взламывать ловушку, только можно было не опасаться ответного удара. Я прошептала заклинание, заплетающее кокон, – то, которому когда-то обучил меня Ярре. Миновало несколько томительных ударов сердца. Ничего не происходило, и на меня нахлынули сомнения (вдруг не получится?) – но тут пальцы ощутили пульсацию магической силы.
Странное дело, если вдуматься – с единственным заклинанием я могу даже больше, чем иные волшебники с десятком оных. Вопрос,
Я вспомнила Ярре – его худенькую фигуру в ученическом балахоне, голову, которая вечно клонилась к плечу от привычки смотреть по ночам в телескоп, его очки, которые он всё время поправлял кстати и некстати. Я редко видела Великого мага, у которого он ходил в учениках: Крессин не поощрял нашу дружбу, но и не препятствовал ей. Это Ярре однажды от нечего делать устроил мне проверку на восприимчивость к магии и не на шутку испугался, когда увидел лопнувший и почерневший кристалл адамантина. Ему бы здорово влетело, узнай маг об этом, ведь у парня не было ни диплома заклинателя, ни лицензии на выявление адептов. Но мы помалкивали. Это был наш маленький секрет. Да и кто б ему поверил? Сопливая замарашка, дочь прислуги – кандидатка в магички? Смех на палочке… И это Ярре разыскал меня в
Вот так всё кончилось.
И началось.
И я не знала и не знаю, умер Ярре, как другие, или нет.
Вот и сейчас я расслабилась, как он меня учил, открылась и позволила увлечь себя в эту «паутину», дать ей присосаться ко мне. На какой-то миг «нити» наших жизней сплелись и мы с Кассиусом стали одно; я ощутила его боль и страх, поверх которых разлилась неимоверная, смертельная усталость, целое море усталости, к которой примешивались спокойствие и облегчение. Тонкие лучики, потоки энергии, которые связывали Кассиуса с этим миром, были натянуты, как цепи узника, который рвётся на свободу, я даже будто слышала их звон. Мне стало страшно. Он действительно хотел уйти.
Бежали секунды, а я сидела и чего-то ждала. Я никогда не позволяла этой силе заходить так далеко и кого другого давно бы уже
– Готов? – спросила я. Он смежил веки: «Да», и я сказала: – Прощай, Кассиус… Лёгкой тебе дороги.
И стала
Это странный миг, когда расплетается заклятие такого уровня. Это не звук, но я будто слышу, как высоко в небесах лопается тонкая серебряная струна, мир замирает, а потом всё опять приходит в движение, но уже по-другому. И Кассиус де Рей будто тоже это почувствовал.
– Спасибо тебе, девочка, – сказал он. – Спасибо – и прощай. А если
Он улыбнулся и закрыл глаза. Судорожно сжатые крючковатые пальцы разжались в последний раз, бард откинулся назад, и столько безмятежного спокойствия было в этом движении, что казалось, он всего лишь погрузился в сон. Я наклонилась к нему и окликнула по имени, сперва вполголоса, потом громче. Ответа не было. Я уже решила, что всё кончено, но вдруг услышала, как он шепчет, даже не отсюда, а откуда-то из темноты: «Там в кошельке… леденцы…»
И он умолк.
А я от этих слов просто опешила. Всё так – болезни, смерти, двадцать лет скитаний, «леди Смерть» и всё такое, но… он помнил! Он узнал меня. Наверняка он с самого начала всё-всё помнил. Я приучилась быть злобной, как крыса, и чёрствой, как сухарь. Я так привыкла, что всегда одна, что у меня нет прошлого, а прошлое подкралось и ударило, нахлынуло, накрыло с головой. И я никак не ожидала от себя того, что я