— Ну и бардак у них тут, — констатировал Зотов.
— Ученые… — Могли бы и прибраться
— Им сейчас не до того. Оборонные институты закрывают, а кому их люпин надобен? Небось зарплату года два не получали…
Корпус Е представлял собой такое же розовое облезлое здание, как и главный. Немытые окна были местами с трещинами, местами заклеены бумагой или закрашены изнутри. На первом этаже, возле турникета-вертушки, их встретил дед ушка-вахтер.
— Вы к кому? — спросил он, отложив газету и высунувшись из своего оконца. У дедушки было плохо побритое скомканное личико с ясно-голубыми младенческими глазками. От личика даже на значительном расстоянии шибало сивушным перегаром.
Такого вопроса Сергей не предусмотрел и наугад брякнул:
— К директору.
— К Толстопятову, что ль? Так его нет, он в Москве.
— Да мы знаем. Мы к тому, кто за него, — встрял Зотов. — Этот, как он…
— Бачило? Так он не тут. Он в главном сидит, на третьем этаже.
— Там сказали, сюда пошел. Это корпус Е?
— Е. Сюда? Не иначе проглядел… Я по нужде отходил, он, видно, и прошел. Вы на втором этаже посмотрите, в лаборатории, только там и может быть.
Поблагодарив бдительного вахтера, Зотов и Сергей поднялись по темной лестнице с расшатанными перилами на второй этаж.
— Ну и секретный объект, — бурчал Зотов. — Да тут рухнет все со дня на день! На лестничной площадке второго этажа их встретил всклокоченный мужчина в белом — на этот раз чистом — халате. — К кому? — с ходу спросил он.
— К Бачило, — выдал Зотов.
— Я Бачило. Не имею чести… «Вот тебе раз, — подумал Сергей. — Бачило-то и в самом деле тут. Занесла нелегкая… Что ж теперь делать?»
— Капитан Слесарев, старший лейтенант Зотов. — Сергей сунул под нос заместителю директора удостоверение.
Тот не сдался:
— А что, собственно, случилось?
— Где можно с вами поговорить?
— Да хоть бы вот здесь. — Он распахнул дверь с непонятной надписью «ХБ-12». Это оказалась пустая комната с рядом стульев у стены и большим шкафом в углу, запертым на висячий замок. В комнате ощутимо пахло кошками и хлоркой.
— Прошу. — Бачило указал на стулья и сел сам.
— Спасибо. Мы, собственно, по вопросу… — Сергей не знал, с чего начать неожиданный разговор с мифическим Бачило, оказавшимся на месте совсем некстати. — По вопросу… Вы не знали такого Корнеева Бориса Протасовича?
— Корнеев… Корнеев… — Бачило задумчиво поморгал водянистыми глазами. — Не припоминаю. У нас работал?
— Да нет. Есть вероятность, что у вас в институте его просто… могли знать. И вообще, если можно, расскажите нам немного об институте.
— А что рассказывать? Сдыхает институт, — нервно сказал Бачило. — Финансирование никакое, что из федерального бюджета, что из областного… Сокращение вот недавно провели.
— Значит, совсем плохи дела? — посочувствовал Зотов.
— Совсем.
— А как же побочные проекты?
— Что вы имеете в виду? — воззрился на Сергея Бачило.
— Например, вот это. — И, действуя, скорее, по наитию, Сергей показал ему давешнюю «карту».
— Что это такое?
— Вы не знаете?
— Первый раз вижу. Зачем вы мне это показываете?..
Бачило смотрел на нее несколько мгновений, но Сергей мог поклясться, что за этот короткий промежуток времени в глазах ученого промелькнуло все: испуг, подозрение, удивление…
Но прежде всего — испуг.
ГЛАВА 8
Ты щедро опекаем КГБ.
Ленинградский вокзал встретил весенней, истошной воробьиной стаей. Совершенно ошалевшие от тепла воробьи резво носились по всему перрону и орали так, будто только что собственноручно завалили кота и теперь опасаются мести со стороны его родственников.
«Или по-русски правильней сказать собственнок-лювно?» — подумал Хейти, припоминая особенности языка этой ненормальной страны.
— Касатик, ай красавец, можно спрошу, а? — Какая-то то ли давно не мытая, то ли просто от природы смуглая толстуха в цветастом платке торопливо подкатила сбоку, внимательно и оценивающе заглядывая в глаза.
— Нельзя, — отрезал Хейти машинально. Цыганка со свойственной ей проницательностью сообразила, что ловить тут нечего, и испарилась. А может быть, так на нее подействовал маячащий неподалеку патруль.
Хейти стоял на перроне, всеми силами сопротивляясь воробьиной суетливости и этому общему птичье-людскому сумасшествию. Его, отвыкшего от теплого ветра и солнечного тепла жителя северной Эстонии, ослепляли крики птиц, оглушали лучи солнца, толкало со всех сторон тепло… Дурацкое желание распирало изнутри, хотелось улыбаться во весь рот и идти… Куда попало.
Хотя куда попало идти как раз не стоило.
Стоило отойти чуть-чуть от вагона и встать. Деланно проверить документы. Потянуть время. Осмотреться.
Осмотреться ему не дали. Двое. Почти сошедшие с афиши гангстерского боевика или типового сериала о зловещей роли спецслужб в жизни государства. Белые рубашки, накрахмаленные до хруста, черные костюмы, остроносая обувь, короткая стрижка.
«Люди в черном», — подумал Хейти и на всякий случай встал так, чтобы большая спортивная сумка была между ним и этими приятными людьми.
Приятные люди сей маневр оставили без внимания и аккуратно обошли сумку с двух сторон, остановившись в полутора шагах от Хейти. Удобная дистанция для любых действий — от дружеского разговора до задержания.
— Здравствуйте, — произнес один приятный человек. Его Хейти решил именовать Первый.
— Добрый день, — сказал второй приятный человек, тут же получивший от Хейти банальное прозвище Второй.
— Приветствую вас, — нейтрально отозвался Хейти.
— Хейти Эвальдович? — спросил Первый.
«Господи, по отчеству меня не называли лет так… Двенадцать. Наверное, с самого начала „поющей революции“, — удивленно подумал Хейти. В эстонской традиции обращения к человеку отчество не использовалось.
— Карутар? — спросил Второй.
— Совершенно верно, — ответил Хейти, а про себя подумал: «Классно
