– Помилуйте, Михаил, вы-то в чем виноваты? – удивился Ухтомский. – Вы и так…
– Боже мой! – сообразил тот. – Виктор! Как же вы теперь? А я тут всякую лажу порю…
– Судьба! – штабс-капитан резким движением одернул пиджак. – Последний князь Ухтомский сгинул в сентябре 1920-го. А под Каховкой или где-либо еще – это уж как писарь сообразит.
Плотников поморщился.
– Ерунда, через денек-другой наладим. Вы еще, Виктор, генералом станете… Ну ладно, мотаем отсюда!
Они вышли во двор. Дохнуло холодом, и Келюс впервые поверил, что на улице все-таки ноябрь.
– Здесь есть телефон? – поинтересовался он.
– А? – откликнулся Мик. – По коридору, первая дверь. Я звонить не буду, лучше бате лично… Ну облом!
Келюс не без интереса заметил, что у полковника Плотникова внезапно проклюнулись манеры и выражения беспутного Мика.
В маленькой комнатке, где на пустом столе замер пыльный аппарат, было пусто. Лунин оглянулся на темные окна и набрал телефон Лиды.
– Келюс? – ахнула девушка, узнав его голос. – Николай! Как хорошо! У тебя все в порядке? Ты…
Николай понял, что девушка хотела спросить, где он, но не решилась.
– Я в Столице, сейчас домой еду. Что нового?
– Полно всего. Эти козлы тебя всюду искали, даже за моим домом следили. А потом перестали. Представляешь?
– Представляю.
– Приехали друзья Фрола. Он, оказывается, нашел своих дхаров. Сейчас они в Столице…
– А… про Фрола…
Лунин не договорил, но художница его поняла.
– Ничего…
– Из Крыма новости есть? – имя Ольги Николай не решился упомянуть.
– Валерий звонил, сказал, что планы изменились.
Это было не очень понятно, но Келюс решил позвонить бородачу сам. Он попрощался с Лидой и вышел на улицу. Бетонный плац тонул в темноте, и огоньки сигарет, которые курили Мик и Ухтомский, странно смотрелись среди черного мрака…
– Я домой, – сообщил Николай. – Розыск вроде бы прекратили, так что поеду, бином, на Набережную… Мик, тут чего ходит?
– А ничего. Я же на тачке – подкину.
…Знакомый сумрак подъезда, серые, уходящие вверх лестничные пролеты… Николай опять вернулся, и все случившееся уже начинало казаться далеким, уходящим сном. Келюс сорвал с двери уже успевшие пожелтеть бумажки с синюшными казенными печатями. Из пустой квартиры несло сыростью и пылью, Николай запер дверь и щелкнул выключателем. Дома!
В квартире явно кто-то успел побывать, но обыск, если он и проводился, не оставил заметных следов. На кухонном столе Келюс обнаружил три пустых стакана в подстаканниках и тут же вспомнил свой сон. Он включил пустой холодильник, поставил на стол захваченную с собой банку контрабандного бразильского кофе и поставил чайник. Междугородка долго не соединяла, но Николай все-таки дозвонился до Самары. Его ждало разочарование: бородатый доцент укатил в командировку. Оставалось ждать…
Утром Николай заставил себя сходить к соседям за газетами и принялся просматривать накопившуюся за эти месяцы прессу. Зарево сражений, с каждой неделей все больше расползавшееся по стране, тут же напомнило сгоревший Мценск. Марсиане и у себя на родине не миндальничали. Много писали о Генерале: он, как всегда, был тверд и непримирим, именно на него возлагали надежды патриоты всех мастей. Неубиенный либерализм Лунина-младшего заставил его морщиться, но Николай понимал, что Генералу обязательно позвонит. Выбора у него не было.
За этим занятием его застал Ухтомский. Николай обрадовался, напоил гостя привезенным с Окраинной кофе и попытался расспросить о последних событиях. Ухтомский лишь махнул рукой – батальон специалистов, присланных Плотниковым-старшим, колдовал у погасшего пульта всю ночь, но без всякого успеха. Лунин, все еще чувствуя угрызения совести, коротко рассказал об адской машине.
– Ловко, Николай! – кивнул штабс-капитан. – Диверсия высшего класса. А Макаров-то, оказывается, сволочь! Вот не думал…
Келюс из библиотеки мемуары отважного красного разведчика. Виктор полистал книжку и положил на стол.
– Провел всех нас, бестия, даже Антона Васильевича!.. Впрочем, Николай, это уже древняя история. Господин Лунин, забудьте, кем я был. Штабс-капитан Ухтомский погиб в 20-м. Для меня кончилась не только война…
Он замолчал, но Келюс понял, что имеет в виду бывший гимназист.
– Если вы намекаете, что попали на тот свет, то это несколько, бином, преждевременно…
Виктор пожал плечами и внезапно прислушался.
– На лестнице. По меньшей мере двое… Вы кого-нибудь ждете?
– Нет… К Лидке я думал заехать сам…
Теперь уже и Лунин слышал шаги. За дверью глухо прозвучали чьи-то голоса, прозвенел звонок… Ухтомский прищурился, и разом забыв, что война для него кончилась, полез в карман пиджака.
– Не надо, – остановил его Келюс и пошел к двери.
На вопрос «кто?» последовало секундное молчание, а затем высокий, незнакомый голос сообщил о желании видеть «товарища Лунина». Николай не стал вдаваться в расспросы и открыл дверь. Перед ним стояли двое плечистых здоровяков. Один, лысоватый, с короткой бородкой, был лет на десять старше Николая. Возраст второго определить оказалось труднее: лицо гостя, и без того мрачное и даже суровое, заросло густой бородищей. Оба они были одеты в дорогие, новые только что купленные куртки.
– Здравствуйте, товарищ Лунин, – вежливо поклонился носитель бородки, – мне ваш адрес дала Лидия. Я – Асх Шендер.
– Простите? – поразился Келюс. Стоявший сзади Ухтомский не удержался и удивленно хмыкнул.
– Ну, – несколько смутился гость, – это, конечно, псевдоним. – Я Александр Шендерович, глава Всероссийского Дхарского Объединения. Если по-дхарски – кна-гэгхэн. А это – Анх, он троюродный брат Фрола Афанасьевича…
Николай наконец-то понял, кем были его странные гости.
– Проходите, – посторонился он. – Я… я очень рад.
Бородачи, не торопясь, вошли в переднюю и принялись с интересом осматриваться.
– Здесь бывал гэгхэн Урхотаг… – негромко, с заметным волнением произнес сумрачный Анх. Это были первые слова, которые услыхал от него Лунин.
– Я вам все объясню, Николай Андреевич, – пообещал Шендерович, уловив недоумение Келюса. – Представляете, мы потеряли ваш адрес. Фрол Афанасьевич специально продиктовал его, а тут такая оказия! Если бы не Лидия…
– Виктор Ухтомский, – представил Лунин штабс-капитана, удивленно поглядывавшего на гостей.
– Вы князь Ухтомский! – обрадовался Асх. – Вот удача! Нам Фрол Афанасьевич про вас рассказывал. Вы ведь потомок Ранхая?
– Имею честь, – согласился Ухтомский, здороваясь с гостями. – Господа, вы, похоже, хорошо знакомы с господином Соломатиным?
– Да, – гордо кивнул Анх. – Мы знаем эннор-гэгхэна!
– Я все вам объясню, – вновь заспешил Шендерович. – Мы ведь для этого и пришли…
Келюс секунду раздумывал, куда ему вести гостей. В конце концов он решил пригласить их на кухню, где было уютнее, да и с Фролом они чаще всего беседовали именно там.
…Рассказ длился долго. Келюс два раза ставил чайник, пачка сигарет почти опустела, а за окнами начали сгущаться ранние сумерки. Говорил, в основном, Александр, Анх лишь изредка вставлял слово-другое. Лунин заметил, что троюродный брат ни разу не назвал Фроата по имени – для него тот навсегда стал гэгхэном Урхотагом, Вечноживущим Владыкой народа дхарского.
