– Как?! – обомлел барон. – Господин Соломатин не… И что он увидел, помилуйте?!
– Что я такая же, как Волков и его бандиты! Я мертвая, Михаил! Ярытница… погань…
– Господь с вами! – испуганно пробормотал барон и перекрестился.
– Не верите? – покачала головой. – Смотрите! То, что перед вами – только видимость…
И тут черты девушки словно поплыли, сквозь легкий туман начала проступать черная высохшая кожа; исчезли губы, впали глазницы, вместо глаз…
– Не надо! – Корф закрыл лицо руками. – Пожалуйста…
Когда он открыл глаза, девушка вновь стала прежней, только побледнела, как полотно.
– Кора, – тихо заговорил барон, – это неправда. Вы – не мертвая. У господ чекистов такое, как я понял, называется «измененной биологией». Какая-то научная пакость… Нельзя сдаваться! Меня тоже, признаться, пугать изволили…
– Знаю, – девушка опустила голову, – Волков рассказывал. Странно, он никого не уважает, но о вас отзывался хорошо. Он говорил, что вы не успеете вернуться…
– Я найду скантр!
– Этого мало. Кроме скантра нужна установка. Волков хотел уйти по Второму каналу к Деникину, но узнал, что установка полностью отключена от источников энергии. Даже захват Института ничего не даст… Мне очень жаль, Михаил.
– «Марш вперед, трубят в поход, марковские роты…», – усмехнулся барон. – Стало быть, сударыня, мы квиты. Перед вами – покойный полковник славной Добровольческой армии, трагически рассыпавшийся на молекулы аккурат на сто первом году жизни. Ничего, Кора, прорвемся! Господь нас не оставит.
– Ему нет дела до меня, – вздохнула девушка. – Но вы правы, сдаваться нельзя. Хочу предложить вам вот что… Если мы захватим скантр, то спрячем его в безопасном месте, а затем поставим ультиматум: или вас отправляют домой, или мы просто уничтожим «Ядро». А для гарантии пригласим иностранных корреспондентов. Именно так хотел поступить Волков.
– Умно, – кивнул барон. – Недурно придумал, разбойник! Но, сударыня, что может делать сей Волков у Деникина? Он не боится… на молекулы?
– Он ищет еще что-то – то, что гарантирует ему безопасность. Какую-то вещь…
– Ладно! – полковник хлопнул ладонью по колену. – Стратегический план принят… Ну, а что у наших? Где Николай?
Келюс ожидал самого худшего, вплоть до обвинения в государственной измене – в хаосе, наступившем после августа, внуку старого партийного функционера легко было приписать любые грехи. Но события развивались странно. Милицейский автомобиль, покружив, выехал на какую-то пустую улицу, где уже стоял крытый военный фургон. Келюса вывели из «лунохода» и усадили в кузов, причем рядом оказался все тот же усмехающийся Китаец. Милиционеры откозыряли и отбыли.
– Что происходит? – не понял Лунин. – Если я арестован, я требую…
– Адвоката просить будешь? – покачал головой Цэбэков. – Поздно требовать, Лунин. Сиди пока… Прикажут – съездим в одно интересное место. Прикажут – я тебя здесь, прямо в кустах закопаю. Молись, если веришь в своего Христа…
Китаец улыбнулся, но было видно, что убийца и не думает шутить. Лунин покосился на своего конвоира. В фургоне, никого не было, кроме них и шофера, но тот – далеко в кабине…
– Не вертись, Лунин, – посоветовал капитан. – Не хочешь молиться? Ты атеист, Лунин? Плохо тебе будет умирать!
– Сволочь! – не выдержал Келюс. – Фрол бы вас всех, бином… Морским узлом!
– Большой человек – глупый человек, – покачал головой Китаец. – У вас даже йети уважают милицию. Как просто, Лунин! Твой йети перебил вард Волкова, а мы вас взяли голыми руками – стоило лишь надеть форму. Вы, люди Запада, смотрите только на внешность. Жаль, я не достал тебя, Лунин, тогда ночью! Был бы ты национальным героем. Хоть не так обидно…
– Вы не сможете меня убить! – заставил себя усмехнуться Николай. – Меня Генерал знает. Я даже с Президентом знаком! Если я пропаду – будет шум…
– Президент тебя знает, – закивал Цэбэков. – Генерал тебя знает. Известный ты человек, Лунин! И сам шибко много знаешь… Ничего, он решит, что с тобой делать.
– Кто – он? Президент?
– Зачем Президент? – удивился Китаец. – У тебя мания величия, Лунин! Президент – человек занятой. Он сказал: надо обеспечить секретность, наше дело – выполнять. А насчет шума – не бойся! Тебя убьют враги перестройки – или как сейчас у вас, русских, это называется?
– А, ну да! – озлился Лунин. – У нас, значит? А ты? Вансуй-банзай? «Алеет восток, поднимается солнце»! Идеи чучхе всесильны, бином, потому что они верны!
– Ай, Лунин! – губы Цэбэкова вновь растянулись в улыбке. – Ты, значит, расист? Не любишь нас, азиатов? Только я не китаец, ханьцев я и сам ненавижу. И не японец, так что «банзай» кричи сам. Я – бхот. Географию учил, а?
Келюс неплохо знал географию, но о бхотах имел более чем смутное представление.
– Если хочешь, зови меня Шинджа, – продолжал капитан. – Так меня зовет он.
– Не хочу…
Тем не менее Лунин постарался на всякий случай запомнить странное имя Китайца, оказавшегося не китайцем, а каким-то бхотом. Правда, Николай не был уверен, что эти знания ему пригодятся.
Прошел час, может, даже больше. Цэбэков молчал и даже перестал улыбаться, глядя на свою жертву холодно и равнодушно. Дважды капитан доставал рацию, включал, но каждый раз, подождав несколько секунд, вновь цеплял ее на пояс. Наконец передатчик пискнул сам. Китаец быстро включил его и выслушал короткую команду и, удовлетворенно улыбнувшись, расстегнул кобуру.
– Можно убить по-разному, Лунин. Нас учили убивать мгновенно – это очень просто. Но мне всегда было интересно стрелять так, чтобы пуля убила не сразу. На животе у человека есть одна точка, если попасть туда, ты умрешь через три минуты, но эти минуты покажутся годами…
Келюс не стал отвечать. Страх сменился ненавистью. Николай еще ни разу не ощущал желания уничтожить человека, и теперь он понял, что это такое.
– Но тебе повезло, Лунин, – Шинджа хлопнул рукой по кобуре и вновь усмехнулся. – У наших что-то не вышло, и ты нужен живым. Так что готовься – будешь отвечать на вопросы. Тебе придется очень постараться…
Фургон тронулся с места. Ехали долго, окон в кузове не было, и Келюс никак не мог определить даже направление, в котором его везли. Только по толчкам он догадывался, что автомобиль проезжает по скверной грунтовке. Очевидно, они были за городом.
Наконец машина затормозила. Китаец открыл дверцу и кивнул. Лунин осторожно выглянул: они остановились во дворе большой, окруженной забором дачи. Подошла охрана – молчаливые парни в пятнистой униформе. Николая провели к высоким, окованным железом дверям, за которыми оказалась лестница, ведущая вниз. Китаец, велев подождать, вновь связался с кем-то по рации, затем хмыкнул и указал рукой вниз. Спустившись по лестнице, Келюс оказался в темном сыром коридоре, освещенном слабым светом электрической лампочки.
– Хорошо здесь, правда? – хмыкнул бхот. – Привыкай!
Пройдя по коридору, они остановились у какой-то двери.
– Кажется, здесь. Поздоровайся со старым знакомым, Лунин!
Келюс с испугом подумал о Фроле или о Корфе, но, когда дверь открылась, увидел на полу нечто, совершенно не напоминающее человека. На голом цементе корчился кусок окровавленного мяса, засохшая кровь покрывала все тело; правой руки не было – из предплечья торчали обрывки мышц. Тело еще жило, подергиваясь, вздрагивая, но не издавая ни звука. Лунин невольно отвернулся.
– Не узнал? – удивился Китаец. – Ай, Лунин, знакомых не признаешь!
«Фраучи!» – вдруг догадался Келюс, и ему стало не по себе. Кем бы ни был бывший подполковник, такого Николай ему не желал.
– Крепко дрался. Живуч! Ну, варды все живучи. Странно звучит по-русски, правда? Варды – живучи, а?
Цэбэков провел Келюса в конец коридора, звякнул связкой ключей, и Николай оказался в небольшой
