режима. Затем, сделав изящный словесный пируэт, высказал свое восхищение самим фактом выступления перед воскресшим российским дворянством, после чего скромно намекнул, что сам он – потомок старинного рода графов Звездилиных. Пока зал аплодировал, с губ Ухтомского не сходила кислая улыбка, он тихо пробормотал какую-то загибистую фразу, из которой Фрол уловил лишь слово «гаер». Между тем, граф Звездилин, поцокав ногтем по микрофону, прокашлялся и наконец запел.
Фрол слушал певца с интересом. В конце концов, некоторые старинные романсы Звездилину так и не удалось испортить до конца, и пару раз дхар даже принимался вместе со всеми аплодировать. Ухтомский слушал молча, скрестив руки на груди и, если не считать блуждавшей по его лицу усмешки, внешне никак не выражал эмоции. Спев несколько романсов, певец перешел к наиболее интересной части концерта. Зал прослушал песни про хорунжего, вовремя не пристрелившего лошадь, про дорогую графиню, которой не рекомендовалось лишний раз нервничать, и про безбожного прапорщика, утопившего в тихом омуте золотые погоны, отчего ему и конец пришел.
Покуда Звездилин пел, усмешка постепенно сползла с лица Виктора, губы сжались и побледнели, пальцы вцепились в подлокотники кресла. Наконец знаменитость объявила свою самую известную – легендарную – песню «Поручик Ухтомский». Спев, переждав овацию и приняв должное число букетов, Звездилин вновь обратился к залу. Сославшись на постоянно задаваемые вопросы, он решил удовлетворить любопытство своих уважаемых слушателей, поведав им историю создания знаменитой песни.
– Фрол, это же с ума сойти можно! – возбужденно зашептал Ухтомский, с которого спала вся его невозмутимость. – Это ведь наша песня, ее Славик Арцеулов сочинил! Слова, конечно, немного другие, но это она!
– Елы, так это, значит, про тебя? – поразился Фрол, знавший, конечно, знаменитый шлягер, но никак не подозревавший о такой возможности.
– Не совсем. Там вначале «поручик Орловский» было. Андрей Орловский из второго взвода…
Между тем Звездилин начал рассказ. Его версия, однако, выглядела несколько иначе. Прежде всего он с легкой иронией отметил, что на великий шедевр претендуют уже полтора десятка авторов, причем этот список включает Зинаиду Гиппиус, Марину Цветаеву и Лебедева-Кумача. Истина, однако, в том, что песню сочинил он, граф Звездилин.
По залу прошел легкий шелест. Уловив его, артист снисходительно улыбнулся, заметив, что некоторые средства массовой информации утверждают, будто «Поручик Ухтомский» был известен и десять лет назад, и двадцать, и даже двадцать пять. И это действительно так, ибо песню эту он, Звездилин, написал в шесть лет, как раз тридцать лет тому.
– Так-так, – процедил Ухтомский.
Маэстро охотно поделился подробностями. В шесть лет он нашел в гараже седло, принадлежавшее его знаменитому прадеду, фельдмаршалу Звездилину. Играя в «казаки-разбойники», будущий великий певец сел в упомянутое седло и, внезапно почувствовав озарение, тут же сочинил знаменитую песню, вернее первый ее вариант, поскольку их теперь двадцать четыре. И все они, естественно, принадлежат одному автору, то есть самому маэстро.
– Помилуйте! – какой-то старик вскочил с места. – Эту песню пели еще в гражданскую войну!
– Дедушка, – снисходительно улыбнулся артист, – вам несколько изменяет память. Склероз, господа!
Звездилин вновь улыбнулся залу и слегка погладил себя по животику.
– Милостивый государь!
Фрол попытался ухватить князя за рукав, но опоздал.
– Милостивый государь, я не страдаю склерозом! Эту песню пели в Марковском полку в апреле 18-го. В сентябре ее текст напечатал «Екатеринодарский вестник».
Поручик стоял, высоко подняв голову и чуть прищурясь.
– А в 27-м – «Русская мысль» в Берлине, – добавил кто-то, и зал зашумел.
– Как вам не стыдно! – завопила какая-то дама средних лет, вскакивая и размахивая сумочкой. – Как вы можете сомневаться в словах господина Звездилина?
– Графа Звездилина? – переспросил кто-то.
– Фельдмаршала, – ответили ему.
– Господин Звездилин! – продолжал Ухтомский. – Если вы действительно дворянин, немедленно извинитесь перед залом. В том, что вы говорили, нет ни слова правды!
– Молодой человек! – растерялся маэстро. – Я вас уверяю… Честное слово…
– Честное – что? – поинтересовался князь, и тут мимо его виска что-то просвистело. Сумочка, брошенная дамой средних лет, пролетела в нескольких сантиметрах возле уха поручика, попав в сидевшего в последнем ряду пожилого господина. В ту же секунду вокруг дамы возник легкий водоворот, послышался сухой треск оплеухи, через секунду кто-то уже катился по проходу. Над вскочившей толпой замелькали крепкие ручищи, и все покрыл неистовый гвалт собравшихся в зале особ голубой крови.
– Пора, елы, сматываться, – рассудил невозмутимый Фрол и потянул Ухтомского к выходу. – Заметут, в карету его!
Поручик пытался сопротивляться, но Фрол, окончательно взяв командование на себя, потащил упиравшегося Виктора из зала. За спиной их ревело и клокотало, лишь чей-то одинокий голос отчаянно взывал: «Стыдитесь, господа!».
– Извозчики! Лакуны! – бормотал Ухтомский, буксируемый неумолимым Фролом. Уже возле самой двери они столкнулись с самим Звездилиным, который также успел вовремя улизнуть. Маэстро, увидев поручика, замер, а затем пробормотал что-то о хулиганах.
– Моя фамилия Ухтомский, – отрубил князь. – Вы что-то хотели сказать?
Звездилин попытался снисходительно улыбнуться, но тут их взгляды встретились, и он окончательно потерял дар речи. В двери уже вваливались люди в форме, и Фрол потянул Виктора к выходу. Ухтомский шагнул вплотную к потомку фельдмаршала, правая рука дернулась, но он лишь процедил: «На конюшню!» – и, резко повернувшись, шагнул прочь.
…Покуда Фрол и поручик совершали очередной круг по центру Столицы, дабы сгладить впечатление от знакомства со сливками местного общества, слухи уже начинали ползти по городу. В девятичасовых новостях зрители смогли прослушать репортаж о зверском избиении знаменитого певца Звездилина группой необольшевиков, устроивших погром в Дворянском Собрании. Полуночные «Вести» поведали, напротив, о похождениях вдрызг пьяного маэстро, который во время исполнения «Поручика Ухтомского» поколотил старушку. Все это кончилось большим интервью певца одной из центральных газет, где он повторил свой рассказ о рождении знаменитого шедевра, доведя количество созданных вариантов песни до двадцати пяти.
На следующее Фрол и Келюс как раз допивали кофе из последней пачки, когда в дверь позвонили.
– Мик, – предположил дхар.
Однако это был не Плотников. На пороге с несколько виноватым видом стоял поручик Ухтомский.
– Здравия желаю, господин Лунин! – отчеканил он. – Разрешите войти?
Получив разрешение, князь снял пальто, секунду потоптался в прихожей, а затем щелкнул каблуками:
– Разрешите доложить! Прислан для отбытия ареста!
– Чего? – ахнул подошедший Фрол.
– Получил сутки ареста от его превосходительства за буйство, – пояснил поручик. – Прислан для производства генеральной уборки в квартире.
Келюс хотел что-то сказать, но внезапно в голову пришла какая-то мысль, и он промолчал.
– Ладно, – решил Николай. – Уборку я, бином, и сам произведу, а так – милости просим. Пойдемте, Виктор, там у нас, кажется, еще есть кофе…
– …Понял? – шепнул Лунин дхару, покуда поручик мыл руки в ванной. – Тургул его второй день отсылает. Ну и дела! Если даже своему поручику не верит…
Ухтомского напоили кофе и оставили в квартире, запретив даже прикасаться к швабре и венику. Фрол поехал в больницу к Лиде, а Келюс направился в очередной поход. Он давно уже пытался устроиться в какой-нибудь институт, но даже в техникумах и редакциях свободных мест не оказывалось. На этот раз
