загомонила.
— Как это так — в расход? За что?
— А ты не врешь, комиссар?
— Я вру?! — прогремел Косенков. — А ты вон у Блошки спроси, где его брательник единоутробный! — он повернулся к своим. — Где Иван да Семен, да Василий с Николаем? Боевые наши дружки, с которыми вместе не одного жука добыли, муравьиного льва за гриву дергали, последним куском делились! — Яшка голодно сглотнул. — Где они, я вас спрашиваю! Лежат верные наши товарищи на сырой земле, далеко разбросав руки да ноги, а кто и головы…
Яшка скорбно понурился, одним глазом из-под нахмуренной брови следя за настроением масс.
— Это верно, — вздохнул кто-то. — Сами как тли живем, а за чужие яйца воюем…
— Хлеба с двадцатого года не видали!
— Думаешь, нам легче? — откликнулся Кулипаныч. — Эвона я последнюю рубаху на охоте изорвал! Кто мне новую выдаст?
— Что рубаха? — подхватили в рядах противника. — Табачку бы хоть на затяжку! Мху, и того покурить не дают, все огня боятся!
— Табачку бы, табачку! — сладким стоном пронеслось по обеим армиям.
Яшка поднял голову.
— Знаю, кончится народное терпение! — голос его возвысился, покрывая общий ропот. — А ну, ребята, вали все сюда, на митинг! Резолюцию принимать будем! Долой войну! Братайся!
Противостоящие цепи дрогнули, рассыпаясь. Каторжники с обеих сторон потянулись к Яшке, бросая оружие и смешивая ряды.
— За что я вас, большевиков, ценю, — сказал, подходя, Шабалин, — так это за ораторский талант. Вроде наврал с три короба, а пронял до самых печенок, будто отец родной!
— Классовое учение всесильно, — назидательно сказал Косенков, — потому что оно верно.
— Немедленно прекратить наступление! — кричал полковник Лернер, перегнувшись через стол и комкая побелевшими пальцами некстати подвернувшиеся под руку наряды на крупу. — Вы слышите, штабс-капитан? Немедленно!
На высоком табурете перед ним, робко поджав рахитичные лапки, застыл большеголовый муравей с необычайно длинными, широко расставленными усиками. Фасеточные глаза муравья безучастно смотрели в разные стороны, многократно отражая стены, пол и потолок — все, что угодно, только не разгневанное лицо полковника. Возле муравья суетился поручик Яблонский, непрерывно поливая его голову охлаждающей жидкостью. Глаза поручика разительно напоминали муравьиные, в них блуждало то же безучастное выражение.
— Александр Тимофеевич, голубчик, — продолжал полковник, выкрикивая слова в самое муравьиное рыльце. — Постарайтесь убедить ваше правительство, что инцидент исчерпан! Как поняли меня? Прием!
Муравей шевельнул усиками. Меж ними проскочила длинная искра, в воздухе запахло озоном.
— Рад бы, господин полковник, да не могу! — утробно прогудел муравей голосом штабс-капитана Пригожина. — Меня никто не слушает. Ее Величество получила от кого-то в подарок полфлакона французских духов и высочайше соизволила послать государственные дела… — в чреве муравья что-то неразборчиво хрипнуло. Он в сомнении поискрил усиками и раздвинул лакированные жвальца, изъявляя готовность к приему новой информации.
— Черт с ней, с царицей! — Лернер грохнул кулаком по столу так, что испуганная чернильница сделала лужу. — Действуйте собственной властью! Верните штрафные батальоны в бараки! Прием!
— Поздно! — глухо отозвался из муравьиного чрева штабс-капитан Пригожий. — Большевики взбунтовали каторжников! На фронте братание!
— Как — братание?! А стража?
— Стражу перебили! Бандой командует прапорщик Шабалин! При нем — красный комиссар!
— Та-ак… — Лернер ошеломленно вытер разом вспотевшие руки о карту боевых действий. На полях будущих сражений длинными полосами пролегли несуществующие бастионы и контрэскарпы. — Поздравляю… Докатились и до революции…
— Они перешли в наступление! — жалобно прогнусавил муравей. — Прием!
— Прекратите панику! — рявкнул полковник. Слюна его зашипела на раскаленной голове живого передатчика. Яблонский поспешно сбрызнул обоих охлаждающей жидкостью. — Неужели вас пугает наступление горстки бунтовщиков?! Истребить всех до единого! Как поняли? Прием!
Лернер вдруг отразился в ячеистых глазах связиста, взглянувшего на него с непередаваемым ехидством.
— Так они не на меня наступают, — выдал муравей голосом Пригожина. — А на вас…
— Ананас… — прошевелил белыми губами Лернер, тяжело опускаясь в кресло.
— Слава Богу, у вас есть патроны! — с воодушевлением продолжал штабс-капитан. — Вы им покажете!
— Патроны?! — истерически взвизгнул полковник. — Какие патроны?!
Трясущейся рукой он схватил чернильницу и что есть силы запустил в голову муравья. К несчастью, перегревшийся передатчик в этот самый момент сухо щелкнул и, выпуская струйки дыма из дыхалец, завалился набок. Летящую чернильницу принял на грудь поручик Яблонский.
— Да, — задумчиво сказал он, обтекая фиолетовыми струйками. — С патронами вышел форменный пердимонокль…
Отряд Шабалина и Косенкова расположился на привал в неглубокой низинке, поросшей более сочной травой, чем остальная степь. Здесь можно было поискать воды и накопать червей на ужин. Каторжники разбрелись окрест, ковыряя землю наконечниками копий. Пластун Тимоха, отошедший дальше других, забеспокоился первым. Отложив пруток с нанизанными на него жирными комариными личинками, он завертел головой, ловя чутьистым носом мимолетные запахи. Пахло взрытой землей, едой, потом, пыльцой отцветающего чайного куста, но откуда-то совсем издалека нет-нет да и потягивало неприятно знакомой кислинкой. Тимоха резво взбежал на пригорок и, приставив костлявую ладонь козырьком ко лбу, цепко вперился в горизонт синими пуговками глаз.
— Ай-яй-яй! Вот беда-то…
Он обернулся и махнул рукой Егору, промышлявшему неподалеку мясистыми корешками съедобных трав. Личинок Егор побаивался.
— Эй, паря, как тебя! Беги за их благородием! Живо!
— А чего сказать? — Егор вытер рукавом перепачканные землей губы.
— Скажи — отобедались! Пора платить…
Дымка, постоянно висящая над горизонтом, неуловимо изменилась. Она быстро сгущалась, словно со стороны муравейника накатывала низкая, распластанная по земле грозовая туча.
— Ну, держись, братва! Целая армия валит!
Высыпавшие на пригорок каторжники с тревогой следили за растянувшимися от края до края степи шеренгами муравьев.
— Хана, славяне, от этакой силищи гарпуном не отобьешься.
— Эх, пулемет бы сюда!
— Ни за понюх погибнем! Что ж теперь делать-то, а?
— «Со святыми упокой» затягивать, больше нечего…
— Слушай мою команду! — голос Шабалина прозвучал негромко, но его все услышали. — В каре — стройсь! Копейщики вперед!
Оборванная масса зашевелилась, выстраиваясь на пригорке плотным четырехугольником, поросшим частой щетиной копий.
Егора, у которого не было копья, оттеснили в глубь строя и сунули в руки обломок жердины, велев колотить по усам, кого достанет.
Муравьиная армия, пополняясь все новыми и новыми проступающими в пыли шеренгами, быстро
