Технический, подавляющий природу и эволюцию, ведущий к цивилизации машин и вымиранию всех биоценозов затронутой прогрессом планеты. Конечным результатом этого пути является опять-таки чёрный дождь, но на этот раз некому будет меняться под его воздействием.
Я посмотрел на Рифа 4.
–Машины могут создать цивилизацию, но не могут эволюционировать. Поэтому мы должны сохранить нашу культуру, чтобы вернуться через миллионы лет и научить машины чувствовать. Мы – не только разумные. Мы чувствующие.
Они молча опустили головы, соглашаясь с моими сигналами. На этом совещание...
После крушения катера мы с Тейлором немного упали духом, впрочем, любой бы на нашем месте так среагировал. Угробить столько денег – и найти очередную пост-ядерную планету... Дерьмо.
Зато сегодня я наткнулся на обалденное сборище зверюшек! Хоть повеселился немного, стреляя местную фауну. А Тейлор едва не сорвал весь кайф. Вообще, странный он тип. Сначала предлагал похоронить андроидов-пилотов, хотя именно эти сгустки протоплазмы угробили катер. Я ему – «На кой хрен?» а он – «Знаешь, они любили друг-друга, я видел...» Было бы смешно, чёрт возьми, но он-то серъёзен!
Потом этот псих не дал мне выстрелить в большую ящерицу. Предложил вначале проследить, где у неё гнездо. Ну, тут уж и я согласился – по видику говорили, черепашьи яйца были вкуснятиной, пока на матушке-Земле ещё черепахи водились. А в результате вчера мы с ним, как идиоты, пять часов шли за жирной ящерицей по степи. И обезьяну тоже не дал укокошить!
Зато сегодня я его отымел на полную катушку. Утром над лагерем пролетела большая птица с серыми перьями, я сумел подбить её из бластера. Шмякнулась за холмом, метрах в пятиста от нас. Тейлор пустился за ней, а я, само собой, в обратную сторону. Тогда и обнаружил сборище.
Одну-то ящерицу я сразу узнал... Это по её милости мы вчера ноги до колен стоптали. Но уж теперь я плюнул на яишницу и пристрелил тварюшку.
И тут на меня кинулся большой птеродактиль, которого я и не заметил в траве – тот лежал совсем неподвижно. Я едва в штаны не наложил. Гадина подыхала очень долго, пыталась дорваться до меня и что-то шипела, раскрывая зубастый клюв. Я прострелил ей голову.
Три громадные летучие мыши напали сзади. Первой я свернул шею, вторую бросил на землю и прибил ногой, третью пристрелил. А потом появился Тейлор и испортил весь кайф – не дал добить пару обезьян, верещавших около дохлой ящерицы. Мы с ним поругались немного.
Впрочем, даже он признал, что суп из птеродактиля вышел отменный. Я всегда умел готовить. Закусив бифштексом из летучих мышей, я вызвал с орбиты второй катер и погрузил в него трофеи. Чучело ящерицы решил подарить сыну – он просил что-то такое, экзотическое.
Завтра мы покидаем эту дерьмовую планету и никогда не вернёмся. В Галактике столько подобных миров... Тейлор даже не стал наносить этот кусок грязи на карту.
Впрочем... Птеродактиль оказался вкусной тварью. Может быть, я и выберусь сюда ещё разок, летом – надо научить сына охотиться. А то вырастет полудурком вроде Тейлора.
КОНЕЦ
Генри Лайон Олди
НА ТОМ БЕРЕГУ
Приближение первое
ПОИСК
Лика!
Хвост толпы всасывался в ворота стадиона. Кажется, вдали мелькнула знакомая челка — пепел и лен, вечно падающие на глаза. Она услышала! Должна была услышать. И дождется за воротами. Он сунулся вперед, отчаянно работая локтями, но потерпел поражение.
Оттерли, прижали к стене.
Ничего. Все в порядке. Сейчас людской прибой схлынет, и можно будет войти спокойно, никуда не торопясь. До начала матча… В котором часу начало? Что за матч? Футбол? Кто играет? Какого черта ты здесь делаешь, идиот?! Как ухитрился потерять Лику?
Они пришли вместе. Это точно. Лика его вытащила. Сам бы он ни за что не поперся на стадион. Она тоже никогда не была болельщицей, а сегодня вдруг загорелась: идем! Перед воротами колыхалось море голов. Возбужденный гул — словно тысяча силовых трансформаторов. А ему еще нужно было передать пакет… Какой пакет? Кому? Человеку в черном «вольво». Пакет в плотной оберточной бумаге, перетянутый шпагатом. Печать из красного сургуча. Ни фамилии, ни адреса.
'Я быстро! Пять минут!'
Лика согласилась подождать.
Он нашел «вольво», припаркованный в тенистом переулке. Молча отдал пакет — лицо человека сразу забылось, в памяти остались лишь узкие стекляшки очков — и поспешил обратно. Сколько он отсутствовал? Пять минут? Больше?
Лика его не дождалась. Пустяки. Зашла раньше, чтобы занять места обоим. Но сердце ударило не в такт. В животе сжалась пружина — холодная, тугая. Он вытер лоб платком, сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. В памяти зияли огромные необъяснимые прорехи. Лику он помнил. Помнил их квартиру на четвертом этаже. Толпу у стадиона, пакет, черный лаковый 'вольво'.
Все!
Как его зовут? Что это за город?! Судя по жаре, пыльной голубизне неба, листьям каштанов, едва тронутым желтизной, сейчас — конец августа. Что было в злосчастном пакете?! Это казалось вопросом жизни и смерти.
В опустевших воротах топтались два билетера. Цыганистый живчик и грузный дядька с вислыми усами. Оба косились на него: заходишь или как? Он сорвался с места, на ходу доставая билет. Не удержавшись, мазнул пальцем по высоченной стене. Шершавый и вместе с тем гладкий материал вызвал странную ассоциацию: ракушечник, облитый глазурью. Усатый дядька на билет даже не взглянул, а цыган вдруг ухмыльнулся, подмигнув. Мгновение, и оба стража куда-то испарились. Он едва не налетел на вторую стену, расположенную сразу за воротами — ярко-желтую, словно выкрашенную пыльцой одуванчиков.
Что за хрень египетская?!
