Михайлов дотянул сигарету, с размаху бросил окурок себе под ноги.
– Говорил я, не надо в этом месте копаться! – рубанул он воздух ладонью. – Говорил, что опасно. У каждой линзы своя жизнь! Нельзя работать там, где имеются подземные пустоты, с водой и песком. А подземные течения? Пусть слабые, но они есть! Говорил же про смещение подземных масс. А они что? Кто меня слушал?! Мало оборотки было, так еще и боковой технологический тоннель потребовали. Проект, мать их!
– Что уж теперь, Николаич? Все уже.
Метростроевцы стояли молча, сняв каски. И только Гоша Антонович всхлипывал возле страшной бетонной преграды.
– Будем докладывать наверх, – после длинной паузы решил Михайлов. Поднялся на ноги. – Докладывать. Прямо сейчас.
Прохор Савельев кивнул.
– Журналистов только не надо… сюда, – попросил он. – Не ко времени это…
– Сам так же думаю, – хрипло ответил Михайлов. Он даже не заметил, как странно построил фразу. – Начнется сейчас. Комиссия от губернатора города. Депутатская группа. Телевизионщики с камерами. Надо пока молчать, а то проходу не дадут. Игорь! Антонович! Мы хоть что-то сделать можем? Ты был там, рядом. Шансы есть, ну хоть минимальные?
Гоша перестал всхлипывать, отрицательно помотал головой.
– Нет, – едва слышно принялся объяснять он. – Я поближе к основному тоннелю был. Анатолий Борисович – почти в том месте, где треснуло, и вода сверху полилась. Игнат и Сашка – вообще в конце зоны проходки. Их сразу отсекло. А Самойлов… Он еще мог спастись. Наверное. Да только я сразу, как плывун увидел, назад деру дал. Как учили. А он стоял возле «хапуги». Орал. Звал проходчиков. Уже видел, что потолок рушиться начал, а все равно не ушел.
Я побежал. Потом хотел оглянуться, посмотреть. Да как зацепился ногой за что-то. Полетел, чуть шею не сломал. Пока вставал, глянул назад. Там уже все в глине и песке было, полтоннеля, если не больше. Хорошо, что перепад уровня, это меня спасло. Самойлов то ли по пояс, то ли по грудь в глине увяз. Он весь перемазан был, не разобрать… По-моему, кричал что-то. Вроде: «Уходи, Гоша!» Я не разобрал толком. И вдруг – всадники.
– Какие всадники? – не понял Михайлов и удивленно посмотрел на мастера смены.
Тот пожал плечами и вопросительно глянул на молодого рабочего.
– На лошадях! – ответил Гоша. – Всадники. Настоящие. В блестящих латах. И у коней – на мордах сталь. Как во времена тевтонских рыцарей.
– Гоша, ты чего?! – не удержался Сергей Мироненко.
– Рыцари! – в отчаянии повторил Игорь Антонович. И взмахнул руками, будто пытался что-то показать товарищам. – В блестящих латах. Я еще удивился – как у них в такой грязи латы сверкают? А они – прямо по воде, по песку! Фонтаны из-под копыт! Мимо Самойлова и на меня! Да! Анатолий Борисович их тоже видел. Даже руки к ним протянул. А они – мимо. На меня скачут. Я – бежать.
– А куда они делись? – осторожно поинтересовался мастер смены.
– Не знаю, – огорченно ответил парень. Он задумался, а затем пожал плечами: – Я бежал изо всех сил. Не оглядывался. Потом затвор сработал… Они там остались. Наверно.
Савельев посмотрел на заместителя начальника строительства.
– Эвакуировать! – приказал Михайлов.
Через полчаса Игоря Антоновича увезли на машине «Скорой помощи» в психиатрическую лечебницу. Прохор Савельев долго стоял у бетонной стены, бессмысленно гладя ее шершавую поверхность ладонями. Потом, безнадежно махнув рукой, побрел по тоннелю прочь. Мастер спотыкался чуть ли не на каждом шагу, хотя в другое время мог бы пройти по рабочей зоне с закрытыми глазами.
«Принято считать, что закрытие перегона между станциями «Лесная» и «Площадь Мужества» в 1996 году привело к неудобствам примерно для полумиллиона жителей нашего города. Такие цифры не раз озвучивались городскими властями. Но, по сути, в тот момент, когда от Петербургского метрополитена «отрезали» участок «Площадь Мужества» – «Девяткино», никто до конца не осознавал, какой перекос будет внесен в систему движения городского транспорта.
Озвучивая цифру в полмиллиона человек, упомянули лишь тех, кто живет на «Гражданке», в северо-восточной части города. Восемь лет им приходилось с огромными сложностями добираться до центра города. Однако все эти годы существовал и встречный поток – это были люди, которые жили в центре или на юге города, а работали или учились, скажем, в вузах на «Гражданке» или на старой Выборгской стороне. Ежедневно они – с не меньшими трудностями – двигались во встречном направлении по отношению к жителям «отрезанной» части города.
Многие нашли обходной путь – с помощью Московско-Петроградской линии, которая в итоге приняла на себя дополнительную нагрузку за счет жителей «Гражданки». В результате на ряде станций в северной части города был введен режим входа и выхода по графику. Эскалаторов не хватало, чтобы пропустить возросший пассажиропоток, в часы пиковой нагрузки они стали работать «только на вход» или «только на выход».
Годы, пока Кировско-Выборгская линия была разделена на части, жители северо-восточной и северной частей города вспоминают как годы ужаса. Попасть на работу, на учебу и обратно домой можно было лишь с огромным трудом.
И хотя ныне подземное сообщение с северовосточной частью города восстановлено, логично задать несколько вопросов. Первое. Почему так получилось? Кто виноват в том, что город долгое время был «разрезан» на две части? Второе. Насколько велика вероятность, что это не повторится в будущем?
Для того чтобы ответить на первый вопрос, совершим экскурс в историю. А вот на второй вопрос мы попробуем ответить, исследуя питерскую подземку вместе с местными диггерами. Попробуем приобщиться к ее тайнам и загадкам.
Итак, для начала уносимся в прошлое, на тридцать с лишним лет назад. Семидесятые годы прошлого века. СССР. Это было время великих свершений. Первый космический полет, индустриальное развитие страны после Второй мировой войны, освоение новых земель. Всеобщий энтузиазм, безграничная вера в собственные силы и возможности науки. Советские люди шагнули в космос – могли ли для них существовать преграды на родной Земле?
Именно на таком эмоциональном фоне принималось решение о строительстве тоннеля для поездов метро через проблемный участок – русло подземной реки. Строители прекрасно знали, что действуют в зоне повышенной опасности – так называемого плывуна (смеси песка, глины и воды, напоминающей вязкую жидкость).
Плывун – штука опасная и непредсказуемая. Санкт-Петербург стоит на довольно твердом основании – слое сине-зеленых протерозойских глин, донных отложений древнего моря. Но слой этот неоднороден. К сожалению, в нем встречаются пустоты, подземные реки и огромные резервуары воды, которая находится там под большим давлением. Малейшее нарушение внешней оболочки подобного «сосуда» приводит к тому, что скопившиеся массы песка и воды прорываются наружу.
В районе строительства перегона «Лесная» – «Площадь Мужества» дело обстояло еще сложнее. Здесь под городом протекал целый подземный поток, состоявший из коварной смеси мягких пород глины, песка и воды. Вязкая субстанция, которая тоже может находиться в пустотах под давлением, еще опаснее, чем обычная жидкость. Такая масса, вырываясь на свободу, способна резать любой металл за счет силы своего напора и мельчайшего песка, находящегося внутри потока.
Именно такую реку требовалось пройти при строительстве Кировско- Выборгской линии. В те времена существовало три варианта строительства подземных тоннелей на проблемном участке. Первый из них предполагал прокладывание магистрали
