портретами погибших участников группы – Георгия Казим-бека, профессора Семирадского и Николая Лебедева. Надпись под рельефом гласила: «Спасителям от спасенных». Первоначально предполагалось запечатлеть в камне всех, кто помог взлететь «Мономаху», но выжившие резко запротестовали. Тогда, в годы Великой Смуты, маленькая колония на далекой планете была обречена, спасли ее несколько смельчаков, среди которых были дядя, отец и мать Косухина-младшего…
– Вот видишь, Джонни-бой. Возможно, все это ерунда, ничего на Тускуле в ближайшие сто лет не произойдет, и настанет технократический рай по заветам твоего крестного…
Чиф покачал головой. В оптимизм Президента Богораза не слишком верили ни отец, ни он сам. Термоядерный синтез и молекулярное копирование не гарантировали от потрясений. Люди оставались людьми…
– Выходит, – задумался Косухин, – я нужен и тут, и на Тускуле? Но почему я? Неужели на всей Земле не найдется кого-то другого?
– Обязательно найдется, – кивнул двойник. – Этот кто-то может оказаться куда способнее… Не обижайся, Джонни-бой. Но до этого пройдет время – год, десять, тридцать лет. Успеют погибнуть миллионы, быть может десятки миллионов. Представляешь?
– Нет…
Десятки миллионов? Миллионов!.. Но ведь такого не может быть. На Тускуле их было четыре с половиной тысячи. Но это его родина…
– Значит, я должен выбирать?
– Ты ничего не должен, – грустно усмехнулся тот, кто был за Зеркалом. – Но, если не выберешь, за тебя выберут другие.
Чиф попытался поймать взгляд своего отражения. Это не удалось, и Косухина охватила злость. Этот оптический слишком возомнил о себе! Пифия!
– Джонни-бой, я ведь точно как ты. Я – это ты в Зеркале Пачанга, не более того. Не веришь себе, спроси других. Пачанг рядом…
– Я… могу попасть в Пачанг? – Чиф медленно встал и шагнул к Зеркалу.
– Можешь. Ты ведь давно уже думал об этом. Попробуй, камни для нас с тобой не преграда. Или тебя смущает, что сюда могут прийти лишь духи-цхун?
Косухин поморщился.
– А еще материалист! Ну подумай, Джонни-бой, подумай! Тебе ведь объяснили, что «Смятение праведного» написано в эпоху кризиса калачкары, когда появились секты, не верящие в победу учения. А если немного пошевелишь мозгами, то догадаешься: кое-кто на Тибете уже слыхал об Агасфере. В Пачанге не нужны духи-цхун, то есть, нелюди вроде Венцлава, зато они потребовались тому, кто вышел из Пачанга, прикрываясь этим именем…
– А то, что я видел ночью перед взрывом? – перебил Чиф.
– А что ты видел? Всадников, золотой город, старика с жезлом? А дядя Тэд заметил лишь золотое свечение и красные пятна, хотя вы смотрели на одно и то же небо. Ты не увидел, ты сумел разглядеть. Художник, который создал фреску, обладал зрением, подобным твоему, но запомнил битву иначе. Для него Пачанг – средневековая крепость с золотыми пагодами, для тебя – современный город с небоскребами и радиоантеннами. Каждый представляет себе Пачанг, Шамбалу, Острова Блаженных, Китеж или Елисейские поля по-своему…
– Ты еще Эмпедокла вспомни, – не выдержал Чиф. – Если бы быки умели рисовать, то боги у них тоже стали бы быками…
– Это не Эмпедокл, – хмыкнул Чиф-отражение. – Плохо учил историю философии, Джонни-бой! Вижу, ты злишься на самого себя. Ну что ж… Попробуй поговорить с кем-нибудь поумнее.
Чиф закрыл глаза и осторожно поднес руки к каменной поверхности. Он сможет! То, что казалось аномалией, даже пугало, теперь должно помочь… Пальцы прошли сквозь камень, Косухин подождал секунду, затем чуть нажал. Руки ушли в Зеркало по локоть…
Пора! Он закусил губы и прислонился лбом к холодному камню. Главное не бояться… И тут Чиф ощутил, что лицо не касается камня. На мгновение вернулся страх, но тут же пришло облегчение. Получилось!.. Он нагнул голову и с наслаждением вдохнул прохладный свежий воздух, так не похожий на сырой затхлый дух подземелья. Он прошел, он уже…
…В глаза словно плеснули кипятком. Что-то неимоверно яркое, ярче солнца, проникло сквозь опущенные веки, заливая мозг серебристым холодным пламенем. Свет, невыносимый, беспощадный, толкнул назад сквозь только что пройденную каменную стену. Чиф упал, закрыв лицо ладонями. В глазах все еще горело серебристое пламя…
…Где-то совсем рядом послышались шаги, затем – знакомый голос:
– Джон! Ну слава Богу…
– Дядя Тэд? – Чиф пошевелился и с трудом разлепил веки. В подземелье плавал серый сумрак, каменная «задвижка» была открыта, в руках археолога темной сталью поблескивала английская одиннадцатизарядка…
– Дядя Тэд! – растерянно повторил Косухин. – Как ты сюда попал? Ведь дверь…
– Йе! – Валюженич удивленно покачал головой. – Открылась, как только я подошел. Джон, надо спешить…
– А-а уже утро, – понял Чиф. – Мы же выступаем…
Валюженич энергично закивал:
– Уже утро, Джон, мы все за тебя очень волнуемся, но выступить, боюсь, не сможем. Нас обнаружили.
– Что?!
Чиф вскочил. Его качнуло, и он еле удержался, схватившись за стену. Стало ясно, отчего дядя Тэд захватил с собою оружие.
– Над городом кружит самолет. На нем русские звезды, но мистер Лю на всякий случай приказал занять оборону. Он сказал, что ты ушел еще ночью, я решил, что ты здесь…
– Да… Пойдем, дядя Тэд.
Все остальное могло подождать. Их нашли, отряд в ловушке. По голой степи уходить некуда, достаточно бросить взвод парашютистов…
– …Не очень понимаю, отчего мистер Лю так опасается русских, – продолжал Валюженич, пока они выбирались наружу. – Вы же, вроде, союзники. Самолет крупный, но на бомбардировщик не похож…
Дорогой Валюженич пытался расспросить Чифа о целях его ночного путешествия. Косухин сплел байку о желании еще раз взглянуть на фреску и надпись. Археолог взглянул на него весьма подозрительно, но переспрашивать не стал. Чифу захотелось рассказать дяде Тэду обо всем, но он сдержался. То, что произошло, касалось только его, Чифа. Для него открылась дверь в подземелье, для него ожило Черное Зеркало. И решать придется ему одному.
Самолет он увидел сразу, как только вышел из дворцовых руин. Большая серебристая машина пролетела совсем рядом. Чиф успел заметить красные звезды на крыльях и надпись на борту. Бойцы уже заняли оборону. Товарищ Лю лично определял секторы обстрела, с тревогой поглядывая на небо. Заметив Косухина, он подбросил руку к козырьку кепи и доложил обстановку. Разведчик опасался десанта – серебристая машина, по его мнению, вела разведку, чтобы затем вызвать подкрепление.
Чиф взял в руки скрайбер. Уходить было поздно, значит, следовало ждать и готовиться к бою. Их осталось только одиннадцать, включая господина Лю, который, впрочем, тоже активно готовился к сражению, приводя в порядок свой револьвер. Косухин невольно успокоился. Теперь задача ясна. Он командир, его дело – вести бой и не уходить с позиций. Сразу стало легче. Будущее наконец-таки определилось.
– Товарищ Ю Жень, – между тем предложил Лю Вэйцзян. – Вы и господин Чжао берите вещи и уходите ко дворцу. Там вы сможете переждать.
– Ослов и ученых – в середину, – пробормотал дядя Тэд по-английски, затем, перейдя на свой хромой китайский, добавил: – Мистер Лю, стреляю я не хуже вас. Может, нам лучше всем отойти? Вдруг не заметят?
Лю Вэйцзян задумался и покачал головой:
