отчего Он допустил такое?
– Иов в давние годы о том же печалился, – улыбнулся старик. – Сие теодицией зовется – вопрос, отчего Господь не карает зло. Мог бы я поведать, как сам понимаю, да ни к чему это. Сами до истины дойдете, Виктория Николаевна…
– Может быть… – вздохнула Ника. – Варфоломей Кириллович, но если Он есть, Он – не с ними? Ведь наша церковь говорит, что нет власти не от Бога…
– Он не с ними, Виктория Николаевна. Не верьте Лжехристам – им не победить!..
Вспомнилась мраморная слеза Спасителя. Иванов говорил, что у Христа не вышло, и теперь они попытаются вновь… Эти убийцы и лжецы смеют сравнивать себя с Ним! Нет, не получится! Им не победить!
– Да воскреснет Господь и да расточатся врази Его! – негромко проговорил Варфоломей Кириллович. – Так и будет, Виктория Николаевна, иначе и жить незачем… Ну, приехали, вроде…
Лес остался позади. Они были на берегу широкой тихой реки, за которой до самого горизонта тянулись покрытые туманом болотистые луга. Рядом находилась небольшая, сбитая из старых досок пристань, к которой как раз приставал паром. Очередная колонна, окруженная конвоем, стояла тут же, ожидая переправы.
– К реке не ходите, – Варфоломей Кириллович остановил телегу и помог Нике сойти. – Направо вам, там костер горит. Возле него сядьте и ждите.
– Спасибо… Не знаю, чем отблагодарить вас, Варфоломей Кириллович…
– Меня? – удивился старик. – Не за что. Но если уж о том речь – вернитесь живой. И постарайтесь выжить в том аду, куда попасть доведется.
Ника кивнула. Воробьиный лес, медленная река, туманные луга на другом берегу – еще не ад. Настоящий ад впереди. Почему-то вспомнилась старая церковь…
– Варфоломей Кириллович, помните икону? Георгия-Змееборца?
Старик усмехнулся.
– Объясните! Ведь такого не могло быть!
– Не могло, – кивнул Варфоломей Кириллович. – Никак не могло, ежели считать образ лишь доской, что олифой да краской покрыта. Так и человек – что он? Лишь плоть грешная… Да только плоть еще не человек, а доска – не икона, а лишь основа, на коей образ воплощен. Вот и решайте, возможно ли сие. А за икону не беспокойтесь, не пропадет она. Такие не исчезают.
Сухая широкая рука поднялась в благословляющем жесте. Ника опустила голову. Вновь стало стыдно. Священник верит – и ему легко. Если бы так верила она!..
Берег оказался покрыт мелкими сухими щепками, словно где-то поблизости работала лесопилка. Впереди блеснул бледный, неровный свет. Костер! Ника ускорила шаг. Огонь был необычный – лиловый, бледный, словно горело не дерево, а болотный газ. Рядом лежали срубленные стволы, очищенные от коры и сучьев. Виктория Николаевна подошла к костру, протянула руки. Пальцы ощутили холод. Удивившись, она дотронулась пальцами до трепещущих лиловых языков. Боль… Холодный огонь не грел, но обжигал. Ника оглянулась и, никого не заметив, присела на огромный старый ствол.
…Она глядела на равнодушные языки холодного пламени пытаясь думать лишь о том, что предстоит. Сейчас ее встретят. Надо поздороваться и ничего не говорить, пока не услышит слов неведомого Владыки. Все казалось простым и понятным, словно детская игра в молчанку…
Ника оглянулась в сторону переправы. Паром, полный пассажиров, был уже на середине реки. Остальные покорно ожидали своей очереди на пристани. Интересно, что там, за рекой? Наверное, возврата оттуда нет. Здесь, на этой стороне, еще есть надежда, река уносит ее навсегда…
Внезапно она услыхала шум – где-то гудел мощный мотор. Ника удивилась, но тут же заметила странное облачко, похожее на клок тумана. Звук шел оттуда. Туман густел, наливался чернотой, сквозь него ударили лучи мощных фар… Огромная темная машина неторопливо выехала из рыхлого облака и, переваливаясь на ухабах, двинулась в сторону костра. Ника встала. Автомобиль затормозил в нескольких шагах от лежавших у огня бревен. Погасли фары, передняя дверца отворилась, оттуда выскочил кто-то маленький, юркий, в сером пальто и такой же шляпе. Быстро взглянув в сторону Ники, он кивнул и поспешил открыть заднюю дверцу.
Из машины вышла высокая черноволосая женщина в черном кожаном пальто. Небрежно отстранив юркого в сером, она направилась прямо к костру. Следом за нею появился другой – невысокий, широкоплечий, в таком же пальто, но не простоволосый, как его спутница, а в кожаной фуражке. Маленький подскочил к нему, что-то шепча на ухо, но широкоплечий нетерпеливо дернул рукой и шагнул к огню.
Ника ждала, не двигаясь, стараясь даже не дышать. Все трое присели прямо на бревна: широкоплечий посередине, женщина – слева, юркий – справа. Теперь их разделял костер. Кажется, все трое чего-то ждали.
«Поздоровайтесь…». Ника сглотнула, боясь, что откажет голос, посмотрела широкоплечему прямо в глаза…
– Добрый день, Владыка! Добрый день всем…
Широкоплечий и черноволосая молча кивнули. Отозвался юркий:
– И вам добрый день, глубокоуважаемая Виктория Николаевна. Хотя, признаться, «день» в данном случае звучит анахронично. Но традиция есть традиция… Итак, добрый день, и всех вам благ. Владыка и его светлейшая спутница приветствуют вас, равно как и я, недостойный. Зовусь я Ермий, но можете называть как угодно, хоть Семен Семеновичем…
Ника кивнула в ответ. Ермий, он же Семен Семенович, глубоко вздохнул, вбирая воздух для следующей тирады. В его руках откуда-то появилась черная кожаная папка.
– Вот-с, вот-с, многоуважаемая Виктория Николаевна. Надеюсь, вы не можете пожаловаться, что вас задержали. Хотя случай, надо сказать, сложный… Вернее, случай как раз простой, но выполнить ваше желание будет, признаться…
Не договорив, он извлек из папки какую-то бумагу и передал Владыке. Широкоплечий быстро просмотрел документ и, не сказав ни слова, отдал обратно.
– Итак, вопрос простой… – Ермий потер руки. – К сожалению, с такими просьбами к нам обращаются часто. То есть, не часто по обычным меркам, Виктория Николаевна, но все же чаще, чем хотелось бы. Люди весьма настойчивы! Вот вы, Виктория Николаевна, прибыли сюда издалека, рисковали дорогой. Знаю, знаю, вы хотели нас просить. Но видите ли… Вас, к сожалению, обманули.
Ника почти не слушала беглой скороговорки Ермия. Она смотрела на широкоплечего. Лицо его казалось молодым, на лбу и щеках нельзя было заметить ни единой морщинки, только кожа поражала странной бледностью. Выдавали глаза, глубокие, светлые, равнодушные – глаза того, кто видел все, что могло случиться на свете.
– …Да-с, увы, – продолжал юркий. – Видите ли, Виктория Николаевна, у нас тут строгий порядок. Тот, за кого вы просите, уже переправлен на ту сторону с полным соблюдением формальностей. Вот, извольте видеть…
Папка исчезла. В руках Ермия появилась огромная книга, тоже черная. Зашелестели страницы.
– Вот-с, Орловский Юрий Петрович… Так что, увы, помочь ничем не можем. Остается лишь посочувствовать и проводить вас обратно.
Ника не ответила. Отказ почему-то не испугал, она ожидала чего-то подобного. Наступило молчание, Ермий полистал книгу, захлопнул.
– Вы нам не верите, Виктория Николаевна? Наверное, начитались разных сказок, притч. Какой-то певец упросил Владыку отпустить его даму. Читывал, читывал… Но ведь вся соль в чем? В том, Виктория Николаевна, что из данной затеи, увы, ничего не вышло. К тому же, это даже не миф, а его поэтическая обработка. Что взять с поэта? Так что, не обессудьте, дело ваше решено, сейчас подадим транспорт…
Ермий привстал, словно собираясь позвать невидимого шофера. Ника не двинулась с места. Юркий удивленно взглянул на нее, спрятал книгу, что-то зашептал на ухо широкоплечему. Тот кивнул.
– Мы понимаем, вы очень надеялись, – Ермий развел руками. – Ну что вам сказать? Вас, увы, обманули. Более того! Тот, кто послал вас сюда, поступил жестоко. Дело в том, что ваш собственный срок и так скоро. Вот, извольте видеть…
