знаете, Виктория Николаевна, что гонцов, несущих злые вести, ждет беда?
Отвечать она не стала. Теперь уже все сделано. Оставалось одно – пройти остаток пути достойно. Вспомнилась сгоревшая в лиловом пламени страница черной книги. Что было там написано? Наверное, именно это.
– Хорошо… – тень еле заметно двинулась. – Приведите его…
«Черные» подтащили Орфея к алтарю. Их глаза встретились, Ника улыбнулась…
– Юрий Петрович! – Агасфер не спеша сел в кресло, став почти невидимым в затопившем алтарь мраке. – Мою просьбу вы исполнили, так что у меня нет претензий. Предлагаю следующее. В Столице создается новый дхарский центр. Вы его возглавите. Хорошая работа всегда вознаграждается. Вы сможете продолжить свои исследования…
– Для окончательного решения дхарского вопроса? – Орфей рванулся, но «черные» держали крепко.
– Да. Для окончательного решения дхарского вопроса. Могу я намекнуть, что иного выхода у вас нет?
– Вы ошибаетесь. Есть!
– У вас его нет. И не будет. Я дам вам немного подумать. Вернем вас в больницу на пару дней. Правда, ключ, который вы спрятали по совету Пустельги, мы забрали. Впрочем, он бы вам не помог…
– Ника! – Юрий резко повернулся. – Они убили Сергея!
– Как?
Она ощутила боль и бессилие. Значит, Пустельга тоже…
– Молчите! – Агасфер резко встал. – Имейте в виду, терпение может кончиться. Я дам вам три дня, Юрий Петрович. Потом мы продолжим разговор в уже знакомом вам подземелье…
В голосе Агасфера впервые слышалась откровенная угроза. Внезапно Орфей рассмеялся. Это прозвучало так неожиданно, что черный силуэт отшатнулся.
– Ну что ж, Юрий Петрович. Посмотрим, насколько у вас хватит сил… Уведите!
– Постойте! – Ника попыталась освободиться, но «черные» держали крепко. – Дайте минуту… проститься…
– Хорошо, – Агасфер вновь отступил в тень. – Но – ни одного слова. Первое же слово – смерть!
Хватка немного ослабла. Она повернулась. Орфей был почти рядом, но охранники стояли, сомкнув плечи – ни протиснуться, ни достать рукой…
Он улыбнулся, Ника тоже – из последних сил, еле сдерживаясь. Она чувствовала, как по щекам текут слезы, но боялась вытереть их. Может, Орфей не заметит… Внезапно показалось, что откуда-то доносится тихий шепот.
– …Ника! Ника! Ты слышишь меня?
– Да! – беззвучно закричала она. – Орфей, слышу! Не бойся за меня. Они мне ничего не сделают! Ты молодец, все гордятся тобой. И я… Я тоже… Я люблю тебя…
– Я люблю тебя, Ника! Извини, не могу поступить иначе…
– Знаю… Но мы все равно встретимся! Все равно!..
Орфей поднял вверх скованные руки, но «черные» уже волокли его к темному провалу двери. У самого входа Юрий на секунду остановился. Их глаза встретились…
…Нике казалось, что она уже умерла. В ушах звучал странный шум, похожий на скрежет, в лицо плеснула вода… Наконец она очнулась и поняла – еще не конец. Самое страшное случилось, но ей еще предстоит допить то, что осталось в поднесенной чаше.
– Вам лучше? – Агасфер стоял буквально в одном шаге – неприступный, холодный. – Вы взялись за страшное дело, Виктория Николаевна. Я знал, что у вас не хватит сил…
– Хватит, господин Иванов! – кажется, голос звучал нормально, без дрожи. – Что вам еще надо?
Голова в черном капюшоне чуть наклонилась, и Ника увидела, что в лицо ей смотрит пустота.
– Зачем же так, Виктория Николаевна? Я мог бы сказать, что мне жаль вас, но это неверно. Я не жалею и не сочувствую, но испытываю к вам вполне естественное уважение. Я узнаю, кто именно вооружил вас против меня, это несложно. Но сначала решим вопрос лично с вами. Наверное, самым честным было бы просто отпустить вас, Виктория Николаевна. Этим я бы воздал добром за зло, и вы не ощутили бы радости победы…
Ника невольно поразилась. Радости? О чем он толкует? Или у Агасфера другие чувства – не такие, как у людей?
– Я выразился точно, – Иванов словно читал ее мысли. – Сейчас в вас говорят эмоции, вы боитесь за Юрия Петровича. Напрасно! Не за него следует опасаться. Он-то мне нужен, а вот вы…
– Дешевый прием, господин коммунист! – она заставила себя улыбнуться. –Угрожать женщине…
Ника перевела дыхание. Теперь уже не страшно. Она побывала там, где беззвучно кружат стаи воробьев и течет медленная тихая река.
– Вспомнили, что вы женщина? Я не забывал этого, Виктория Николаевна. Но вспомните и о другом: вы сумели сорвать важнейшую государственную программу, рассчитанную на укрепление обороны СССР. Сантименты здесь ни при чем. Вы – мой враг и не скрываете этого…
– А вы чего ожидали? – удивилась она. – Неужели благодарности?
– Вот видите!.. Я мог бы вспомнить, что вы – слабый человек, вам страшно и, кроме того, вами кто-то неплохо управлял. Увы, на свободе вы еще более опасны. Ваши новые знакомые попытаются вновь с вами встретиться. А вот этого я допустить не могу.
Выходит, Агасфер боится – ее и тех, с кем она сидела у холодного костра! Ника не ощутила радости, скорее почувствовала что-то, похожее на презрение. Хорош всесильный! Несколько безоружных людей вдребезги разбили его замыслы. А что будет, если объединятся остальные?
– Вы меня поняли… – черный капюшон кивнул. – Теперь о вашем Рубине. Не хочу разочаровывать, но он не поможет. Этот камень – память о далеких веках, когда еще соблюдались нелепые обычаи и условности. Но даже если играть по этим смешным правилам, он не спасет. Я не имею права вас убить, Виктория Николаевна, поскольку вы – посол, принесший весточку от моих добрых друзей. Но я не могу и не собираюсь запретить органам внутренних дел арестовать вас как опасную пособницу врага. Не я подписывал ордер на арест! А в НКВД Кровавый Рубин не поможет. Для тамбовских костоломов товарища Ежова он – обыкновенный «вещдок», который приобщат к вашему делу…
Вспомнились слова Фроата. Похоже, Агасфер говорил правду. Но почему он столь многоречив? Неужели она в самом деле сумела его так напугать?
– К сожалению, наряду с множеством достоинств у нашего первого в мире социалистического государства имеются и отдельные недостатки. Среди них, в частности, то, что приговоры порою выносят еще до ареста. Не пугаю, просто объясняю. Ордер подписал Ежов еще неделю назад. Вас ищут по всей стране…
– А вы умываете руки? – у нее еще нашлись силы, чтобы усмехнуться.
– Не без сожаления. Вас судили заочно, как пособницу опасного преступника Юрия Орловского, написавшего клеветническую книгу, порочащую общественный и политический строй СССР.
…Вот значит как! Теперь ясно, над чем работал Орфей долгими вечерами! Да, она не зря гордилась им… Но на мгновение стало жаль, что роман, о котором они столько говорили, так и остался не написан. Роман про Иешуа из Эн-Сарида и того, кто тоже умыл руки…
– Впрочем… – Агасфер помолчал, подчеркивая значимость того, что будет сказано. – Я согласен помиловать вас… если вы меня об этом попросите …
Вначале Ника не поняла, затем на ее охватила радость. Жить! Всего лишь несколько слов! Она никого не предаст, не подведет, просто попросит о жизни. Что может быть естественнее, понятнее? Никто не осудит – даже Флавий, даже Варфоломей Кириллович…
Агасфер ждал, не торопя. Внезапно Ника ощутила нечто странное. Ее враг волнуется, словно речь идет не о ее жизни, а о его собственной.
…И тут она поняла. Дело не в словах. Просто это будет первой просьбой, и ей не откажут. Она останется в живых и будет против собственной воли чувствовать себя обязанной. Ей не предложат сразу же выдать Терапевта или Флавия. Напротив, Агасфер предложит попросить о чем-то ином – о свободе или даже… о жизни Орфея. И вот тогда…
