заклинания она должна появиться — до невозможности глупо. Наверное, я просто нервничаю на пустом месте. Но…
— А если собранный он начнет фонить? — тогда пытаться скрыться с ним — все равно что скрываться в сопровождении барабанщика и факельного шествия.
— Не начнет, я читал описания. Здесь мы и так натворили такого, что чуть больше — чуть меньше. А потом придется быть тише воды, ниже травы.
Может, он и прав — но почему так страшно?
Освобожденные части посоха меж тем продолжали тянуться друг к другу, и бившаяся между ними магия скользила по коже. Тайрон чуть ослабил руки, и обломки стали единым целым. Всплеск, действительно, оказался таким, что наверняка перебудил всех окрестных магов.
За спиной почти бесшумно отворилась дверь. Те, кто были за ней, не пытались быть незаметными — просто хорошо смазанные петли не скрипят. Они и сейчас не скрипнули — но я услышала, даже не услышала, почувствовала — страх обострил восприятие до предела. В развороте выхватила нож — зал большой, пару раз бросить успею.
Не успела — сильные пальцы перехватили запястье, вывернули резко, до боли, так что клинок выпал из беспомощно разжавшейся руки, зазвенел по полу. Я рванулась сквозь боль — высвободиться, успеть сделать хоть что-то. Только не оказаться снова беспомощной, только не все сначала — но сзади уже держали — жестко и крепко, не пошевельнуться. Откуда? Тай??? Почему?
Ни дернуться, ни пошевельнуться — только беспомощно смотреть, как в зал входит человек в сопровождении четверки боевых магов.
Вошедший коротко поклонился:
— Государь…
Мир замер, ухнул в звенящую серую полутьму, и я осела в ставших вдруг чужими жестких руках.
— Здравствуй, Ритан. Поехали. — Пробилось сквозь звон.
Оказывается, меня уже не держали. Оказывается, я даже могу стоять.
Может, это просто кошмар? Ничего не было, и на самом деле я мечусь в бреду, а за стенами храма гуляет чума… Бред…
— А ее — с нами?
— Да. — Эльф оглянулся. Замер, глядя на меня, медленно шагнул, протянул руку — я попятилась, уперлась спиной во что-то — или в кого-то… В кого-то, потому что сзади держали за плечи — а я не могла оторвать взгляд от ставшего чужим лица.
— Аларика…
Бесконечное мгновение — глаза в глаза. Скажи, что это неправда. Бред, сон, кошмар, дурацкая шутка — все, что угодно, только не правда. Я поверю — поверю всему, что хочешь…
Он стремительно развернулся и шагнул за дверь.
Тот, что держал, легонько подтолкнул в спину — и я послушно пошла на ватных ногах.
Факелы на стенах только что бывшего пустым коридора. Камень и факелы на стенах… Уже не страшно. Уже ничего не страшно.
В просторном зале у входа ждал второпях одетый человек с тяжелой золотой цепью на шее. Метнулся навстречу, склонился:
— Государь, я…
— Калит. — Голос был холоднее горной реки. — Если помнишь, я еще год назад говорил, что академия охраняется из рук вон.
— Государь не думаю, что кто-то кроме тебя смог бы…
— Не надо лести. Два проходимца с большой дороги пришли как к себе домой и взяли то, что хотели. Сейчас это оказалась никому до сей поры не нужная палка — но что помешало бы им взять пару экстрактов из выделений заразных больных? Из тех колб, что хранятся под замком на кафедре лекарей. И спустить в ближайший колодец?
— Яд можно добыть в любой зелейной.
— Яд убьет десяток — и остальные мигом поймут, в чем дело. Скольких убьет холера?
Человек склонил голову.
— Завтра, до четырех пополудни я жду письмо, в котором расскажешь, что намерен изменить. Тогда же и определим твое наказание. И напомни главе кафедры целителей, что от него я тоже жду письмо. Ступай.
Не верю. Не хочу верить.
За оградой ждал небольшой отряд — дюжина, не больше, с парой оседланных коней. Одного подвели королю, мне дали другого, правда, поводья перехватил кто-то из стражников. Руки оставили свободными, и даже оружия не отобрали — но что с того? Тело казалось чужим, кружилась голова, и я не слышала ничего кроме цоканья копыт о булыжники, гулко разносящегося по ночным улицам, эхом отдающимся в ушах. Король разговаривал с тем, кого назвали Ританом — время от времени полуоборачиваясь — и я могла разглядеть безукоризненный профиль. Профиль, отчеканенный на монетах.
Потом улицы кончились. Настежь распахнутые ворота дворца. Люди с факелами во дворе. Бесконечные коридоры, спины стражников перед глазами. Маленькая комната, окно на полстены. Стол с чернильницей и кипой пергамента, шандал на десяток свечей. Удобный стул, книжные полки. Кабинет?
Он вошел с другой стороны. Все та же простая дорожная одежда — доспех он уже снял — только серебрился тонкий обруч на лбу. Поставил посох у двери, точно никому не нужную палку.
— Оставьте нас.
— Государь, она при оружии, — неуверенно возразил кто-то.
— Я тоже при оружии. Вон.
Торопливые шаги за спиной, мягко закрывшаяся дверь. Тишина. Лицо Тайрона — напряженное, изучающее. Молчание — вязкое, тягучее, оглушительное. Я не выдержала первой:
— Скажи, что это неправда. Пожалуйста…
Он не ответил — лишь на миг отвел взгляд. Я обхватила руками плечи — почему-то познабливало. Вот, значит, и все…
— Когда казнь?
Тайрон… нет, король, усмехнулся.
— Хорошо же ты обо мне думаешь.
— Не знаю, что думать. После… Все было ложью.
— Я не солгал ни единым словом.
— Да… — медленно повторила я. — Ни единым словом…
— Так нужно было.
Зачем он оправдывается, зачем? Какая теперь разница — почему. Главного не изменишь…
— Наверное. Тебе виднее… государь.
— Когда ты готова была шарахаться от каждой тени… поверила бы, что король не желает тебе зла?
А кому верить сейчас? Все было ложью, все. Не за что зацепиться, ничего не вернуть.
— Да, ты просто сама доброта. Воплощение света.
— Нет… Смерть Юрилла и завещание — действительно на моей совести. Мальчик заигрался… Но я не отдавал приказ убить твою семью. Когда пошли слухи о заговоре я приказал выяснить, в чем дело. Кто превратил это в «раскрыть заговор любой ценой» — пока не знаю. Но разберусь.
— Может быть.
Это что-то изменит? Мертвых не вернуть…
— Слова Рии — против моих. Кому предпочтешь поверить?
— Никому, — устало произнесла я. — Уже никому. Вы стоите друг друга. Ей нужна была марионетка, тебе — игрушка.
— Нет.
— Наверное, все правильно. Когда разыгрывается партия, никого не волнует судьба пешки. — Я уставилась в темноту за окном. Уже не больно. Уже все равно.
Он подошел сзади, попытался обнять — я молча вывернулась, отступила к стене. Эльф замер, неловко опустив руки:
— Пешка может выиграть партию, став королевой.
— Чего? — я расхохоталась, сползла по стене на враз ослабевших ногах, всхлипывая то ли от смеха, то ли… — Полагаешь, снова можешь разыграть эту козырную карту? Кто из нас двоих окончательно сошел с ума?
— Аларика… Что сделать, чтобы ты поверила?
— Все, что мог, ты уже сделал, — криво усмехнулась я. — Осталось только добить.
Теперь отвернулся он. Долго стоял, глядя в темноту за окном. Я прислонилась затылком к стене. Откуда-то сама собой всплыла колыбельная. Та, что…
— Так неслышно тают свечи, — тихонько затянула я. — Сумрак падает на плечи…
Он стремительно развернулся — еще пару дней назад я шарахнулась бы от этого движения — и от выражения его глаз. Сейчас… уже ничего не страшно. Даже голос не дрогнул.
— Сон свои диктует речи И тебе, и мне, И когда уже немного До зеркального порога…
Уже не больно. И слез тоже нет. Ничего нет. И жить тоже незачем.
Король… Тайрон подошел, присел напротив — близко, слишком близко, но не прикасаясь.
— Ты говорила, что все равно, кто я…
Я медленно покачала головой, снова криво улыбнулась:
— Значит, ошиблась. Хотя дело не в этом. Просто сейчас… Я не могу тебе верить. Не могу верить ничему, что было… — я опустила голову на колени. — Если решишь казнить — убей быстро. Или просто позволь мне уйти.
Какая разница, на самом деле? Ни жизнь, ни смерть уже не имеют значения. Ничего не имеет значения.
— Как я отпущу тебя? — ответил он. — Не уходи.
— Если бы ты рассказал хотя бы месяц назад… неделю… вчера — до того, как…
