— Иван Григорьевич, что теперь в первую очередь делать?
— Доставать новый, крепкий железный брусок, — ответил Журавленко.
Он с силой сцепил за затылком руки и потянулся, как на утренней зарядке перед трудным рабочим днём.
Глава двадцать четвёртая. За дело берётся Михаил Шевелёв
Рано утром к Журавленко пришли Сергей Кудрявцев, Михаил Шевелёв и с ними старичок, такой узенький, словно туловища у него и не было, а весь состоял он из лёгких ножек, узловатых рук, длинной шеи и маленькой, как у птицы, головы.
Старичок зажал под мышкой меховую шапку-ушанку, внимательно осмотрел развороченный угол башни и спросил Журавленко:
— Значит, для опоры-то у вас ничего подходящего не имеется, так я понимаю?
— У меня нет. А у вас? Мне нужен железный брусок вот такого сечения…
Журавленко начертил его на бумаге и обозначил размеры.
— Найдётся такой, — сказал старичок. — Хозяйство большое. Только мне-то что с вас за это будет?
Сергей Кудрявцев побагровел:
— Ты, дядя Федя, строителей не позорь!
А Михаил Шевелёв сказал тихо и спокойно:
— Тебе будет то, что брусок башню поддержит. Это красная цена. Понятно? И вот возьми-ка заявление.
Дядя Федя прочитал в заявлении, что его, заведующего кладовой, просят выдать железный брусок, необходимый для создания новой строительной машины. Под заявлением была красивая, с затейливыми завитушками подпись Сергея Кудрявцева и простая, ясная, как у школьника, подпись Михаила Шевелёва. А сверху наискосок было написано красным карандашом: «Разрешаю» — и властный росчерк начальника.
— Гм, полный порядочек! — сказал дядя Федя, аккуратно сложил заявление и спрятал в бумажник, потом весело подмигнул Журавленко и показал на Шевелёва:
— С ним всегда получается такая политика. Думаете, на работе у нас как было? Мы начальства и то меньше стеснялись, чем Мишку Шевелёва. Вот какая у него политика!
Сергей Кудрявцев торопил:
— Ладно. Некогда. Пошли, «политика», за бруском.
Михаил Шевелёв остался. Он взял стул, сел перед моделью и спросил Журавленко:
— Не помешаю?
— Нисколько. Я чай поставлю. Выпьете со мной?
— Спасибо, выпью чашечку. А расчёт дали проверить?
— Вчера вечером отвёз.
Пока Журавленко ставил чайник, чистил зубы, умывался, пока ходил в булочную и «Гастроном», Михаил Шевелёв сидел перед моделью и разглядывал ее.
Когда вернулся Сергей Кудрявцев с новым железным бруском, Журавленко ещё не было дома.
— Садись-ка рядом, Сергей.
Кудрявцев сел рядом с Шевелёвым.
— Объясняй.
Сергей Кудрявцев начал объяснять. Послушали бы, как лихо начал!
Он объяснил, что из контейнеров кирпич попадает в загрузочный аппарат, оттуда подаётся в телескопическую трубу, что в ней и в других трубах глазки сделаны для того, чтобы не застревала кирпичная пыль и щебёнка, а заодно и для контроля. Затем он показал устройство нескольких приборов, в том числе и приборчика, который даёт сигнал машине подняться выше, как только ряд уложен.
— Погоди, — перебил Шевелёв. — А что это под ним за механизм? Он для чего?
— Как для чего? Тут, брат, хитрое устройство. Может, он регулирует подачу… Может, он…
И заплавал Сергей Кудрявцев, как плавают школьники по морям и океанам, стоя в классе у карты, когда не знают, где найти нужный остров.
Ещё минута — и готово, совсем утонул бы. Но вошёл Журавленко с покупками:
— К столу, пожалуйста. Несу чай.
Сергей Кудрявцев в два счёта застлал газетой письменный стол, придвинул стулья и развернул покупки.
Сели пить чай.
— С сегодняшнего дня, Иван Григорьевич, у вас ещё один помощник — вот эта самая личность, — представил Михаила Шевелёва Сергей Кудрявцев. — Можете всё ему доверить, — свой.
— Да, великое дело — свой, — сказал Журавленко. — Иногда побудешь с человеком час, и тебе уже ясно: это свой. Иногда рядом с человеком живешь, годами рядом работаешь и всё-таки в свои не запишешь.
Не сказал он только о том, что не сегодня, а раньше и без всяких рекомендаций он записал бы Шевелёва и в свои, и в помощники.
Но помощник вначале мало помогал. В свободное от курсов время он сидел перед моделью и задавал вопросы.
Журавленко подробно отвечал, рассказывал, как что устроено.
Михаил Шевелёв слушал, слушал, потом говорил:
— Не понимаю. Не вижу, что там внутри.
Пришлось развернуть ему чертежи.
И начал Михаил Шевелёв сравнивать каждую деталь на чертеже с тем, во что она превратилась в модели.
Когда по дороге из школы Маринка и Лёва заходили к Журавленко, они видели, что Сергей Кудрявцев работает так, что «смотреть жарко», да ещё с весёлой шуточкой; видели, что Ивану Григорьевичу рядом с ним легко и весело.
А Михаила Шевелёва не слышно и здесь. Когда двоим бывает трудно справиться — подойдёт и поможет. Но большей частью он сидит за чертежами — и ни с места.
И в который уже раз, Маринке было обидно за папу. Ну почему он у неё такой медленный и такой тихий?
Глава двадцать пятая. Одноклассницы и одноклассники
Ребята заметили, что Лёва держит Маринкин портфель, пока она одевается, что вместе они выходят из школы. И вдруг в раздевалке, у дверей на улицу, Маринка и Лёва услышали:
— Жених и невеста! Жених и невеста!
Лёва побледнел. Невыносимо ему стало от этих слов, нестерпимо.
Он рывком обернулся и увидел, что ближе других стоит к нему Лёнька Грибов: красные щёки, нос в веснушках, школьное прозвище — Мухомор.
Грибов улыбался так, что щёки придвигались к глазам, оставляя узкие щёлочки, и тянул ещё:
— …веста!
Со всей силой Лёва толкнул его к двери Маринкиным портфелем, который как раз держал в правой руке:
— Выходи!
Грибов выскочил из школы — и бежать… Лёва, с зажатыми под мышками двумя портфелями, бежал за
