самого ада и тянутся к тебе руками. Тени прошлого, девочка, как наши грехи, стремятся задушить тебя, и ты не знаешь, куда от них убежать!»
Он поднялся и поцеловал ей руку.
— Надеюсь, мы еще увидимся, — многообещающе улыбнулась она. Он окинул ее оценивающим взглядом и кивнул:
— Я бы хотел на это надеяться…
С этими словами он быстро вышел на улицу.
Перед тем как сесть в ожидающую его машину, он огляделся.
Они все еще стояли, с восторженными лицами, полными ожидания и любви. «Сейчас они готовы восклицать мне осанну, а завтра — распнут…» — усмехнулся он. Впрочем, даже это он был склонен расценивать как свидетельство собственного величия.
Неожиданно его обдало холодной волной. Чей-то взгляд… Кто-то смотрел ему в спину. Кто-то пытался уничтожить его взглядом, полным ненависти.
Он обернулся.
Все в порядке, просто расшатались нервы. Никого, только толпа обожателей. Ни…
Опять. Он был уверен, что там, в этой «кожаной» толпе, стоит человек со смертью в глазах. Его, Тарантуловой, смертью.
Листок с дерева, кружась, упал на его рукав. Он уже собрался стряхнуть его, но маленькая точка привлекла его внимание.
На листе был мертвый паук.
«Дурацкая шутка, — подумал он, вытирая со лба холодный пот. — Всего лишь дурацкая шутка».
Однако он поднял глаза, пытаясь увидеть кого-то — кого? — там, в кроне дерева. Конечно, там никого не было.
Попытавшись снова прогнать наваждение, он влез в машину. Кресло застонало под тяжестью его тела.
После звонка этой женщины он уже готов нести чушь.
После этого чертова звонка его жизнь превращается в ад.
Впрочем, не была ли она адом до этого?
Иногда Тарантула мучило сознание того, что он ошибся. Выбрал не то направление пути.
Сначала в нем жила только жестокость молодости и стремление к власти. Он не знал, как этого достичь, поэтому воспоминания прошлого сейчас становились мучительными. Слишком много было там черных пятен, от которых хотелось спрятаться.
Власть пришла тогда, когда он разорвал путы, заботливо наложенные на него матерью. Когда он плюнул на приличную дорогу медика и стал тем, кем он является сейчас. Рок-звездой.
Власть сначала была полной. Зал делал то, чего он ждал. Публика была готова распластаться ниц и дать ему пройти по собственным телам.
Вот тут и оказалось, что кайф от этого исчезает быстрее, чем ты его ждешь. Но исправить уже ничего нельзя. Совершенное тобой — сделано. То, что представлялось тебе умным и правильным, на деле было подлым и отвратительным.
Даже продолжать разыгрывать из себя сатаниста ему надоело. Он, если честно, никогда и не верил в Люцифера. Это тоже была игра, хотя поначалу…
Он вздохнул. Поначалу эта игра приносила ему удовлетворение. И бессмысленно, глупо и нечестно отрицать это.
Машина остановилась перед гостиницей. Он вышел. За его спиной все еще маячил эскорт «Ангелов Ада». Надо же, какое у них название. Он усмехнулся. Пришельцы из преисподней…
Обернувшись, он окинул их бесстрастные лица так же холодно, как смотрели они.
Махнув рукой, он сделал шаг на ступеньку.
Хлопок прозвучал внезапно. Он почувствовал резкую боль, потом все потемнело.
Ему казалось, что он проваливается в канализационный люк.
Крик взорвал улицу.
Массивное тело Тарантула медленно сползло на ступеньки гостиницы.
Глава 4
Пенса дома не было — с таким же успехом можно было пытаться дозвониться до небес. Трубку никто не брал.
Я вздохнула. Торчит в гараже, и ему все до лампочки… Если только враги не прорвались к нему… Впрочем, Лариков уверил меня, что эти люди вряд ли способны на крутые деяния. По его теории, они относятся к разряду патологических трусов, а из этого следует, что рисковать они не станут.
Это на нас с Пенсом наводить ужас и панику — пожалуйста. А с придуманным мной «Фредом» ничего не получится. Они же не знают, что он придуманный. Пока, по крайней мере.
Жажда деятельности меня распирала. Так хотелось продолжить мои военные действия против этого осиного гнезда — просто руки чесались.
Я посмотрела на часы. До прихода Ларикова оставалось около двух часов.
Значит, мне придется смириться с собственным бездействием.
В это время в дверь позвонили.
Я открыла и увидела на пороге весьма странную личность. В немецкой каске поверх банданы, он производил впечатление карнавального шута. Огромные сапоги — как бедолага передвигается в них в этакую жарищу? В общем, личность просто неповторимая. «Ту-ту-ту, — протрубила внутри меня опасность. — В наш замок вошли враги…» Я эту самую личность знала немного, поэтому мы остановились друг перед другом, изумленно тараща глаза. Ни он меня, ни я его не жаждали увидеть, это уж точно.
— А… — открыл он свой щербатый рот, рассматривая меня с интересом. — Что это ты делаешь тут?
Конечно, я могла бы объяснить свое присутствие в этом тихом оазисе любыми причинами, но в поведении моего давнего недруга, по имени Володя и по кличке Кайзер, было что-то ненормальное. Для начала — вся его самоуверенная наглость куда-то улетучилась. Лицо в данный момент выражало озадаченность и печаль — раньше я вообще не представляла себе, что это квадратное чудовище способно на чувства и мысли.
Поэтому я честно призналась, что работаю.
— Ты? — продолжал удивляться Кайзер. — Кем это?
— Уборщицей, — ляпнула я, что, впрочем, было не так уж далеко от истины. Если учесть, что в те два дня, которые я провела под патронажем Ларикова, я занималась исключительно уборкой, то у меня есть все основания считать себя уборщицей.
Кайзер успокоился и вальяжно раскинулся в кресле, задрав ноги на стол.
— Значит, Ларек тебя нанял убираться? — спросил он, закуривая.
Так как он постарался направить струю дыма прямо мне в лицо, я поморщилась, отгоняя рукой от себя дым дешевых сигарет.
— Какой еще Ларек? — спросила я, демонстративно раскашлявшись.
— Ну, Лариков.
— Так и изъясняйся, — посоветовала я. — Находишься среди интеллигенции, так будь добр забыть про свои манеры обитателя трущоб.
Он вытаращил на меня свои глаза и пробурчал, что мне надо бы поучиться разговаривать со старшими.
Потом замолк на полуслове и принялся изучать то потолок, то меня.
Я попыталась заняться своими делами, но это было не так-то просто под прицелом его глазок.
— Слышь, Морковка, а я только сейчас понял, какая же ты рыжая! — изрек он с таким видом, как будто на него снизошло озарение свыше.
